Гален воспринял слова отца с неожиданным воодушевлением, и оно стало понятно далеко не сразу. Он оказался настроен не по годам решительно, но совсем не из-за того, что Эйра приглянулась его сердцу. Будучи расчетливым и хладнокровным, он легко разглядел выгоду. Семья Таррен – древний тиронский род своим благосостоянием способный потягаться с некоторыми королями, но приятнее всего были не деньги, а крепкие, незыблемые торговые связи. Для Дагмера выгода такого брака была очевидна. Дела в городе магов благодаря торговле легкими клинками, эликсирами, лечебными мазями и отварами шли неплохо, но не блестяще: местным купцам не хватало сноровки и фамилий, достаточно громких, чтобы одно лишь их упоминание заставляло монеты выпрыгивать из кошельков.
Впрочем, какие бы богатства не сулил городу этот брак, о нем уже стоило бы забыть. Морган с рассветом на первом же корабле отправится прямиком в Тирон. Ведь там, в одной из темниц томятся в ожидании Эйра и Рейнард, обвиненные в применении магии крови. Старший из Брандов заподозрил неладное, как только увидел купца, но эти подозрения были столь неочевидны, что ему пришлось их отбросить. Теперь же, когда ему пришло письмо с мольбой о помощи, он был окончательно уверен в чернокнижничестве семьи Таррен.
Эйре было всего двенадцать и Морган, сообщая королю весть об отъезде в Тирон, весьма скверно выражался в адрес Рейнарда, и иначе как отменным паскудством причастность девочки к темным делам отца не называл. Он понимал, что маг станет сулить ему златые горы в обмен на свободу, отчего бранился еще более неподобающе. Король не мог остановить поток бранных слов, распирающих брата, льющихся из него, подобно весеннему ручью со снежных гор. Он был вынужден их перетерпеть. Эти слова должны были высыпаться из Моргана, чтобы он принял наконец, что волен делать то, что должен. Аарон мог представить себе каких трудов ему стоила внешняя холодность.
– Если предположения Моргана будут верны, то он волен поступить так, как гласит Договор, – проговорил Аарон, поглядывая на брата.
– Я должен буду поступить так, как он гласит, – подчеркнул тот.
На мгновение в зале повисла гнетущая тишина. Стейн наконец-то закончил с бумагами и с интересом наблюдал за происходящим. Лицо Галена скривилось. Аарону было известно, что после разлуки сын не передал Эйре ни одной весточки – не так уж и беспокоила его судьба самой девушки. Его интересовало нечто иное.
– Ваш Договор – это малодушное лицемерие, – наконец отозвался Гален, процеживая каждое слово сквозь зубы.
Локхарт не сдержался и подошел ближе, встав рядом с Морганом. Король мысленно поблагодарил его, надеясь, что близость Стейна несколько охладит Галена, и заставит тщательнее выбирать слова.
– Сколько отступников сейчас под стенами города? Но разве не гуманнее было бы рубить им головы? Выставляя их из Дагмера, вы отказываете им в защите, отправляете на смерть, но большинство из них выживает…
– Довольно, – прервал его Аарон, не желая слушать обвинения юноши. – Просто скажи, чего ты хочешь, сын.
– Морган должен привезти семью Таррен в Дагмер, – выпалил он в ответ и стал еще бледнее, чем был.
– Ты не в себе, мальчик, – возмущенно хмыкнул Стейн, до этого момента сохранявший молчание.
– Никто из нас не знает, почему старому Таррену и Эйре понадобилась помощь Смотрителя. И если там, в Тироне, есть люди, которым эта семья причинила смерть, то они будут желать отмщения. Сделав исключение всего раз, Морган даст повод поставить под сомнение Договор и мир, заключеный твоим дедом, – медленно и вкрадчиво проговорил Аарон, чувствуя, разговор не кончится добром.
– Я не желаю объяснять тебе ничего, отец, раз ты сам ничего не видишь, – Гален говорил все тем же страшным тихим голосом. – Уселся здесь, в тепле, на большом дубовом стуле, довольствуясь гнилым миром и жалким клочком земли. Вы все, – он злобно взглянул на Стейна, вставшего рядом с Морганом, – довольствуетесь этим жалким клочком земли, пустив корни в принципах, напускном благородстве, и не видите дальше своего носа.
Все четверо, твое взрослых мужчин и один юный, теперь стояли очень близко и прекрасно видели каменные лица друг друга, не предполагающие никаких уступок или сочувствия.
Морган внимательно следил за каждым словом и движением племянника, и только в этот момент осознал, как быстро тот вырос. Быстрее, чем другие дети. Все во дворце прощали ему скверный характер. И Морган старался быть к нему особенно снисходительным, ведь их судьбы были чем-то похожи. Однако старший Бранд вырос в любви, пускай и данной не кровными родителями, младший – любовь отца отверг сознательно и жестоко.
– Великую битву при Ангерране выиграли не вы, а Кейрон! – кричал теперь этот озлобленный мальчик в лицо родному отцу. – Первым королем Дагмера должен был стать не ты, а Кейрон! Ты, Аарон Освободитель, променял величие на трон в самом маленьком и жалком королевстве, в то время как мог завоевать весь мир!
– Ты не знаешь войны, мальчишка, – Стейн бесцеремонно и резко прервал распаленного Галена. – И кровь ты видел только на собственных сбитых коленках. И даже в страшном сне тебе не виделась цена твоего спокойствия и благоденствия. Понятия ты не имеешь и о том, что Морган считает себя убийцей, помня лица тех, кто погиб в битве за Ангерран. Они сражались за то, чтобы ты, сопляк, мог называть себя магом и не бояться смерти на костре!
Гален даже не поморщился, не отвел взгляда – не сделал того, чего так ждал от него Аарон. Да, он словно родился на троне, собранном из боли, голода, страха и войны.
– Каким бы ни было решение Моргана, оно не обсуждается, – сухо проговорил король. – Если Рейнард и Эйра виновны, они будут преданы церковному суду.
Мальчик вдруг плюнул под ноги Аарону.
– Мне не нужен такой король. И такой отец мне не нужен, – в его тихом голосе звенело презрение.
Он собирался было развернуться и покинуть залу, но тяжелый кулак Моргана остановил его. Удар был резок, и Гален не удержался на ногах – отлетел к каменной резной колонне и крепко ударился затылком. Не понимая, что произошло, он тряхнул головой и приложил дрожащие пальцы к разбитым губам. На серый дублет упали несколько капель крови.
– Мне не нужен такой король, – повторил он с трудом вставая на ноги.
Губы плохо слушались его. Рот заливало кровью, глаза – слезами. Не от обиды, конечно, нет – от боли. Но сквозь пелену он видел бесстрастное лицо Аарона. Морган потирал костяшки пальцев и наблюдал за ним исподлобья.
– Я отказываюсь от тебя, Аарон Освободитель, загнавший великих магов в заточение за каменные стены! Отрекаюсь от тебя, отец, пока могу вырваться на свободу! Но, клянусь, я заберу принадлежащее мне по праву и то, что по праву ваше.
– Не о чем говорить! Хочет идти – пусть проваливает, – сухо проговорил Стейн.
Впрочем, это было лишним – Гален направился прочь, вовсе не дожидаясь королевского дозволения.
Аарон шумно выдохнул, как только захлопнулась дверь. Он медленно вернулся за стол, сел, откинулся на спинку дубового стула и растер ладонями уставшие глаза.
– Всем хорош наш король, только не дитями своими и бабами, – горько усмехнулся Стейн, когда молчание стало невыносимым. Он произнес слова, которые сам часто слышал на улицах города.
– Я воспитал себе врага, – тихо проговорил Аарон. – Этот мальчишка – сама смерть. Все, кто клял меня и желал мне зла, преуспели в своих чаяниях. Должно быть, я слишком много убивал, и Создатель наказал меня, послав это воплощение войны в мой род.
– Мы его воспитали, брат. Не ты один, – вкрадчиво проговорил Морган, усаживаясь рядом.
– Прикажите запереть все двери и ворота замка. И глаз с него не спускать.
Стейн хотел было передать слова короля стражникам, но вдруг почувствовать ярость. Он, как и любой маг, владеющий огнем, был страшно вспыльчив, и если уж гневался, то особенно разрушительно. Это было на руку в бою, но при дворе доставляло одни лишь неприятности. Если бы он не вырос вместе с Брандами, то давно оказался бы выставлен из города, сохранив жизнь только потому, что в Дагмере не было никогда ни виселицы, ни плахи.
