— Ага, — кивнул Выпь, жадно внимая.

Лут интересовал его, влек к себе неудержимо. Весь прошлый путь он почти не уходил с палубы, пытаясь понять это чудное явление.

— Вообще лучше Ржавье миновать, но это не так интересно. — Честно признал русый и улыбнулся по-мальчишески азартно. — Я потом покажу тебе непостоянную планку, за счет которой ты сможешь увести корабеллу сразу на шесть-семь уровней вверх. Восхитительная придумка Лута!

— А чем опасны поля?

— Жильцами, щ-щегол, — хохотнул старпом, подступивший тихо. — Как засадят соломкой в задницу — все проклянешь, отвечаю.

Волоха же прищурил хвойные глаза, спросил вкрадчиво:

— Скажи, Выпь. Ты же был пастухом, верно? Знаешь, что такое ответственность. Как бы ты поступил, если ради безопасности всего стада нужно было откупиться одной особью?

Наверное, Лут хорошо влиял на него. Иначе с чего бы Второй сообразил подоплеку сразу?

— И кем именно вы предлагаете пожертвовать?

Ивановы переглянулись, обменялись репликами на своем причудливом языке. Надо выучить, подумал Выпь с угрюмой решимостью, надо заставить Юга обучить его.

Взгляд капитана упал на эдр.

— Разреши?

Выпь без слов уронил безвестную игрульку в ладонь Волохи. Тот, опустив ресницы, слепо огладил ребра пальцами.

Проговорил медленно, будто слушая Лут:

— Как если бы эхо или прообраз сферы Дайсона...

— Капитан, до нас гости! — бодро отрапортовал Буланко.

Старпом недовольно цыкнул, капитан же вздрогнул, вернул игрушку Выпь, поправил меховой жилет и вздохнул, как перед началом неприятного разговора.

— Ну вот, сам все и увидишь. — Кивнул кому-то за спиной Второго.— Здравствуй, Жиль.

***

Выплеснувшееся на палубу, подле самого флага багряно-алое пятно шевельнулось, протянулось вверх, съежилось плащом, открывая ржаной блеск соломенного существа, коряво рифмующего человеческий силуэт.

— Приветствую, капитан. Давненько не заглядывал. Или сторожишься?

Оно шелестяще — как сухое зерно посыпалось — рассмеялось.

— Лут большой, разными путями ходим, Жиль, — легко уклонился от прямого ответа Волоха.

— Я вижу, ты с новиками. Представишь?

— Нет. Сами захотят — назовутся, а неволить не стану.

— Добро. В прошлый раз, помнится, ты славный гостинец мне припас, нынче тоже не с пустыми руками явился?

— Твоя правда, Жилец.

Волоха поймал взгляд Буланко, кивнул. Парень живо споймал ойкнувшую Медяну, прижал к девичьей шее колючее лезвие.

— Ах ты, подлец! — обиженно вскрикнула рыжая, но вырываться остереглась.

Руслан пошел бурыми пятнами от стыда. Проговорил сбивчиво:

— Прости... Ты мне нравишься, горлинка... Эх, самому не по сердцу. Но капитан приказал, не можно ослушаться...

— Славная, — длинная, из соломы свитая рука Жильца подцепила волосы девушки, — и красная. Люблю красных. Угодил, капитан.

— Мы можем идти дальше?

— Не задерживаю, — сухо рассмеялся Жилец, оплетая девушку потрескивающими соломинами.

Буланко нехотя попятился к борту, но топор прятать не спешил. Следил глазами.

— Отпусти, — тихо попросил Выпь.

Дятел крякнул, выразительно толкнул в бочину Волоху. Тот лишь отмахнулся, весь сосредоточенный на действиях Второго. И Третьего, который скользнул ближе к естественному врагу. К единственному другу.

— Ну вот, запрягли-погнали. Как бы только, гаджо, арфу бы нам не покоцали, щеглы пламенные.

— Об этом не волнуйся. Наблюдаем. План не меняем.

***

— Ты кто такой будешь? — сухие, витые из стеблей пальцы неприятно ощупали подбородок Второго, задели кольца на шее. — Аааа, неужели Второй? Давно я вашего брата не встречал-не привечал. Что же ты за девочку вступаешься? Вам же до людишек-огарышей дела нет.

— Мне есть. Не тронь ее.

Выпь смотрел только на порождение Лута, но чувствовал любопытные, не злые взгляды Ивановых. Что за странные люди, подумал с невольным, удивленным раздражением. Что за всегда играющие, жестокие, добродушные, дружные, послушные воле капитана, люди?

Наблюдают, словно очередной из сонма полевых опытов, о которых рассказывал Юга.

— Не трону ее, возьму кого другого с корабеллы, — честно предупредило существо по прозванию Жилец.

Или Жиль?

— Никого не возьмешь.

— Какой уверенный... Как же ты за всех решаешь, не-капитан?

Выпь заставил себя не оглядываться на Волоху. Не капитан, да.

— Никого не возьмешь, — повторил твердо.

— Или ты мне воспрепятствуешь?

— Да.

Коснулся фильтров на горле. Как сработало тогда, с двойником-обманкой, он сам мог только догадываться. Подействует ли, один Лут знает. Клюв ножа удобно льнул к коже предплечья.

Толкнули под локоть. Выпь повернул голову, встретился глазами с Юга — облюдок стегнул его взглядом. Сердился, верно, что он опять «не в свое дело полез», но и сам в стороне не остался.

Юга ловко вытянул из косы цеп. Ощерился, когда сухие ладони Жильца потянулись и его лицо щупать, увернулся.

— Истинное чудо, капитан. Второй и Третий. Свободно пройдешь, ни корабеллу, ни экипаж твой впредь пальцем не трону.

— Заманчиво, — на пару с цыганом рассмеялся Волоха, — но не спеши обещать. Эти двое сами по себе. Я над ними не властен. Сможешь забрать, твои будут, не осилишь — извини.

— Договорились, — прошелестел Жилец, — будут у меня новые куколки-соломушки затейные.

Скинул плащ и вмиг потерял человеческую форму, будто только шелковый багрянец его и держал. Завился, закрутился соломенными жгутами, потянулся к живым — Юга, не спрашиваясь и не медля, огрел цепью, с хрустом-треском ломая щупы.

— Огня бы, прикурить дать чучелу, — выдохнул сквозь зубы, уклоняясь от летящей в глаза метелки.

Выпь не ответил, на руку принял крепкий жгут, натянул — обрезал ножом. Отнятый от общего тела кусок рассыпался пылью.

Но со всех сторон упрямо ползли новые, цеплялись за одежду, лезли в волосы, глаза, кололи и резали — подло, тонко и больно.

И развернуться негде было, Жилец словно закрыл их в себе, взял в кольцо, отнимая от корабеллы и людей. Да и какое дело Ивановым до них? Забава одна.

Дышать становилось тяжелее. Труха забивала нос, глаза и горло, ржаные полосы упрямо оплетали ноги, ковали руки. Жилец смеялся тихим шелестом, плел себе новых куколок.

Выпь ухватился за горло, когда его захлестнула ржано-ржавая петля, потянул ее прочь, сдирая кожу на пальцах. Задыхаясь, свалился на колени, близко увидел нацеленные в глаза соломки.

— Стой,— просипел.

Зажмурился невольно, когда укололо веки. Но дальше жгутики не полезли, застыли, прибитые голосом.

С ржаным переплелось, спелось черное. Разорвало соломенный ошейник. Юга ухватил друга за руку, помогая встать на ноги.

— Плащ, — сипло выдохнул Выпь.

Будто само в голове всплыло. Или Лут подсказал?

Ржаное почти похоронило под собой багряную шелковую лужицу накидки. Выпь ринулся к нему, отмахнулся ножом от хлестнувших плетеных хвостов, почти в тот же миг мертво завязших в черных волосах.

Ухватил пальцами скользкий, будто живой край ткани, рванул на себя и насадил на нож. Ткань лопнула не сразу, поддалась с тугим треском.

Залила грудь, руки черешневым цветом.

— Ай, да что ты возишься?! — Юга упал на колени рядом, вдвоем схватили плащ, раздирая напополам.

Запахло старой кровью и свежим огнем. Выпь глянул в лицо облюдку — скулы его блестели темным золотом, глаза были широко раскрыты, как Лутовы сеноты, и отражалось там большое, нажористое, невиданное прежде пламя.

Лут полыхал, как полдень лета.

Выпь выпрямился во весь рост, огляделся. Ржавье горело. Корабелла стояла по брюхо в кипящем, прозрачном огне. Ивановы же улыбались, а больше всех — капитан.

— Вор, — прохрипел Жиль, стягивая усыхающие щупы и сворачиваясь в тщедушного, худенького соломенного человечка, — обманщик подлый!

— Каков есть, не жалуюсь, — сдержанно усмехнулся русый, — тебе все бы куколки, а мне один убыток, людей не напасешься. Сочлись. Нечего было жадничать, такой кусок, — кивнул на Выпь и Юга, — даже тебе не отожрать.