Вот примерно, как эти несчастные скороходы, чувствовала я себя однажды, проведя ночь с рыжебородым купцом. К девкам приходят разные люди за разным. Одним нужны ласки, другим строгость, третьи любят поднять на тебя руку. Кто-то любуется весь вечер танцами или забавляется игривыми песнями. Кто-то всю измучает разговорами о своей или твоей жизни. Но этот рыжебородый был из самой худшей породы – он был из тех, кто отягощен заботами и не может уснуть до зари. Уже он пресытился моей любовью, и потешился моими плясками, и слушал мою игру на арфе, и выспросил меня, как я стала шлюхой. Я рассказала ему множество историй о заведении матушки Ним и спела множество песен страны Офир, а также египетских, ассирийских и греческих. Уже голова моя разбухла, глаза горели огнем, тело было, точно избитое, рот пересох, а пальцы потеряли чувствительность. Но он все не спал. Под конец, видя мои мучения, он велел мне ложится и отдыхать, а сам присел под лампой и принялся рассматривать какие-то свитки.

Однако не было мне покоя. Я лежала, закрыв глаза, и рев, подобный реву моря в шторм, наполнял голову. Странные обрывочные мысли мучили меня, и я готова была спуститься вниз и шарить по столам в поисках уцелевших после вчерашнего разгула вина и сикеры. И вот представилось мне, что мой сон – это скороход, которого властелин Дрема послал ко мне, и который спешит изо всех сил. Вот он бежит через огромную долину, заросшую алыми маками, бежит ровно, умело сохраняя дыхание, понимая важность порученного ему дела. Но долина так длинна, а за ней еще дорога вдоль соленого озера, и потом уже, по узким улочкам Города, где ему, еще, быть может, придется плутать в поисках заведения матушки Ним, потому что, хотя и славно оно далеко в округе, всегда найдется шутник, который укажет неверную дорогу… Но в конце концов скороход найдет меня и подарит мне избавление от мук.

И уже засыпая, почти не понимая, где я нахожусь и кто я, я подумала, что смерть – это тоже скороход, который когда-нибудь найдет каждого из нас.

Певцы

А что вы думаете о певцах? О людях, кому боги даровали сильный голос и верное чувство ритма, и которые поэтому благословенны от рождения, ибо всегда имеют верный кусок хлеба? Даже нищие попрошайки, которым посчастливилось уметь петь, набирают за день гораздо больше медных монет и просяных лепешек, чем их менее талантливые соседи.

Правитель Города не очень высокого мнения о певцах. По правде сказать, он их недолюбливает. «Нельзя питать уважения к тем, – говорит он, – кто взимает плату за преимущества, доставшиеся им от рождения, не преумножая их. Мудрецы неустанно совершенствуют свой острый ум, решая сложные задачи, постигая законы вселенной, творя суд над деяниями людей. Поэты постоянно в поиске новых сюжетов и характеров, создают удивительные поэмы и проникают в сущность чувств. Музыканты проводят долгие часы, тренируя быстроту пальцев и силу легких. Все эти люди, хотя и пользуются даром, данным им богами, но не бездумно растрачивают его, а совершенствуют и улучшают. Певцы же просто полагаются на свой голос и извлекают прибыли, не прилагая больших усилий».

Так говорит правитель. И я готова была бы с ним согласится, если бы не чувствовала, что ту же логику можно применить и к девкам. Мы ведь тоже полагаемся на свою красоту и можно сказать, что извлекаем прибыли, не прилагая больших усилий. А между тем, нельзя сказать, что мы равны. У мужчин разные пристрастия. Кто-то предпочитает полногрудых покорных моавитянок, кто-то узкобедрых, длинноногих египтянок, кто-то гибких и капризных уроженок страны Офир. Но почему-то все наши гости без исключения, проведя ночь с нубийкой Шебой, никак не могут ее забыть, и все возвращаются к ней. А ведь она уже не так молода, тело ее пополнело, а в углах рта наметились морщинки. Все мы, обитательницы заведения матушки Ним, знаем, что к Шебе благоволит великая Акидис, покровительница любви земной и грешной. Но знаем мы так же, что нубийка никогда не бывает ленива со своими гостями и не пренебрегает теми секретами мастерства, которые знает, но не всегда пускает в ход каждая из нас.

Вот так же и певцы. Всем им от рождения дан прекрасный голос. Но лишь некоторые из них умеют пользоваться им во всю силу, раскрыть всю его полноту и звучность и пленить любого из слушателей.

Так что, пожалуй, я не соглашусь с Правителем.

Впрочем, мнение мое ничего не значит. Ведь я всего лишь невежественная девка из квартала Цветов.

Проклятие

Нет в городе мужчины, который бы не верил в проклятия. Для защиты от этого грозного оружия они надевают амулеты из солнечного камня, оплетают запястья лентами, выкрашенными пурпуром, а в особо страшных ситуациях носят во рту серебряную монету с изображением орла. И нет в городе женщин, кроме одной, которые бы не верили в проклятие. Впрочем, женщины не так беспокоятся о защите, так как всем известно, что одной капли месячной крови на подоле хватит, чтобы отвратить любого, даже самого злого колдуна.

А я не забочусь даже о том, чтобы юбка моя была замарана. Я не верю в проклятия.

Случилось это уже давно, когда я была юницей и только-только поселилась в заведении мадам Ним. Однажды, в день грозного Давана, когда богами запрещено работать, и все девки маются от скуки, в дверь заведения постучал управитель одного из самых знатных наших вельмож. Он просил помощи.

Дело было в том, что этот самый вельможа был проклят одной стигийской ведьмой, и проклятие это было ужасным. Он ценил женскую красоту, и даже влюблялся, но едва оказывался с женщиной наедине, на него нападала странная слабость – он немедленно и очень крепко засыпал. Из-за этого он не только не знал радостей плотской любви, но и – самое страшное – не мог зачать наследника, чтобы передать ему дедовские земли и титул.

Долгие годы многие волхователи и ведуньи бились над тем, чтобы снять проклятие, но не преуспели. И вот в отчаянии вельможа решил обратился к матушке Ним, самой сведущей в любовных делах хозяйке из квартала Цветов.

– Тут надобна молодая, бойкая и безрассудная девка, – сказала матушка Ним и вызвала нас всех к себе. Но большинство из нас, убоявшись, как бы проклятье не пало и на их головы, отказалось иметь дело с вельможей. Только я согласилась, оговорив, однако, достойную плату.

И вот, когда день грозного Давана миновал, и заведение снова могло работать, к нам прибыл сам вельможа. Пришел он тайно, закутав голову плащом и с одним только слугой. Матушка Ним ввела его в отдаленные покои, предназначенные у нас для скрытных людей, и оставила нас наедине. И вот едва лишь этот знатный мужчина коснулся моей руки, как тотчас упал, как подкошенный, на ложе и погрузился в беспробудный сон. Я же сняла с него одежды, скинула свое платье, легла рядом и прижалась к нему, как научила меня хозяйка. Спал он крепко, однако ноздри его раздувались во сне. Тогда я положила свою ногу ему на бедро и вскоре почувствовала, что его детородный орган восстал. Ну, тут пришлось мне потрудиться, но вскоре все дело было кончено – я чуть было не сказала «к обоюдному удовольствию», но, боюсь, я никакого удовольствия не испытала, а он, если и почувствовал что-то, то, пробудившись, все равно бы не вспомнил.

И так я сходилась с вельможей еще трижды за эту ночь.

– Теперь будем ждать, – сказала наутро матушка Ним, – и мы принялись ждать. На третью неделю после того мне приснилось, что я проглотила живую лягушку, и она бьется своими сильными лапами у меня в животе. Я пересказала свой сон хозяйке, и та обрадовалась, но не спешила слать гонцов к вельможе. И только еще через два месяца, когда признаки стали неоспоримы, мы известили будущего отца. Я была тогда еще очень молода и заботилась только о том, как бы материнство не испортило моей груди. Но кормить мне не пришлось. Ребенка в тот же день забрали во дворец вельможи, где его выпоила достойная женщина, тщательно отобранная среди окрестных крестьянок. А я быстро оправилась от родов, не оставивших ни следа на моем теле, отдала деньги, подаренные мне счастливым отцом, в рост финикийским ростовщикам и осталась в заведении матушки Ним.