- Татары уже ушли из пределов русских. Турки раньше весны не начнут. – Панин сообщил императрице. Екатерина в волнении ходила по кабинету. Думала.

- В первую очередь с конфедератами покончить! За зиму к войне изготовиться.

В ноябре Суздальский полк был сорван приказом с квартир и вышел маршем на Польшу. Предстояло пройти 869 верст в самое ненастное время года, в грязь и распутицу. Суворова два месяца назад произвели в бригадиры, он обратился за помощью к губернатору Сиверсу, получил в свое распоряжение множество подвод и рассадив на них весь полк, с поспешностью вышел в поход.

- Надлежить непрестанно тому обучать, как в бою поступать, господа офицеры! – не уставал повторять Суворов на ходу. На растагах тут же учение учинял. Проверял, как научились ружья заряжать. Сам показывал:

- Патрон склеиваешь… Скуси… Теперь сыпешь немного пороху на полку… Остальное – в ствол… закупориваешь пулей с бумажной гильзой и шомполом, шомполом. Повторить можешь? – вернул ружье солдату.

Веселов на удивление ловко перезарядил. И стрелял отлично. Ни одного промаха.

- Искусен ты братец в огневом деле. – похвалил Суворов. И отступив в сторону, слегка прищурился, - Веселов?

- Так точно, ваше высокопревосходительство! – бодро ответствовал Петр.

- Молодец! Не посрамишь своего батюшку. А штыковому бою, обучен?

- В совершенстве! – вмешался ротный.

- Значит, поздравляю с капральством, Веселов!

Так и двигались. По 28 верст за переход. Через месяц Суздальский полк был под Смоленском, за тридцать дней захворало шестеро и пропал один. И начались бесконечные погони и стычки с конфедератами. Пулавский метнулся было в Литву, но Суворов настиг его у Влодавы и разгромил.

Из Франции прибыл капитан Дюмурье для установления порядка и единства в действиях конфедератов. Но француз был неприятно поражен нравами, царившими среди вождей – изумительная роскошь, безумные траты, длинные обеды и пляски.

- Вы привезли денег, мой дорогой друг? – увлекая капитана в сторонку, доверительно зашептал ему на ухо Пулавский.

- Нет! – честно ответил капитан.

- Как! – в отчаянии воскликнул бывший адвокат.

- А зачем? – прямолинейно спросил Дюмурье, - судя по вашему образу жизни вы ни в чем не нуждаетесь.

- Но у нас армия в 17 тысяч человек. Их надо содержать! – негодовал Пулавский.

- Это не армия. – парировал француз, - это сброд, который подчинен десятку вождей, несогласных между собой. Вы подозреваете друг друга, деретесь между собой, переманиваете солдат. У вас нет пушек, нет пехотинцев. Одна конная шляхта, дурно вооруженная, не имеющая понятия о воинской дисциплине, не желающая подчиняться. Вы не можете оказать достойного сопротивления не только линейным русским войскам, но и казакам. – Дюмурье схватился за голову, осознав в какую авантюру он ввязался.

Под Ореховым, Суворов с двумястами суздальцами, да сотней казаков и карабинеров атаковал три тысячи конфедератов сыновей Пулавского – Казимира и Франца-Ксаверия. Один к десяти! Сперва шляхта к лесу прижала их, но Суворов ударил пушками с флангов, и:

- Вперед, мои чудо-богатыри! - На штыках суздальцы брали конную шляхту. Видано ли такое?!

- Ах, молодцы, вы мои! – восхищался атакой своих егерей и гренадеров Суворов. Веселов Петька тож отличился. Троих конных с земли штыком достал. Опешили паны, коней заворачивать стали. Напрасно братья Пулавские остановить их пытались:

- Стойте, пся крев! – куда там… понеслись, дороги не разбирая. А в спину им уже летело:

- Руби их в песи! – … и сталью казачьей безжалостной по спинам да головам доставали. А тут и карабинеры подоспели. Залп за залпом всаживали. Грохнулся с коня наземь Франц-Ксаверий Пулавский, брата от смерти неминуемой заслонив. Остальные ушли, кто смог, конечно. Никого не осталось от воинства панского. Разбежались, куда глаза глядят. Осиротевший Казимир сам поехал на следующий день в русский лагерь, просил выдать тело брата.

Суворов и не возражал. Принял противника с почестями, уважительно. Побеседовал с Пулавским накоротке. Поразил он поляка:

- Как же вы, ваше превосходительство, со столь малым числом людей атаковать нас решились?

- Так сударь мой разлюбезный привык я так. Не числом, а умением! – руками развел Александр Васильевич. – Аль результатом недовольны? Простите великодушно старика.

Месяца два спустя был Веселов вызван в палатку к Суворову. Там стол накрыт с обедом дымящимся, офицеры все полковые расселись. Лишь Суворов с капитаном Нобоковым стоят. Растерялся Веселов. Застыл на пороге не решительно.

- Заходи, заходи, герой, - приветливо помахал рукой командир, - гостем отныне будешь. Чти, Набоков! – приказал. Капитан развернул бумагу какую-то, начал читать вслух:

- Храброго же Суздальского полка сержанта Веселова, произвести преимущественно пред прочими в прапорщики…

- Хватит! – прервал его Суворов, - чего там еще далее… Стул, господину прапорщику! Садись с нами, герой, отныне ты в звании офицерском! Ах, господа, - это уже всему собранию, - как бы хотелось мне сейчас на юге оказаться. С такими-то молодцами, как вы, как наш прапорщик вновь произведенный, дали б мы туркам жару! Надоело, господа, надоело, по лесам, да болотам, яко гайдамакам каким-то гоняться за этой шляхтой. Но, на то мы и слуги государевы. Ибо служим там, где предопределено нам.

Застолье застольем, но Суворов, тем временем произведенный в генерал-майоры, не мешкал. Тщетно Дюмурье пытался примирить вождей конфедерации – он лишь навлек на себя общую ненависть, и был разбит Суворовым под Ландскроной. Пулавский-старший попытался опять проскочить в Литву, но Суворов разгромил его у Замостья и отбросил в Галицию. Великопольша была очищена от конфедератов. Зато восстание вспыхнуло в Литве, где коронный гетман Огинский открыто примкнул к конфедератам. Замечательный композитор, музыкант и литератор, но не был Огинский полководцем.

Узнав об измене гетмана, Суворов пошел на него. Стремительными и скрытыми маршами он устремился в Литву и, застигнув поляков врасплох, наголову разбил их при Столовичах. 4000 поляков бежали перед 820 русскими солдатами, потеряв треть людей и всю артиллерию.

Дюмурье был срочно заменен на генерала Виомениля. Ему удалось захватить Краков, но через несколько дней у стен замка уже стоял… Суворов.

Барон де Виомениль не питал иллюзий, а лишь пытался помочь агонизирующей конфедерации. Не помогло! Гарнизон Кракова капитулировал. Жаль, все равно достался потом австрийцам.

Однако, как же всем надоела эта Польша! Ну и грех не разыграть эту карту в политике. А самый лучшим европейским игроком был, по крайней мере он так считал сам, король Пруссии – Фридрих Великий:

- Австрия грозит вмешаться в войну Турции с Россией! Так пригрозим же Австрии войной. Ну, скажем, за Баварское наследство, кажется, тамошний курфюрст Максимилиан III вот-вот Богу душу отдаст. Почему бы не присоединить этот щедрый картофелем, колбасами и пивом край к моей Пруссии? Австрия же не захочет получить удар в спину, втянувшись в войну с Россией на юге. А за это… - король мечтательно закатил глаза, - мы попросим у России рассчитаться с нами… кусочком Польши. Что там пожирнее? – Фридрих тут же пододвинул к себе карту. – Ну, в первую очередь Поморье, Вармия, Гнезненское и Позненское воеводства. Ах, если б еще оторвать у Швеции Померанию… Нет, отвлекаюсь… Речь о Польше… Так… Хельминское, Мальборкское, ну и Иновроцлавское. Остальное пусть Россия забирает. Что-то даст австрийцам ненасытным, ну и Варшава, со всей Великопольшей да Мазовией останется Понятовскому. Должно же быть что-то у короля! – засмеялся довольный Фридрих.

Так и поступили. Напрасно бедный Станислав-Август попытался взывать ко дворам Англии и Франции - кто будет вмешиваться, когда три огромных собаки рвут один кусок мяса.

А для чего, читатель, мы три главы посвятили Польше? А потому что, Густав III всегда будет вспоминать судьбу этой несчастной страны:

- Неужто, шведы, вы хотите повторить судьбу Речи Посполитой, а я, ваш король, ваш конунг, должен уподобиться Понятовскому?