История с боровичкой потом аукнулась спустя много лет. Периодически в каких-то рассказах, беседах я своему другу Илье Волчегорскому рассказывал, что есть такой напиток, очень интересный. Илья не лишен иногда желания попить хорошего пивка, что вызывает еще больше уважения к этому человеку. И вот волею судеб мы оказались уже в 2010-м или 2011 году в Вене в составе делегации Челябинской области по ядерной медицине. И принимающая сторона нас ведет в пивной ресторан. Встречал, кстати, чех. Я у него спрашиваю: «Скажи, пожалуйста, вот в этом ресторане боровичка есть?» Оказалось, что, конечно, есть. И тогда Илья Анатольевич сказал: «А я все эти годы думал, что с боровичкой ты хорошо и интересно выдумал. Но никогда это не высказывал. Думал, ну выдумал – интересно, как хорошо выдумал и название какое красивое». Но тут был совершенно посрамлен тем, что боровичка действительно существует, и тем, как она хорошо пьется с чешским пивом.
Академик Павлов
Мое становление и формирование как радиолога во многом обязано учебе в Москве на кафедре академика Александра Сергеевича Павлова. Надо сказать, что вот эта полноценная учеба 4 месяца в Москве – это была классическая настоящая учеба. Я напомню, что и Москва была в то время не похожа на современную Москву. Это был совершенно светлый просторный город без тени и намека на пробки. Абсолютно безопасный, где можно гулять и в час, и в два, и в три ночи. Доступный по деньгам фактически в любые культурные и питейные заведения. Мы, начинающие врачи, могли себе это позволить. Компания была действительно из всего Советского Союза. Запомнились ребята и барышни из Омска, из Новосибирска, из Харькова, из Брянска. Естественно, мы, уральцы. Надо сказать, что сейчас мы периодически встречаемся на конференциях, на съездах и вспоминаем с очень большой теплотой кафедру и как добротно нас учили.
На кафедре сохранялись патриархальные отношения. В учебной комнате стоял самовар, всегда были сушки, всегда был некий чайный перерыв. Но разговор не об этом. Руководил кафедрой очень интересный человек – крупный масштабный ученый академик Александр Сергеевич Павлов. Не знаю почему, он сразу взял меня под свое крыло, и по сей день сохраняется патерналитет. Александр Сергеевич немало способствовал нашему культурному развитию. Но при финансовой доступности культурных и питейных заведений была оборотная сторона этого процесса – дефицит бюджетов и проблема, чтобы достать билеты в хороший театр, на хороший концерт. Александр Сергеевич предоставил в наше распоряжение пачку своих бланков. А бланк академика Академии медицинских наук тогда ценился очень высоко. И письмо, написанное на этом бланке, открывало очень многие двери. У нас ни разу не было сбоев по этому поводу. Мы позволяли себе печатать письма такого содержания, допустим, директору Театра сатиры или директору цирка на Цветном бульваре Юрию Никулину: «Прошу способствовать организации посещения вашего театра на такой-то спектакль группы ведущих онкологов-радиологов Советского Союза». И вы знаете, в общем, обеспечивали. И мы посетили очень много театров. У нас висело расписание: за 4 месяца мы ни разу не повторились. У нас обычно было 4 дня культурных и 3 дня неких развлекательных в парке, кафе, еще что-то. И Москву я узнал тогда.
Вернемся к Александру Сергеевичу, к этой крайне интересной личности. Когда мы учились, это уже был пожилой человек, которому было под 70 лет. Потом, когда отношения с ним сложились более доверительные, товарищеские, он мне неоднократно рассказывал о своей жизни, это были беседы в Академии медицинских наук, в основном выборные сессии, когда шел процесс подсчета голосов. Все эти вещи длятся иногда до 10-12 часов вечера. Отсутствие, уход, мягко говоря, не приветствуется. Надо чем-то заниматься. Александр Сергеевич, сохраняя покровительство, рассказывал о себе. Он окончил медицинский институт в 1942 году, попал на фронт, после короткого обучения стал врачом танкового полка. Воевал под Сталинградом, потом на Курской дуге был тяжело ранен, потом демобилизован. Кстати, в боях он участвовал не в тылу, а врач танкового полка ехал в танке с экипажами. Танк был подбит, где он и получил тяжелое ранение, которое несколько изменило его судьбу. По возвращении он поступил в Институт рентгенорадиологии. И вскоре, в 1946 году, был приглашен в качестве научного сотрудника – потом он стал заместителем начальника по науке в спецлаборатории в Мавзолее имени Ленина 9-го Управления НКГБ СССР, где работал до 1960 года. При нем из эвакуации привезли тело Ленина с определенными проблемами, которые возникли из-за неаккуратного хранения, неправильного ухода во время эвакуации, участвовал в их устранении. Он участвовал во вскрытии и бальзамировании Иосифа Виссарионовича Сталина. При нем же Сталин был извлечен из Мавзолея.
Вскоре после этого он был направлен в качестве представителя Советского Союза в Европейский отдел ВОЗ, где проработал несколько лет. И там, как он говорил, долгими швейцарскими вечерами изучал литературу, пользовался библиотекой и фактически оттуда он привез ту радиологию, которая легла в основу той специальности, где мы работаем. В частности, он внедрил системное облучение больных с лимфогранулематозом, изменив разительнейшим образом результаты лечения этого заболевания. Затем он был некоторое время директором Института Герцена. В последние годы, когда мы учились, он был директором Российского научного центра рентгенорадиологии, тогда Московского НИИ рентгенорадиологии. И вот такая славная жизнь. До сих пор Александр Сергеевич в строю, несмотря на свои 94 года. Публикует статьи. Два года назад, когда мы отмечали по линии Ассоциации его 93-летие, он меня сильно журил, что я пропустил одну важную интересную публикацию в «Российском онкологическом журнале». И я был вынужден признать, что Александр Сергеевич прав и действительно журить меня было за что.
7 ноября 1975 года
Первый курс. Поступление в институт. Жуткий серьезный стресс. Несмотря на окончание 31-й школы, где средний балл 4,75, понятно, что вступительные экзамены оставались и остаются очень большим рубежом, очень сильным стрессом. Тем более что тогда не было ЕГЭ, было, по-моему, 12 экзаменов в школе. Потом с интервалом в месяц четыре вступительных экзамена в институт, каждый балл которого был буквально на вес золота. Но, к нашему счастью, после всех этих стрессов, всех нервотрепок нас, как всех первокурсников, отправили, естественно, в колхоз. Это была «Чайка» за селом Миасское, не Бог весть где, особенно сейчас, но тогда казалось, что выехали на край света в пионерский лагерь, мало приспособленный для жизни осенью и в некой прохладе, тем более для городских ребят. Куча новых знакомств, куча новых встреч, группа, в которой предстоит учиться будущие 6 лет. Естественно, первые знакомства, первые влюбленности.
107-я, 108-я группы были одной колхозной бригадой. Я был комиссаром бригады, так уж получилось. И буквально в первые дни познакомились с некой девушкой, и завязалось что-то. Потом спустя некоторое время барышня заболела, и я остался один. Этот месяц в колхозе оказался очень длинным. Приехав назад на занятия, как бы заново состоялось знакомство. Уже все мытые, все чистые, все пригожие и хорошие. Ольга оказалась рядом – за одним столом на целом ряде занятий. Это было все не случайно. Все развивалось, как положено на первом курсе среди студентов, – первые поцелуи на посвящении в студенты. Рядом был все время мой близкий товарищ, которому, как я понял, барышня тоже достаточно нравилась.
Приближалось 7 ноября, которое мы встречали обеими группами на квартире одной из нашей девушек в центре города.
Потом много было событий. Сейчас мы очень дружны с этой девушкой – уже взрослая сложившаяся замечательная, красивая женщина со своей жизнью, со своей семьей.
И, конечно, жаль, что тогда все пошло не так, как могло бы пойти. Но это одна из жизненных развилок, которые у нас встречаются, которые определяют жизненный путь так или так. Но жизненный путь пошел так, как он пошел.
