Но мы продолжили идти, совершенно не обращая на него внимания. Почему прямо сейчас не начать его срезать? Непонятно. Но с другой стороны, тут не было групп, которые делали бы то же самое. Не всё так просто, что ли?

За очередным поворотом, метров через десять, нам попалась щель, которая даже порвала это полотно из радоида. Алексей, заглянув туда, посветил фонариком и сказал:

– Ну вот. Эта вроде глубокая. Готовьтесь, мелкие.

Альбина сразу же молча скинула рюкзак, расстегнула его и достала что-то похожее на серые подошвы с тремя металлическими шипами в носке и одним на пятке. Я сразу же поступил по примеру девушки. А когда вытащил свои «лазы», увидел, как она их активировала.

Она просто встала на них сверху, и её ступни обхватили три металлизированных ремня. Когда я их надел и вернул рюкзак за спину, Альбина уже залезала в трещину.

– Давай, пошевеливайся, – прозвучал голос железного.

– Держись от неё на расстоянии пяти-семи метров, – добавил Алексей обращаясь ко мне, а я кивнул и заглянул в проём.

Альбина просто прикасалась носком к стене, и шипы, словно отбойником, дырявили скалу, вгрызаясь в неё. И постепенно она так и переставляла ноги.

Я натянул на себя респиратор – удивляясь тому, что Альбина не поступила точно так же – и выставил ногу, упираясь шипом в стену. В ступне произошла глухая вибрация, и вот, я уже спокойно переношу вес на эту ногу. Таким образом мы и продолжили путь правым боком.

Расстояние в «щели» было достаточное, чтобы и взрослые прошли. Почему же так необходимо, чтобы лезли именно мы? Ответ на этот вопрос возник сам собой – Альбина упёрлась в сужение, в которое не смогла протиснуться даже она. Но на этом девочка не остановилась, а достала из рюкзака какую-то штуку в виде квадратного металлического бруска длинной сантиметров тридцать, провела по нему пальцем, и на нём засветилась сенсорная кнопка включения в середине. Альбина упёрла брусок в стену с наибольшей выпуклостью и нажала на кнопку. Произошёл гулкий хлопок, и часть породы в сужении просто осыпалась.

Я же наблюдал за девушкой четырнадцати лет и про себя удивлялся, как она так ловко справляется с оборудованием для геологов. Да. Мультитул оказался геологический. Для сбивания, разрезания и измельчения горных пород. Работал он на ядерной капсуле. Я такие уже видел на нашей базе, у Альберта, нашего специалиста по самому нижнему уровню бункера, где происходило частое затопление грунтовыми водами.

Спустя десять минут Альбина была вся в пыли, но пробила проход в сужении, где началось такое сильное расширение, что мы с трудом хватались за противоположную стенку. Всё это происходило в кромешной тьме, так как мы давно уже завернули направо по проходу и свет от старшины виден не был. Лишь мой фонарик иногда освещал девушке путь.

– Альбин! Давай я тебя подменю? – громко предложил я, когда мы наткнулись на следующее сужение. Мой респиратор через свой динамик у носа дублировал мой голос, поэтому никакой преграды для разговора не было.

Альбина остановилась и, не оборачиваясь, негромко ответила:

– Не стоит… Просто смотри и запоминай…

– Мне же не только смотреть надо, но ещё и самому попробовать! – возразил я.

– Не надо… – всё так же не поворачиваясь, произнесла девушка.

– Почему ты стесняешься своих глаз? – спросил я, понимая, почему она не смотрит в мою сторону.

– Я… не… потому что… они от мутанта… – сбивчиво пробормотала она.

А ведь точно! У неё не было явного свечения. Это было что-то биологическое! Но генетические эксперименты официально запрещены. Только благодаря Зодаку или специальным медицинским программам в медкапсулах можно корректировать гены. Это значит… Блин! Не представляю, какое у неё было детство, если над ней экспериментировали в теневых лабораториях…

– Ну и что? У тебя прекрасные глаза. Нашла чего стесняться, – подбодрил я девушку, и она, робко повернувшись, взглянула на меня. После темноты из-за фонарика её зрачки стали ужасно узкими. Прямо-таки животными!

– Ну вот. Красивые глаза. Как у моей кошки Люськи, – улыбнулся я схожести её зеленоватых глаз. – Скажи, а почему ты респиратором не пользуешься? Мне дядька, что выдавал снаряжение, сказал…

– У меня седьмой Зодак… Во мне военная станция по производству наноботов. Моя кровь на двадцать процентов металлическая. Поэтому мне не страшен метан, – призналась Альбина, опустив взгляд.

А я слегка оцепенел от такого. Наноботы не могут качественно усиливать тело, как наниты. Но они хорошо регенерируют его и при необходимости могут поддерживать жизнеспособность организма без кислорода или питательных веществ. Безопасный потолок для человека – это десять процентов наноботов от общего количества крови в организме. Наниты, в зависимости от степени интеграции Зодака, могут достигать половины объёма крови человека. Говорят, у Ильи Родина наниты достигали семидесяти процентов объёма!

Но для девочки-подростка количество наноботов просто неимоверно высокое! Как они сами себя не пожирают и не рассыпаются прямо в организме? Это по-любому какие-то жестокие модификации виноваты!

– Это очень много, Альбин… – нахмурился я. – Уменьшить их количество ты можешь?

– Я могу их только кому-то передать… Но такая доза будет смертельна, когда они начнут распадаться от нехватки энергии…

Вот ещё один громадный минус наноботов – если ты передаёшь своих ботов другому человеку, то через три дня они распадаются, отравляя организм металлами и различными химическими соединениями. То, что передал мне Захар, это такой мизер – более вреда я получаю от воздуха. А вот когда в тебе их десяток миллиардов или, в пересчёте на вес, килограмм – это ужас!

Наниты тем и хороши, что если ты вводишь их человеку, без разницы в каких количествах, то через неделю, после потери энергии, эти бионические роботы сами выводятся из организма всеми доступными способами, не принося вреда организму. А наноботы ещё к тому же в два раза больше по размеру чем наниты.

Но хорошо, что у меня не будет вреда от наноботов. Мои наниты их просто переработают в модуле по производству в себе подобных. Вот только стакан железной крови я за раз всё равно принять не смогу. Надо делать это порциями.

– Я знаю, как тебе помочь, ‒ заявил я. – Я приму твоих излишних наноботов, но постепенно.

– Ты чего? Нет! Ты же погибнешь! – изумлённо воскликнула Альбина.

– Обычный человек ‒ да. Но… надо мной тоже… проводили эксперименты, – запнулся я, категорично не желая называть труды моей мамы таким определением.

– Ты точно… уверен?.. – неверующе спросила она.

– Вот когда дойдём до конца этой щели – увидишь, – улыбнулся я.

– Ну… Ладно… Но я не хочу, чтобы ты умирал… – отвернувшись, проговорила она дрогнувшим голосом.

– Всё будет хорошо.

Девушка продолжила путь, а я немного воспрял духом. В этом бункере, как мне кажется, невозможно найти титан. Здесь не химический завод и нет нейрохирургических мастерских, я уже не говорю о специализированных препаратов для генерации нанитов. Не вырывать же импланты у других людей? Да даже если и захочу вырвать – явно силёнок не хватит. Поэтому Альбина – это моя мини-скважина по добыче бесплатного материала.

В этот раз моя напарница сбивала сужение почти полчаса. Я несколько раз предлагал ей подмениться, но она наотрез отказывалась, уверяя, что с таким количеством наноботов она совершенно не устаёт.

– Эй, мелкая! Какого хрена так долго нет отчёта?! – прозвучал голос Алексея со стороны девушки, когда мы приблизились следующему заужению.

Она сразу же схватила какой-то маленький аппарат из-за пояса и сбивчиво, очень тихо ответила, приложив аппарат к уху:

– Алексей Анатольевич, прошли второе сужение прохода, но путь дальше имеется. Нам нужно время, чтобы разведать до конца.

Я практически не слышал, что говорили в ответ, но различил некоторые слова:

– …ться! Я слышал, что вы десять минут ничего не делали! Если хочешь, чтобы твоё тело… по…Казахстана… …с тебя ещё три тысячи кредитов!