– Мы не желаем неприятностей, милорд, – сказал Худ. Его серые, заплывшие жиром глаза смотрели умно и проницательно.

– Мне это известно, сэр.

– В этой связи, милорд, должен привлечь внимание вашей милости к судну, которое сейчас в Новом Орлеане и готовится выйти в море.

– Что за судно?

– Его видно с палубы, милорд. И даже… – Худ с усилием оторвался от кресла и подошел к кормовому окну. – Да вот оно. Что скажете, милорд?

Хорнблауэр посмотрел через плечо Худу. Он увидел красавец-корабль водоизмещением тонн восемьсот или чуть больше. Изящные обводы, величественный наклон мачт, широкий размах реев – все говорило о быстроходности, ради которой строители отчасти пожертвовали грузоподъемностью. Палуба гладкая, без надстроек, в каждом борту по шесть крашеных орудийных портов. Американские корабелы всегда славились умением строить быстроходные суда, но это был просто шедевр.

– Есть ли пушки за этими портами? – спросил Хорнблауэр.

– Двенадцатифунтовки, сэр.

Даже и сейчас, в мирное время, купеческие суда в обеих Индиях обыкновенно несли пушки, но не столько и не такие мощные.

– Похож на капер, – сказал Хорнблауэр.

– Совершенно верно, милорд. Это «Дерзкий», построен во время войны, до заключения Гентского мира совершил один рейс и захватил шесть наших судов. И что же дальше, милорд?

– Он может использоваться для перевозки рабов.

– Ваша милость опять, конечно, правы.

Такое тяжелое вооружение пригодится в Западной Африке, где на работорговца всегда могут напасть; под гладкой, без надстроек, палубой легко разместить и палубу невольничью; быстроходность сокращает время на переход через Атлантику и, соответственно, смертность среди рабов, а что грузоподъемность небольшая – это в данном промысле не помеха.

– Это и вправду работорговец? – спросил Хорнблауэр.

– Нет, милорд, вопреки очевидности. Тем не менее корабль действительно зафрахтован для перевозки большого количества людей.

– Нельзя ли объясниться понятнее, мистер Худ?

– Я могу сообщить вашей милости только то, что узнал сам. Судно зафрахтовал французский генерал, граф Камброн.

– Камброн? Камброн? Тот самый, что командовал императорской гвардией при Ватерлоо?

– Именно, милорд.

– Который сказал: «Старая гвардия умирает, но не сдается»?

– Да, милорд, хотя, по слухам, он выразился крепче. Он был ранен и попал в плен, но выжил.

– Я слыхал. Но зачем ему корабль?

– Он не делает из этого тайны. После войны Старая гвардия создала общество взаимопомощи. В 1816 году они решили сделаться колонистами – ваша милость, вероятно, слышали об этом проекте?

– Почти ничего.

– Они захватили территорию на побережье Техаса, мексиканской провинции, граничащей со штатом Луизиана.

– Да, слыхал, но этим мои познания и ограничиваются.

– Сперва все у них шло успешно. Мексика как раз свергала испанское правительство. Как вы понимаете, милорд, никто им не препятствовал. Однако дальше дела пошли хуже. Трудно ожидать, что из солдат Старой гвардии получатся хорошие земледельцы. Да еще в таких местах… цепочка забытых Богом лагун, там почти никто и не живет.

– Затея провалилась?

– Как и догадывается ваша милость. Половина умерла от желтой лихорадки и малярии, половина оказалась на грани голодной смерти. Камброн прибыл из Франции, чтобы вывезти домой уцелевших – пятьсот человек. Ваша милость без труда представит, что правительство Соединенных Штатов никогда не благоволило к этому проекту, а теперь и повстанцы встали на ноги и не потерпят на мексиканском побережье несколько сот опытных солдат, как бы мирно те ни были настроены. Ваша милость видит, что Камброн может говорить чистую правду.

– Да.

Судно водоизмещением восемьсот тонн, снаряженное как невольничье, может принять на борт пятьсот человек и вдоволь провизии, чтобы кормить их в длинном путешествии через океан.

– Камброн загрузил корабль преимущественно рисом и водой – невольничий рацион, милорд, однако в данном случае наиболее целесообразный.

Работорговцы знают, как перевозить живой груз.

– Если Камброн намерен доставить их во Францию, никоим образом не могу ему препятствовать, – сказал Хорнблауэр. – Скорее напротив.

– Совершенно верно, милорд.

Серые глаза Худа смотрели на Хорнблауэра без всякого выражения. Ясно, что британского главнокомандующего не может не тревожить появление в охваченной беспорядками Вест-Индии корабля с пятью сотнями вооруженных солдат на борту. Боливар и другие испано-американские повстанцы много бы за них дали. А может, кто-то мечтает захватить Гаити или совершить пиратский набег на Гавану. Возможностей для разбоя не счесть. Кстати, и Бурбоны не прочь отхватить лакомый кусок, заполучить колонию и поставить англоязычные державы перед свершившимся фактом.

– Я буду за ним приглядывать.

– Я официально привлек внимание вашей милости к данному обстоятельству.

Значит, новая головная боль для Хорнблауэра с его жалкой патрульной службой – он уже прикидывал, какое из своих немногочисленных судов отрядить к техасскому побережью.

– А теперь, милорд, – продолжал Худ, – позвольте перейти к пребыванию вашей милости в Новом Орлеане. Я составил для вашей милости программу официальных визитов. Ваша милость говорит по-французски?

– Да, – сказал Хорнблауэр и едва не прибавил: «Моя милость говорит».

– Превосходно. Хорошее общество здесь разговаривает главным образом по-французски. Ваша милость, несомненно, посетит губернатора и представителей флотского командования. Разумеется, мой экипаж полностью к услугам вашей милости.

– Вы чрезвычайно любезны, сэр.

– Не стоит благодарности, милорд. Для меня большая честь – сделать все, чтобы визит в Новый Орлеан доставил вашей милости удовольствие. У меня при себе список – лица, с которыми вашей милости предстоит встретиться, и краткие замечания о каждом. Может быть, передать его флаг-адъютанту вашей милости?

– Конечно, – сказал Хорнблауэр, радуясь, что может ненадолго ослабить внимание. Джерард – хороший флаг-адъютант, служит у него уже десять месяцев и все это время был ему надежным подспорьем. Мало того, Джерард обладает тем светским чутьем, которое его адмирал так и не удосужился приобрести. Дело было быстро улажено.

– Что ж, очень хорошо, милорд, – сказал Худ. – Теперь разрешите откланяться. Буду иметь удовольствие встретиться с вашей милостью в губернаторском дворце.

– Премного обязан, сэр.

Новый Орлеан прекрасен. Хорнблауэр с волнением предвкушал, как сойдет на берег. И, как выяснилось, не он один. Сразу после ухода консула лейтенант Харкорт, капитан «Краба», поймал Хорнблауэра на шканцах.

– Простите, милорд, – сказал он, козыряя. – Какие будут распоряжения?

Смысл вопроса был очевиден. Перед грот-мачтой собралась почти вся команда «Краба». Матросы со жгучим любопытством поглядывали на шканцы – на маленьком судне всем до всего есть дело, а дисциплина не такая жесткая, как на большом корабле.

– Вы ручаетесь за поведение своих людей на берегу, мистер Харкорт? – спросил Хорнблауэр.

– Да, милорд.

Хорнблауэр вновь посмотрел на матросов. Те выглядели на редкость молодцевато – они обшивали себя всю дорогу от Кингстона, с того самого дня, как узнали, что шхуну осчастливит своим присутствием адмирал. В ладных синих рубахах, белых штанах и широкополых соломенных шляпах они смущенно жались, отлично понимая, о чем говорят на шканцах. Время мирное, все они добровольцы, пришли на флот по собственному почину. Хорнблауэр никак не мог к этому привыкнуть – двадцать военных лет он командовал насильно завербованными матросами, только и норовившими дезертировать.

– Если вы сообщите мне, когда намереваетесь отплыть, сэр… простите, милорд, – сказал Харкорт.

– Не раньше, чем завтра на рассвете, – внезапно решился Хорнблауэр. До утра все его время расписано.

– Есть, милорд.

Неужели портовые кабаки Нового Орлеана чем-то лучше подобных притонов Кингстона или Порт-оф-Спейна?