– Ты ещё себя оправдываешь, тварь? – прошипел я, а наниты моментально впрыснули в кровь большое количество адреналина.
Их резкая концентрации в ногах позволила мне спустя два молниеносных шага подпрыгнуть на полтора метра и нанести нокаутирующий удар с колена прямо в челюсть чернявого. Всё было настолько быстро, что он вряд ли такого ожидал.
Я услышал чёткий хруст зубов и, ударом ноги с разворота, повалил урода на пол. Я прыгнул на корчащегося подонка сверху и стал наносить удары кулаками по его голове. Первые несколько ударов он закрывался, пытаясь хвататься за больные зубы, но потом наниты рассредоточились в руках и мои оплеухи стали гораздо сильнее.
Такая злоба накрыла меня впервые, я даже не сразу осознал, что Юсуф потерял сознание, а меня уже оттаскивали трое. Виталий держал меня за плечи и что-то с волнением говорил. Смысл его слов пришёл не сразу.
– Илья! Хватит! Ты его убьёшь! Нам всем потом не поздоровится!
– Откуда в нём столько сил?!
– Да успокойся ты, псих! – орали те, что держали меня, когда я пытался вырваться.
Но спустя какое-то время я перестал переть на лежачего чернявого. Лишь мельком признав правоту Виталия.
– Отвалите! Успокоился я, – прошипел я, отталкивая двоих короткостриженых, но в этот момент дверь нашей секции открылась, впуская Захара с Петро.
Неосознанно я с ненавистью поглядел на них, а они оба изумились.
– Охренеть, ты только глянь на него, командир. Прямо чумазый дикарёнок, выбравшийся из недр подземелья, – прокомментировал Петро, вскинув брови.
– И похоже, который наворотил уже дел, – нахмурился Захар, заглядывая за нас.
– Старшие! Мы его еле оттащили! Он псих! – воскликнул один из короткостриженых.
– Ага! Еле успокоили! – вторил ему второй.
– Я так понимаю, это всё из-за Альбинки? – спросил у меня Захар и я хмуро кивнул.
Он прошёл мимо меня и сел на корточки перед бессознательным Юсуфом.
– Похоже, ты его изрядно отделал. Завтра он точно не работник, – добавил старшина, а Петро исказился в злобной гримасе и подлетел ко мне в замахе кулаком сверху вниз.
В голове словно прозвучали слова генерала: «Не смей быть отбросом!» – и у меня сработал рефлекс, отработанный на рыжем. Я парировал его удар и нанёс апперкот снизу-вверх, чётко в челюсть. А так как наниты были сосредоточены до сих пор в руках, старший схватился за челюсть, с потерянными глазами сделал два шага назад и упал на задницу.
«Да что со мной происходит?» – судорожно подумал я и наконец успокоился, округлив глаза.
– Старший! Простите! Я случайно! – воскликнул я, делая шаг назад.
– Ты. Мелкий отброс! Я тебя завтра в щели закопаю! – прорычал он, вставая.
– Успокоился, Петро! – прошипел Захар, а его глазные импланты сверкнули красным, практически как у Родина.
– Захар, он мне в челюсть двинул! – изумился Петро, хватаясь за челюсть.
Хорошо я нанёс удар не со сей силы. Скорее всего, мне бы точно досталось.
– Переживёшь! Он нам всем заработал по семьсот кредитов и полностью выкупил все свои штрафы, когда объявился, – спокойнее добавил старшина и поглядел на меня. – Но ты не радуйся. Завтра идёшь отрабатывать свой косяк в группу Григория. И веди себя тише воды, ниже травы, иначе уже он тебя закопает в щели. Ты понял?
– Да, старшина… – пробурчал я, понурив голову.
То, что я отделал урода до бессознательного состояния, я нисколько не жалею. Если надо – повторю. Неужто на меня так повлияли сны в которых был Илья Васильевич? Или это всё в совокупности с моими приключениями?
– Петро, помоги мне. И надо вкачать немного наноботов. Иначе проваляется не один день, – сказал Захар и опять поглядел на меня. – А ты иди мойся. Воняешь, как дикарь, – фыркнул он и, наклонившись, стал приподнимать Юсуфа под руки, а недобро зыркнувший на меня Петро стал хватать его за ноги.
Обернувшись, я увидел озадаченные лица четверых подростков, у троих из которых на лице читалось: «Да кто это такой, черт побери?!». Злата лишь с лёгкой опаской глядела на меня. Наверное, тоже думая, что я сошёл с ума, пробыв один в завалах черт знает сколько времени.
Ничего не говоря, я вышел из секции и проследовал до ближайшей душевой. Плевать, что произошло. Мне главное как-то вернуть в чувства Альбину. Что же эти твари с ней сделали?!
Войдя в раздевалку душевых, я приятно удивился, поняв, что вокруг совершенно никого не было. Все клозклинеры свободны, лишь один слегка гудел.
Выбрав ближайший к душевым, я быстро скинул всю воняющую грязную одежду и, закинув её вместе с поясом, запустил аппарат на максимальную очистку, которая будет длиться аж двадцать минут. Заодно и намоюсь хорошо.
Но небольшое неудобство всё же присутствовало. В средней кабинке кто-то мылся. Немного неловко. Я прошёл к самой дальней, видя через прозрачную дверь, что это какой-то черноволосый дядька. Он стоял спиной к стене и, прикрыв глаза, неподвижно наслаждался душем.
Слегка скривившись, я вбежал в последнюю, закрылся и, включив воду на средний поток, принялся очень качественно мылиться и прямо ногтями счёсывать многонедельную грязь и пот. Первый раз в жизни я с таким удовольствием мылся в душе. Обычно я любил плескаться в бассейне или в ванной.
Через некоторое время я почувствовал себя полностью чистым и последовал примеру того дядьки ‒ встал к стене и принялся наслаждаться водой, одновременно думая о случившимся.
Нет. Я по-прежнему не жалел о произошедшем. Я думал о том, что я совершенно не жалею о смерти рыжего, который совершил что-то страшное с Альбиной. Мама бы меня отругала за такое, – если бы я ей рассказал – но я бы начал спорить. Ведь он никогда теперь не раскается в совершённом зле. А потому мне его не жалко, хоть я и не могу сказать, что он заслужил смерть. Я ещё не до такой степени очерствел.
– Тоже любишь длительные помывки? – как гром прозвучал баритон с стороны той самой кабинки.
Немного растерявшись, ответил я не сразу.
– Нет. Вещи на максимальной очистке.
– Зря не любишь. С водой утекают плохие мысли… – сказал он и замолчал, при этом продолжая стоять под душем.
– Как с водой могут утекать плохие мысли? – не выдержал я спустя полминуты.
– Ритуал очищения в японской традиции, под названием Мисоги. Обычно проводится в природных водных источниках, но… Что есть, то есть. Японцы верят, что Мисоги – это путь к очищению и обновлению души и мыслей. Но это так же некая форма медитации. Очень полезна в наших бункерных условиях.
– Значит, попробую, как вы… мыться по вечерам, когда никого нет, – сказал я и прикрыл глаза.
Так я и простоял минут пять молча, пока не сработал таймер в нейроинтерфейсе. Не знаю о каком очищении «Мисоги» говорил этот незнакомец, но было вполне себе приятно не двигаясь постоять под душем.
Когда я вышел, этот дядька голышом сидел на клозклинере, дальнем справа, и, задрав голову, пялился в потолок. Со спины я теперь его узнал. Это был тот самый длинноволосый дядька, с которым я чуть не столкнулся в душевой в мой второй день в бункере.
Принявшись надевать наисвежайшую и сухую одежду, я буквально начал чувствовать себя человеком, а не отбросом, что вылез из бездны.
– Ты тот самый малец, о котором все пестрят? – услышал я и повернул голову. Мужик уже стоял в штанах и, скрутив волосы в хвост, выжимал воду на пол.
– Н-наверное… Я три недели выбирался из-под завалов… – неуверенно произнёс я, застёгивая комбинезон.
– Как твоё имя? – спросил он, и я опять поглядел на него.
Он перестал выжимать волосы и повернулся ко мне. Хмурое светлое лицо с густыми бровями и карими глазами, лёгкая небритость. Человек явно восточных корней. Со сложенными на груди руками его мускулы бугрились, давая понять, что он очень тренированный человек. Хотя комплекцией и не дотягивал до Родина. Видимые импланты совершенно отсутствовали.
– Илья… – ответил я, напяливая пояс.
