- Да вы – философ, святой отец! А еще и доминиканец! – попытался отшутиться Андерссон. Даже столь испытанному воину стало не по себе от пронизывающего до мозга костей взгляда монаха.

- Это не я, а Апостол Павел ставит ереси в один ряд с грехами волшебства и идолослужения. Но я вижу то, что вижу! Что они поклоняются Христу и Пресвятой Богородице, чьи изображения они целуют во время предсмертной молитвы. И я не схоластик! Я следую во всем тому, что можно почерпнуть из древних книг, содержащих всю чистоту нашей веры.

- Но папы…?

- Что папы! Вы давно бывали в Риме, монсеньор?

- Да я там вовсе не был!

- И слава Спасителю и Деве Марии! До чего дошла римская курия, что пора бы нашему ордену заняться ими, как еретиками!

Тема разговора становилась опасной, тем более, что рядом маячил Кнутссон, начальник стражи.

- Черт его разберет этого доминиканца… - подумал было Андерссон, - хоть он и является приором католического монастыря, а заодно и главным инквизитором края, но порой его речи даже мне кажутся еретическими. Впрочем, разве разберешься во всех этих теологических тонкостях… Еретик – не еретик… Вон он что говорит про Рим… А если и там ересь…?

Наместник покачал головой и посчитал необходимым сначала разрешить вопрос с пленными:

- Не будете возражать, святой отец, если отдам кое-какие распоряжения?

- Касательно пленных? – монах кого-то внимательно высматривал среди толпы обреченных.

- Да, святой отец.

- Какая участь их ожидает? – голос монаха был по-прежнему чуть глуховат.

Наместник пожал плечами, недоумевая. Ему вопрос показался бессмысленным. Какие могут быть раздумья, когда все предельно ясно? - Я хочу их всех повесить!

- Тогда у меня будет одна просьба, ваша милость.

- Слушаю вас, святой отец! – рыцарь даже чуть преклонил свою седую голову в роскошном берете.

- Отдайте мне одного. Вон того мальчишку. Я хочу его взять на воспитание.

- Святой отец… - с укоризной произнес наместник, - вы считаете, что вам удастся перевоспитать этого юного еретика, простите, - рыцарь заметил сверкнувший взгляд доминиканца, - этого схизматика?

- Да! – твердо произнес монах. – По крайней мере, я попытаюсь спасти одну заблудшую, но христианскую душу.

- Будь по-вашему! Эй, Кнутссон! – позвал наместник своего верного пса. – Всех повесить, кроме мальчишки. Его отвести в обитель, к отцу Мартину и передать отцам-доминиканцам.

- Будет исполнено, ваша милость! – начальник стражи стремительно побежал исполнять приказ.

- Господь вас возблагодарит. – монах склонился в почтительном поклоне и собирался было покинуть двор. Но наместнику не терпелось узнать подробности о жизни в Риме, и он задержал приора.

- Постойте, святой отец, мы с вами не договорили, вы серьезно сказали о наших святейших папах? – доминиканец поморщился, внимательно проследив за тем, как толпу русских рыбаков вывели со двора, подталкивая остриями копий. Мальчика оторвали от отца и, не смотря на его сопротивление, два солдата потащили в сторону монастыря. Приор обернулся и ответил наместнику:

- Серьезней некуда! Папы назначают нас в другие страны, искоренять ересь, язычество и колдовство, лишь бы убрать подальше от Рима. А сами… - монах наклонил голову, продемонстрировав тщательно выбритую тонзуру, и помотал головой, как будто у него внезапно прихватило зуб. Наместнику даже показалось, что отец Мартин чуть слышно застонал.

- Что ж творят их святейшества? – рыцарь даже понизил голос.

- Пий II прославился сочинением скабрезных книг, посвященных лишь плотским утехам. Сикст IV обложил податью все публичные дома Рима, лишь бы наполнить казну, уподобившись язычнику Веспасиану, Александр VI погряз в собственном разврате, кровосмешении, и отравлениях всех неугодных его святейшеству, ему скорее подобало называться «аптекарем Сатаны», а не наместником Господа нашего на земле. А Лев X проводил все время в бесконечных празднествах, балах и охотах, забыв и о молитве, и о том, как подобает вести себя первейшему из христиан. – Отец Мартин произнес все это скороговоркой, не поднимая головы, и не отрывая взгляда, который был прикован к букашке, что пыталась вскарабкаться на железный сапог наместника Андерссона.

- А нынешний?

- Климент VII? Тот же Медичи! Все это Борджиа, Орсини, Медичи – итальянские князья, думающие лишь о собственных удовольствиях и прибылях, погрязшие в разврате и непотизме .

- А что же ваши… доминиканцы, вы же «псы господни», так, кажется, переводиться с латыни название вашего ордена? – Монах кивнул, но после резко вскинул голову и вновь посмотрел прямо в лицо наместнику, заставив последнего вздрогнуть от колющего взгляда.

- Мы разбросаны по всему свету! Хотя был один наш собрат, Иероним Савонарола , который восстал против разврата папской курии. Он их назвал arrabiati – «беснующиеся». Он призывал святотатцам вырывать языки, а развратников, кровосмесителей и предающихся содомским грехам – сжигать. Их, а не тех ведьм и колдуний, что призывают нас - доминиканцев истреблять повсеместно! Но что он мог в одиночку? Когда против него стоял самый главный «беснующийся» - папа Александр VI! Папа предлагал ему даже кардинальскую шапку, лишь бы прекратил свои проповеди.

- И какова судьба этого храбреца?

- Его сожгли по приказу Александра VI 23 мая 1498 году во Флоренции.

- Да… - старый рыцарь даже сдвинул свой берет назад, ошеломленный услышанным. – А что вы думаете, по поводу учения Лютера? Хотелось бы правильно разобраться во всех этих новых толкованиях веры.

- У истинной веры не бывает различных толкований. Но, - видя, что наместник хочет еще что-то сказать, поспешно добавил, - это долгий разговор, ваша милость.

Наместнику очень важно было разобраться во всех тонкостях религиозного противостояния надвигавшегося на страну. Приор доминиканского монастыря вызывал заслуженное уважение у старого воина. К его советам следовало прислушаться, тем более, то, что происходило в последние годы, требовало принятия решения – на чьей стороне окажется Андерссон.

Видя, что наместник стоит в ожидании ответа, монах согласился:

- Приходите вечером, ваша милость. После вечерней мессы.

- Я буду! – И грохоча стальными сапогами рыцарь Ганс Андерссон, наместник и владыка Приботнии удалился в свою резиденцию - огромную каменную башню посреди крепостного двора.

Монах посмотрел ему вслед, набрасывая обратно на голову капюшон:

- Всех вас сейчас занимают вопросы власти, а не веры! – пробормотал чуть слышно и, перебирая четки, чуть сгорбившись, медленно побрел со двора.

Глава 3. Мальчишка.

Дойдя до монастырских ворот, приор чуть поднял и тут же опустил кольцо на калитке, издав лишь один, едва слышный звук. Дверь моментально отворилась, пропуская отца Мартина в обитель.

- Где мальчик, брат мой? – коротко спросил он склонившегося в поклоне монаха.

- В трапезной, высокочтимый владыка. – Не разгибаясь, отвечал монах.

Монастырская трапезная представляла из себя продолговатую комнату, стены которой, как и всей обители, были выложены крупной каменной кладкой на растворе, без малейшего намека на какую-либо дополнительную отделку. Из всех украшений здесь присутствовало лишь распятие, а из мебели – один длинный грубосколоченный стол, две такие же скамейки с двух сторон и единственное кресло - приора в главе, сразу за изображением Христа.

Мальчишка сидел за столом, положив руки на стол и уткнувшись в них своей кудрявой головой. За его спиной молча крестив руки на поясе стоял еще один из братьев-доминиканцев. Увидев вошедшего приора монах склонился в глубоком поклоне, а затем повинуясь жесту настоятеля беззвучно удалился, оставляя их наедине.

Отец Мартин присел рядом с мальчишкой и дотронулся до его кудрей. Тот встрепенулся и словно ужаленный отскочил в сторону и ненавидяще уставился на монаха. Его кулаки сжались, словно готовясь к последней схватке с врагом. Приор вздохнул и отвернулся вполоборота от мальчишки, но краем глаза держа его в поле своего зрения. Выждав какое-то время, когда мальчик чуть расслабился, приор внезапно задал вопрос: