Она послушно вдохнула, но воздух тут же резко покинул лёгкие. Потом ещё раз и ещё, все попытки оборачивались провалом. Рид снова поднёс флягу, но Эрин оттолкнула её, продолжая судорожно вдыхать.

– Так хорошо справлялась, я уже успел понадеяться, что нормально доедем, – вдруг сказал Рид.

– Что? – От удивления на очередном вдохе Эрин наконец задержала дыхание. До пяти досчитать не вышло, но уже со следующей попытки пошло проще. Дрожь стала отступать.

– Хорошо справлялась с дорогой, – совершенно серьёзно повторил наёмник.

Она ещё несколько раз отсчитала до пяти, а потом не выдержала.

– Ты шутишь?

– За полторы ночи ты почти не ныла. Не просила развернуться, не задерживала в дороге, не хныкала по кровати с балдахином и толпе нянек. Вначале я даже не думал, что мы уедем так далеко от Велена.

– Так вот какого ты обо мне мнения?

– Уже нет, как видишь, – Эрин продолжала дышать, как он и сказал. Дрожь в ногах отступила, выпитая вода больше не просилась наружу. – Полегчало? Едем дальше?

Он сказал это таким деловым тоном, будто ничего необычного не случилось. Спасибо, что не стал смеяться над ней. Но вот его глаза… В ярком лунном свете Эрин уловила какое-то новое выражение. Неужели это была тревога? А он так может?

– Придётся немного изменить маршрут, – продолжил Рид. – Пойдём ближе к главному тракту. Будет ближе до Нордлина. Или до Велена, если ты наконец передумаешь.

Не может. Ей просто показалось.

– Никогда, – прошептала Эрин, взбираясь на лошадь.

Только сейчас она поняла, что они действительно свернули с дороги. Тропы под ногами не было, лишь ровная невспаханная земля и высокая трава, достававшая до ног даже в седле – и так до самого горизонта. Они меняли маршрут.

А потом Рид пустил лошадь галопом, и Эрин с благодарностью рванула за ним. Дальше от этого места, что бы там ни произошло. Дальше от её слабости и страхов. Ветер засвистел в ушах, и теперь только он имел значение. И страшная картина, стоявшая перед глазами, меркла, терялась в зыбком тумане у копыт.

Но чем тусклее становилась сама картина, тем ярче Эрин ощущала свой провал. Убежать можно от чего угодно, кроме самой себя. А она в очередной раз не справилась – это короткое путешествие давалось ей в разы сложнее, чем представлялось в воображении дома. И только здесь, зависнув между опостылевшим вчера и долгожданным завтра, она поняла, насколько спокойной была жизнь в графском замке. Жизнь, которая ни к чему её не подготовила.

Она никогда не видела мертвецов. Отец не казнил подданных – ему хватило трупов на войне – и не позволял это делать другим. Конечно, Эрин знала, что люди умирают. Что в Авелоре есть грабители, убийцы, разбойники. Болезни, войны. Но это всегда казалось таким далёким, не касающимся её, лично её жизни. Её пути, её мечты, её судьбы – всё представлялось только в радужных красках.

И насколько она видела сейчас – совершенно не соотносилось с реальностью. Она слаба в своём незнании, в своей навязанной защищённости от мира. И это должно измениться.

Смешно, но в этот момент она снова испытала какое‑то подобие благодарности своему спутнику. Он стал ещё одной ступенью на пути к новой Эрин. Той, которая способна проехать по Авелору, попасть в столицу, исполнить мечту. Скрываться от мира в своём коконе больше было нельзя. Дальше это становилось опасно.

Поэтому, когда Рид вновь перешёл на шаг, она нагнала его и поехала рядом. Долго собиралась с силами, он не торопил.

– Кто были эти люди?

– Сборщики податей, – не задумавшись ответил он, будто видел эту картину не единожды. Будто привык. Но разве к такому привыкнешь?

– Почему… – Тут Эрин запнулась и с трудом проглотила подступивший к горлу ком. – Почему у них не было рук?

– Так наказывают воров.

– Но ведь они – слуги короля. Его официальные посланники, покушение на них карается смертью. Почему…

– Потому что не все довольны королём. Потому что налоги отбирают у крестьян последний хлеб. И наступает голод, – на следующей фразе его тон стал совсем грубым. – Аристократы редко смотрят себе под ноги.

– Неправда! Мой отец…

– Твой отец – хороший правитель. Чего не скажешь о многих других, – отрезал Рид.

Оспорить было нечем – Эрин впервые слышала про голод и недовольства. И только одна мысль не давала ей покоя:

– А маги? Разве они не могут помочь?

– Маги? – Рид горько усмехнулся. – Пойти наперекор воле короля и аристократии? Давай, графиня, расскажи мне свои сказки про добрых и всемогущих магов. Чем тебя кормили в замке?

На самом деле тема магии была негласным табу в поместье Дорс Велен. У них был один штатный маг, вечно молчавший седой старик – он отвечал за освещение и водопровод. Ещё его звали, когда случались мелкие неурядицы вроде затопленного дождём подвала. В остальное время он подрабатывал где-то в городе или запирался в своих комнатах в крыле прислуги. И Эрин категорически воспрещалось с ним говорить.

Не дождавшись ответа, Рид угрюмо продолжил:

– У магов прав не больше, чем у твоих крестьян. Последние три сотни лет мы слуги, и не более. Договор сковал наши руки и силы на радость королям и жрецам.

Эрин, конечно, слышала про Договор, но подробностей не знала. Слышала на уроках истории, которые давали им в детстве, о великой войне магов и людей, чуть не погубившей и тех, и других. О тяжёлом перемирии и Договоре, заключённом с неведомыми «хранителями договоров», который отныне запрещал магам участвовать в любых войнах под страхом мгновенного развоплощения. Во имя сохранения жизни маги добровольно согласились на ограничения. Но как далеко они распространялись – детям не говорили.

– Разве Ковен не имеет права голоса? Не может повлиять на политику короны?

– Голоса всех пятерых архимагистров Ковена значат не больше, чем твоего отца или прочих министров. Голос можно слушать, а можно игнорировать, когда ты единственный правитель.

– Ты бы хотел, чтобы Договор отменили? – тихо спросила Эрин, вглядываясь в лицо спутника.

– Нет, – уже спокойнее ответил он. – Без него было ещё хуже. Власть человека, пусть слепого и самовлюблённого, не так страшна, как власть ничем не ограниченной магии, способной выжечь с лица мира целое государство.

– Это тупик?

Рид усмехнулся.

– Это взрослая жизнь, маленькая графиня. Она несправедлива и тяжела. Но это не тупик, это дно, от которого люди однажды оттолкнутся, – сказал он, а потом неожиданно добавил: – Мой брат пытался это изменить…

Рид долго молчал, и Эрин решилась спросить:

– И где он сейчас?

– Умер, – сухо ответил наёмник. И снова отправил лошадь в галоп.

Она ещё долго не решалась его нагнать. Давно перевалило за полночь, когда они вновь поравнялись. По бесстрастному лицу спутника было невозможно понять – он злится, расстроен или вновь потерял к разговору всякий интерес. Но ей было о чём подумать.

Пусть маги бесправны, пусть король слеп и глух, пусть мир несправедлив… Но пока простые люди гибнут, пока зловонные трупы висят вдоль дороги, кто-то должен продолжать свой путь. Менять мир? Если это возможно, тогда Эрин не свернёт с выбранной дороги.

Если раньше детская мечта была просто красивой сказкой, вершиной её лестницы, которую хотелось достичь, чтобы доказать что-то в первую очередь самой себе или старым проклятьям, то теперь она обрела совсем иной смысл. Добиться чего-то для себя не так важно, как получить шанс переломить в лучшую сторону жизни других людей. Тех, кто сейчас страдал от безысходности, тех, кто ждал хоть лучика света, утопая во мраке.

Вот кем она должна стать. Вот почему так важно сейчас перестать закрывать глаза и запираться за высокими стенами. Впервые увидеть мир таким, какой он есть – и уже никогда не остановиться. Бороться, пока есть силы, продолжать в тот тёмный час, когда их уже не станет. В этом разница между романтикой детской мечты и целью её будущей взрослой жизни, между прошлой и новой Эрин, которой ей предстоит стать.