– Я говорил тебе, что мы расстались с ней. Но это неправда. – Арчи снова был спокоен и перебирал тонкими пальцами бусины чёток. – Терция умерла.

За секунду до этой фразы я поняла, что случилось с Терцией. Я сорвала соцветие орхидеи со стебля и уткнулась в него носом, чтобы спрятать смятение. Но мои глаза все равно выдали, что я поняла. Орхидея ничем не пахла.

– Да-да. Она отключилась. Стерла свой инфосни- мок. Покончила с собой. – Он буднично и жестко чеканил фразы. – И, как ты понимаешь, вовсе не из-за того, что я ей изменял.

Значит, вклада в искусство не получилось. Хорошо, что я оформила над Арчи опекунство и заблокировала возможность отключиться самому. А он, наивный, думал: не скажет мне про Терцию, я и не замечу, куда он двигает свою жизнь. Я уже давно не младшая сестра. А он… Он просто не успел толком побыть взрослым. Поэтому и чувствует эту разницу между жизнью и виртуальным миром так сильно.

Арчи бросил чётки и снова закурил. Глаза его болезненно блестели, и я подумала: те чувства, которые он испытывает сейчас, он никогда не испытывал в жизни… поправка, в предыдущей жизни… то есть жизни с телом… что-то я начинаю путаться… И, может быть, компьютерная модель не в силах правильно отразить то, что он сейчас чувствует. Ей приходится экстраполировать, додумывать за него. Если бы при жизни – снова поправка, жизни с телом – Арчи помыслил о смерти, возможно, его лицо исказила бы гримаса ненависти, и он крушил бы все вокруг, кричал, размахивал руками. Да, так, скорее всего, и было бы, ведь я знаю его, а компьютерная модель лишь рассчитывает. От этой мысли мне стало страшно. Очевидно, то, что сейчас передо мной, – это уже не совсем Арчи.

– Отгадай, почему она это сделала.

Я рванула из вазы второй цветок – он тоже был без запаха. В сердцах я бросила орхидею на пол и выпалила:

– Потому что дура и слабачка! Просрать столько государственных денег только из-за того, что у нее была депрессия, а ее богатый душевный мир никто, блин, не смог оценить.

Арчи всегда можно было взять на слабо. Но на этот раз он не поддался. Усмехнулся криво – это «хех» доведет меня до белого каления.

– Да нет, все гораздо проще. – Постепенно он растворялся в плотных клубах дыма. – Я не буду грузить тебя таким сентенциями, как «жизнь без конца теряет всякий смысл» или «первейшее право бессмертного – это право на смерть». Это всё банальности… А Терция просто хотела ребенка.

Арчи давно уже не работал в университете. Если ему нужен был доступ к какому-то платному ресурсу – казино, девочки, компьютерные игры, – он брал деньги у меня.

– Ты не находишь, что созвучие слов «робот» и «работать» неслучайно? Хоть я и робот, но все-таки мне бы хотелось быть больше похожим на человека, – так объяснял он свое безделье.

Я контролировала его расходы, отсекала сомнительные покупки, если подозревала, что это наркотики, заставляла работать на нашем проекте.

– Мне некогда, я пишу вторую часть книги, – ныл он, когда я в очередной раз подсовывала кусок программного кода, который нужно было протестировать.

– Какой еще книги?

– «Философия смерти», – напыщенно декламировал он.

– Покажешь?

– Закончу – покажу.

В честь дня рождения Арчи мы с мамой по памяти воссоздали нашу старую квартиру – ту, в которой прошло наше детство. Протёртый синтетический палас, куцые коричневые занавески на окнах, мебельный гарнитур с резными узорами. Эти узоры все время отваливались, и отец регулярно подклеивал их. Он тогда еще был жив. Детская – одна на двоих; над моей кроватью – пыльный балдахин, а у Арчиной – изголовье с набалдашниками в виде лошадок. Арчи откручивал их ради забавы, прятал, а я искала. Убожество, а не квартира, но какая же она была уютная, живая! И снова:

– Кэсси, ты помнишь, кто отбил кусок зеркала в коридоре?

– Да, мам. Мне не терпелось надеть новые ролики, и я врезалась на них в зеркало. А Арчи взял вину на себя…

В центре виртуальной гостиной был накрыт роскошный стол: все наши старые семейные рецепты, некоторые – еще бабушкины. Салат «Оливье», закуска «Гранатовый браслет», на горячее – утка в яблоках, на десерт – торт «Наполеон медовый». Именно так – «Наполеон медовый», а не «Медовый Наполеон», потому что так звучнее, ностальгичнее, нежнее. Произносить нараспев, с легкой грустинкой в голосе.

– Знаете, а я ведь испекла сегодня наш любимый «Наполеон медовый»… – Мама виновато приложила руку к груди. – Кэсси, тот, что здесь, тоже очень похож, но чего-то неуловимо не хватает.

Мать прикрыла глаза, подбирая слово. «Нежности? Нет, не то. Аромата? Да вроде всё есть – и ваниль, и коньячная эссенция, – всё на месте. Насыщенности? Натуральности? Нет, Кэсси обидится, хотя что здесь обижаться. Ведь в жизни то же самое – продукты стали не те, что раньше. Яблоки напичканы удобрениями, курица – антибиотиками, мороженое – синтетическими добавками. Где им быть вкусными? А, может быть, просто с возрастом у нас грубеют вкусовые рецепторы, так же как слабеют обоняние, глаза, накал чувств. Может быть, только поэтому тот «Наполеон медовый», который готовила бабушка в моем детстве, казался вкуснее того, что стоит сейчас одиноко в моей маленькой кухне. А тот, что стоит на кухне, всего лишь немногим лучше тщательной подделки, которая красуется сейчас перед нами на старинной фарфоровой тарелочке. Всего лишь немногим лучше, тогда в чем разница?»

Эх, мама, есть небольшая разница. Всё, что мы делаем в обычном мире, – лишь еще один шаг на пути к смерти. А здесь – в виртуальном мире – смерти нет. Тонкий фарфор матово поблескивает потемневшей якобы от времени позолотой. И времени здесь нет. Есть только безграничные возможности иллюзий, только безграничность эта навевает смертельную тоску.

– Души не хватает, – подсказал Арчи, хитро поглядывая на меня.

Мама вздрогнула и открыла глаза. Морщинка между ее бровей углубилась. Я сдвинула очки на лоб и укоризненно посмотрела на брата – ну хотя бы сегодня можно не… Загадочная, черт возьми, звездная система Арчибальд! Ну почему все этерниты как этерниты, а ему души не хватает! Он сделал невинные глаза и невозмутимо продолжал:

– «Души» в кавычках, если вам не нравятся теологические термины. Секретного ингредиента, синтезировать который не может даже Кэсси. Ингредиента, который связывает мысль и тело в живое существо.

– Это из твоего нового курса лекций? – перебила я.

– Нет, это другая работа – «Наличие отсутствия смысла жизни у этернита», – язвительно в тон мне ответил Арчи.

Мама ласково потрепала сына по голове.

– Милый, если ты о смысле, то посмотри вокруг. Разве наша жизнь чем-то отличается от твоей? Кэсси с утра до вечера на работе, у нее нет ни мужа, ни детей. Миллионы людей живут без смысла, не испытывают эмоций, не имеют желаний. Годами не видят родных, потому что заняты, заняты.

Я заерзала на стуле – этот упрек был адресован мне. Мама заметила мое движение и мягко накрыла своей ладонью мою – мол, успокойся, это я так, в целом. Но остановиться уже не могла:

– Я таскаюсь по врачам, смотрю глупые передачи по телевизору и готовлю пироги, которые все равно приходится выбрасывать, потому что есть их некому. На Виг же их не отправишь. Единственное, что придает моей жизни смысл, – это вы, мои дети! Если вас не станет, то на следующий день я умру!

Лицо мамы скривилось, но она сумела сдержать слезы.

– Ну, блин, это циклическая ссылка какая-то, – ругнулся Арчи. – Меня воссоздали, чтобы в твоей жизни был смысл, и я продолжаю жить только затем, чтобы ты не умирала. Вы поймали меня в логическую ловушку.

Он, прищурившись, посмотрел на меня долгим взглядом и жестом изобразил, как снимает передо мною шляпу.

Мама пропустила слова Арчи мимо ушей.

– Пойду-ка я к себе, – улыбнулась мама, – покажу вам мой настоящий торт, – на слове «настоящий» она осеклась, – через коммуникатор, хорошо?

Арчи словно того и ждал. У него было несколько минут, пока мама снимет с себя датчики, выйдет из капсулы и включит обычный коммуникатор. Он повернулся ко мне и снова смерил меня подозрительным взглядом.