- А вы наблюдательны, мой друг! – Заметил француз с удивлением.

- По долгу всей моей службы на протяжении многих лет, мне довелось быть рядом и лицезреть всю женскую половину большой королевской семьи: четырех королев, от матери Эрика до нынешней, всех принцесс… Есть кого и с кем сравнивать. – Грустная улыбка скользнула по его лицу.

- Да, теперь ее окружение - шепчущиеся по углам прелаты или монахи, черт их разберет. Королева порой выглядит набожнее самой Девы Марии! Между тем поговоривают, что до свадьбы с Юханом, она не отличалась высокой нравственностью, что ее мамаша, ярая католичка Бона Сфорца просто избавилась от блудной дочери, отправив ее в далекую Финляндию. Но пташка ныне высоко взлетела и диктует всем моду на христианскую мораль. В моей родной Франции такое часто случается. Я не слишком богохульствую на ваш взгляд, мой друг? – Барон бросил быстрый взгляд на Бальфора, но тот лишь пожал плечами, всем своим видом показывая полное безразличие.

- Я – капитан над своими солдатами, де Морне, мне часто приходится слышать в казармах и покрепче выражения относительно веры, женщин, включая нынешнюю королеву.

- Помимо монахов в ее окружении итальянцы – врачи, алхимики… поговоривают, знатоки ядов и черной магии… - В голосе француза прозвучало беспокойство.

- Я не верю в какую-то магию, когда в моих руках меч, а рядом мои парни. Что касается ядов… капитан гвардии не сидит с королевской четой за одним столом, да и кухни у нас разные. – Усмехнулся Бальфор. – Кидать в солдатский котел отраву…, - слегка поморщился, - не вижу смысла.

- Если что, я могу рассчитывать на вас, капитан? – Теперь де Морне смотрел прямо в глаза Бальфору. Гилберт выдержал взгляд и ответил твердо:

- В чем, барон? И в любом случае могу заранее сказать лишь одно - мне надо подумать.

- У вас есть сомнения, – несколько удивился француз, - что я предложу нечто недостойное вас и короля Эрика?

- Сомнений нет, но есть семья. – Коротко ответил капитан. – Прежде мне надо будет ее обезопасить. Куда-нибудь вывезти, спрятать. Я, может, и ошибаюсь, но что-то мне подсказывает, какова будет суть вашего предложения. В случае неудачи. Ведь согласитесь, де Морне, шансов у нас не много.

Барон склонился ближе к Бальфору и, понизив голос, сообщил:

- У меня есть договоренность с шотландцами. Осенью они покидают Швецию и могут устроить прощальное представление.

- Шотландцы? – Бальфор удивленно посмотрел на француза. – Да они первые сбежали из Тре Крунур. И предполагаю, что здесь дело не обошлось без де ла Гарди и золота «короля» Марты Стуре, мстящей за родных ей людей.

- Я знаю, что вы англичане недолюбливаете шотландцев, впрочем, как и мы, французы, англичан. Но это в прошлом, многое изменилось. Теперь французские гугеноты всецело поддерживаются английской королевой. Те шотландцы, что служили вместе с вами, протестанты, они возвращаются на родину, ибо там стихли гражданские войны после низложения королевы Марии Стюарт.

- Они наемные солдаты. – Возразил Бальфор. – Ла Гарди купил их.

- В таком случае, кто мешает купить их мне? – Усмехнулся де Морне. - Вы знаете, что произошло при осаде Везенберга в войсках Тотта?

- Я слышал, осада была неудачной.

- Да, три безуспешных штурма, но семнадцатого марта случилось нечто – вместо атаки против московитов шведы неожиданно обернулись и накинулись на шотландцев, перебили их до полутора тысяч, обвинив в том, что те прятались за чужие спины, вместо того чтобы лезть на стены для схватки с врагом. Оттого все предыдущие шведские потери были напрасны, а крепость так и не взята. Тотт ничего не смог поделать. Но горцы не прощают обид! Я хорошо знаю этот народ. Теперь дело касается их чести, которую они ценят гораздо больше денег.

- И как вы это все предполагаете?

- Перед своим отъездом в честь короля Юхана отряд шотландской гвардии исполнит танец с мечами . Они будут вооружены, и ничто не сможет помешать им убить самозванца Юхана и его католичку. Кроме ваших англичан… - Барон вопросительно посмотрел на Бальфора.

- Во-первых, я не один, вторым английским знаменем командует Уильям Дженкинс…

- Он ваш друг! – Вставил де Морне.

- Верно! - Продолжил Бальфор. - Во-вторых, англичане теперь несут внешние караулы. Внутри покои короля охраняют лично отобранные де ла Гарди наемники из немецких ландскнехтов и наиболее преданных шведов. Это касается также всех больших королевских приемов, балов и прочих празднеств. Даже от шутов и музыкантов король с королевой отгораживается двумя рядами закованных в латы солдат. Тем более, если выступать будут шотландцы. Единожды предавшим веры особой нет, учитывая и события при упомянутом вами Везенберге. Нам тоже не доверяют. – Вновь горькая улыбка скользнула по его лицу. – И последнее, а может и главное, о чем я уже говорил – моя семья. Я должен заранее позаботиться о ней. Когда вы рассчитываете, что король Юхан захочет проститься со своими шотландцами и насладиться их боевым танцем? – В вопросе явно обозначились сомнения капитан в отношении замысла француза, но барон этого не заметил.

- Начало лета… - Предположил де Морне. – Точную дату я согласую с королем. Он благоволит ко мне, по крайней мере, делает вид. – Поправился барон, сообразив, что высказанная им полная уверенность не столь прочна и достоверна. – Юхан чувствует свою вину за Везенберг, понимает желание шотландцев оставить Швецию, не препятствует этому, и представление с танцем – прощальная милость, жест благоволения короля.

- Есть еще Катарина из рода Ягеллонов… - тихо произнес Бальфор, - не стоит забывать о ней. Иногда мне кажется, что дела нашего королевства вершатся ныне не в Высшем совете, не в кабинете Юхана, а в покоях королевы.

Де Морне нахмурился, но промолчал.

- Хорошо, все, что я могу сейчас пообещать вам, это переговорить с Уильямом. – Гилберт собрался уходить.

- Спасибо, капитан. – Барон протянул на прощание руку, которую Бальфор с удовольствием пожал. – Я верю вам и надеюсь, что этим летом мы свершим задуманное.

Капитан не ответил, уже все было сказано, поэтому он просто повернулся и пошел к дому.

Но то лето было проклято! Неведомое поветрие посетило Стокгольм, он понял, что потерял с Любавой всё, что имел в этой жизни. Он не видел, как она умерла, как только весть о первых случаях болезни достигла королевского замка, немедленно были опущены решетки и поступил приказ стрелять в первого, кто приблизится к воротам. Бальфор сам расставлял стрелков вдоль стен, тщетно пытаясь разглядеть с высоты башен хотя бы крышу своего дома. Когда герольд магистрата объявил о том, что смерть отступила от Стокгольма, ворота Тре Крунур распахнулись, его ждала пустота. Гилберт даже не знал, где ее похоронили, да он и не верил, что она покоится в одной из больших ям на окраине города, куда стаскивали тела умерших и густо посыпали известью, прежде чем забросать землей. Она просто ушла, отправилась на прогулку или на рынок и вот-вот должна вернуться.

Это была не чума, не холера. Так говорили доктора, оказавшиеся бессильными против недуга. Болезнь сопровождалась жестким ознобом, головокружением, сильными болями в шее, плечах, конечностях, после трех часов начиналась горячка и сильнейший пот, жажда, бешеный пульс, боли в сердце и человек сгорал быстрее свечки. Но не было никаких карбункулов, бурбонов, кровавого поноса – неизменных спутников известных врачам болезней.

- Мне рассказывали, что подобное случалось в Англии пару десятков лет назад. Болезнь прозвали «sweating sickness» - потливая горячка. – Хмуро заметил Уильям Дженкинс. – Видимо, добралась и до севера. Хотя, мой друг, какая разница, что это было, главное то, что ты ее потерял.

Если бы Гилберт мог оказаться рядом! Он сделал бы все, чтобы спасти свою жену. Ведь ходили слухи о тех, кто выжил. Он бы ухаживал, старался облегчить страдания, менял бы холодные повязки, чтобы уменьшить жар, приносил воды напиться, молился вместе с Уллой-Любавой… Бальфор сейчас ненавидел все – замок Тре Крунур, короля Юхана с королевой, свою службу, даже ясное небо над Стокгольмом и Святого Георгия, в которого верил всю жизнь…