Суть да дело, встретились они на дворе… Уж зачем государев конюшенный к ним пожаловал и не вспомнит девица, говорил что-то, да вылетело тут же птичкой-воробышком… Глаза, глаза его ясные прожигали насквозь, заставляли сердечко стучать быстро-быстро, а слова-то лились ручейком звонким, убаюкивали, обволакивали периной пуховой… От свидания к свиданию жила лишь Елена, от одной встречи с милым к другой… Прялку, забаву девичью совсем закинула, в книги окунулась, благо и грамоте обучена была, да и немало их в доме Глинских имелось – то у дяди Михаила страсть было. Правда девичьих книг-то мало, в основном трактаты древние о науках неведомых, таинственных, да по ремеслу воинскому или охоте псовой. Но кое-что и для себя находила там Елена… Особенно любила она повесть «О Петре, князе французском и о прекрасной его княгине, о Магилене, королевне неаполитанской, которая во своей красоте и добродетели равных себе во всем свете не имела». Так и представляла себя королевой неаполитанской… Косы-то багряномедные длинные вьются по плечам белоснежным и груди волнующейся, на губах и щеках кровь играет из тайников души выплеснутая, горят глаза огнем черным – любуется на себя Елена:

- Чем я хуже королевы Магилены?

А присниться что, тут же в за сонником бежит, роется, объяснение ищет среди мудрых рассуждениях пророка Даниила о влиянии семи планет и 12 знаков…

Захарьин давно приставил своих соглядатаев ко двору Глинских. Донесли люди верные, что зачастил к ним конюшенный государев Ванька Оболенский.

- Не к добру это! – Понял по-своему боярин. – Поспешать надобно, а то спортит девку раньше времени. Не наша она, не московская, вольности много ей дадено, в тереме под замком не сидит! Возлюбится ей петушок залетный, и моргнуть не успеем, как потопчет! Что потом с товаром порченным делать? – Сам отправился к Глинским, повод был - весточку от дяди родного передать. К матери Елены, Анне, даже и не заглядывал – незачем ее в это дело впутывать. Девку, главное, уломать. Но особых трудов здесь Михаил Юрьевич не предвидел. Кто ж от доли такой откажется?

Елена все с сонником мучилась, не могла найти ответ в снах пророка Даниила. Все не то, да и сон странный… Будто приехал кто-то на коне белом, князем назвался, но на Ванечку не похож, совсем другой на лицо. Испугалась, в поту проснулась вся… А ответа нет!

Мамка прибежала:

- Княгинюшка моя разлюбезная, к тебе сам Михаил Юрьевич Захарьин пожаловал. Видеть хочет!

- Захарьин… - задумчиво произнесла Елена, все еще в мысли о сне необычном погруженная, … а чего ж ко мне, а не к матушке? - Потом захлопнула фолиант, встрепенулась, никак сам Захарьин, правая рука государя к ней пожаловал.

- А может…, - мысль шальная, - за Ваньку сватать меня? Он же конюшенный великокняжеский… И Захарьин в чести у князя Василия… – И подскочила аж, том забросила. – Проси, проси немедля!

Мамка укоризненно головой покачала и скрылась за дверью. Елена в волнении расхаживала по горнице:

- Может сон и в руку? И не важно, что на Ваню тот князь не похож… - Билось сердечко.

Дверь отворилась, и в светелку вошел сам Захарьин. Скинул шапку высокую, на иконы перекрестился, потом и Елене поклон отвесил глубокий.

- Полноте, Михаил Юрьевич! – Попыталась его остановить девушка. – Рада гостю столь знатному.

На лавку присесть пригласила. Сама с краешку примостилась и с любопытством, молодости свойственном:

– Что за причина навестить бедную сиротку?

Михаил Юрьевич сперва шубу сбросил – мамка подхватила, потом уселся степенно, посох прислонил, мамке знак сделал – мол, удались. Старушка посмотрела недовольно, но, поймав взгляд Елены, хмыкнула и ушла.

- С весточкой я к тебе девица красная, от дяди твоего разлюбезного… - начал боярин неторопливо.

- Ах ты, Господи, - руками всплеснула Елена, - как он там, жив, здоров? А мы уж и не чаяли дождаться чего-либо. Как по покойнику плачем…

- Рано ты его к покойникам причисляешь, девица… - усмехнулся Захарьин. – Он еще ого-го! Недаром Дородным его всегда кликали. Жив, здоров, кланяться велел. Вот и поклонился тебе княгинюшка, да благословение на словах передать хотел.

- Ой, как все хорошо! Как я рада-то! А когда увидеть-то смогу, дядю разлюбезного? Он один за батюшку мне остался. Скоро ль великий князь и государь наш Василий Иванович сменит гнев, да опалу на милость свою?

- От тебя это ныне зависит, девица! – Захарьин решил сразу брать за рога, отметив, что почитает Елена своего дядю.

- Как это от меня? – опешила девушка. – Я то, чем помочь могу.

- Ныне великий князь и государь наш Василий овдовел. Невесту себе подыскивает. Велел он мне, – схитрил боярин, - чтоб тебя пред ясные очи царские вывести.

- Меня? – Елена речи лишилась. Себя не чуя, поднялась. Будто обруч ледяной грудь сдавил, а под ногами бездна открывалась. Еще капельку и сорвется… дышать стало нечем.

Захарьин, видя как побледнела внезапно девица, испугался. Вскочил с лавки, к ней шагнул, под локоток взял осторожненько.

- Да ты не тужи, девица! Эк счастье-то привалило… Государыней будешь…

Губы в миг пересохли, взгляд затуманился…

- Я другого люблю… - прошептала чуть слышно. Захарьин догадался о ком речь. Строже заговорил:

- Ты, девка, должна ныне думать о благе княжества всего и Руси, о дяде своем, который в темнице сырой почитай двенадцать лет заживо гниет, должна думать о том, как наследника выносить земле русской! А конюшего из головы выкинь! – прикрикнул грозно, - не то… суд великокняжеский сама ведаешь каков может быть.

Елена вдруг бурно разрыдалась. Все ее надежды в один миг рухнули, и ей казалось, что сама она летит в бездну, которой нет ни конца, ни края.

- Это уже хорошо! – подумал про себя боярин и, приблизившись, обнял юную княжну, поглаживал вздрагивающие плечи. От нечего делать она уткнулась в широкую грудь Захарьина и продолжала безудержно рыдать. – Ничего, - думал боярин, - со слезами-то проще… проревется девка, зато потом, как шелковая будет.

Мамка было сунулась, но Захарьин так шикнул на нее, что испарилась в миг. Проревевшись, Елена отстранилась от боярина, и стояла, всхлипывая, в пол уставившись.

- Я ж добра тебе желаю, княгинюшка… - ласково продолжил Захарьин, - и дядя твой благословенье свое отеческое дал… Рази можно ослушаться… А конюший твой… - глаза вскинула, черноогненные, от слез блеснувшие ослепляющее, - так он же совсем рядом с тобой будет… он же в свите государевой… вот и любуйся им… Добра ж тебе все желают, и просят… - Захарьин закряхтел и даже на колени стал опускаться.

- Что ты, Михаил Юрьевич… - спохватилась Елена, старику не позволяя в ноги упасть.

Послушался… распрямился:

- Все равно быть тебе государыней! Все равно все будут в ногах твоих валяться.

- Согласна я… - глухо произнесла Елена, отвернувшись в сторону и от обиды великой, почти в кровь закусила губу.

- Вот и славно, княгинюшка. Вот и славно… - повторял боярин, внимательно за ней наблюдая. – Завтрашний день заеду, обговорим все, как и что поступать надобно будет, когда на смотрины поедем…

- Какие смотрины? – встрепенулась Елена. – Ты ж сказал…

- Обычай, матушка моя, обычай… - развел руками Захарьин. – По обычаю многих соберут невест, принародно тебя и выберут.

- А с чего ты взял, что именно меня? Откуда про меня князь Василий знает? – голосок дрожал, но насторожилась. – Не обман ли случаем?

- Слух о красоте, да уме твоем Елена Васильевна и до хором великокняжеских долетел… - хитрил Захарьин.

- А ежели еще кто будет? Кто краше меня ему покажется? – не унималась Глинская, но нотка ревности тихонько звякнула… а Захарьин подметил.

- Так мы выставим тебя так, чтоб затмила всех. Сама подумай, княгинюшка, на престол взойдешь, государыней всея Руси будешь… Это ж дух захватывает… - Боярин от избытка чувств замотал головой, руки раскинул во всю ширь.

- Ладно! – насупилась. – Ступай уж себе, Михаил Юрьевич!

- А голосок-то уже выдает тебя, красная моя девица… - подумалось Захарьину, - власти-то такой кто ж не захочет.