Когда проявлялся ряд симптомов Ее возобновления нормальной жизни, Ей помогали сесть в позе сидя и, громко взывая к Ней, предпринимались попытки пробудить Ее к миру чувств и побудить Ее говорить. В этом сумеречном состоянии сознания Она отвечала на зов внешнего мира лишь на короткое время, чтобы снова погрузиться в глубину своего бытия. В этом состоянии Ей требовалось много времени, чтобы восстановить свое нормальное состояние.
Однажды после такого периода самадхи Ее заставили ходить с большим трудом. После приема глотка пищи Ее тело в течение нескольких часов впало в бессознательное, инертное состояние.
Но когда после самадхи Она восстанавливала Свое нормальное состояние, все Ее тело, казалось, было наполнено радостью. На пороге пробуждения иногда Она либо смеялась, либо смеялась и плакала одновременно.
Во время самадхи Ее лицо утрачивало свежесть жизни: тело казалось очень хрупким и слабым, и в Ее общем облике не было никакого выражения ни радости, ни боли. В этом состоянии Ей потребовалось гораздо больше времени, чтобы восстановить свое прежнее я. В 1930 году, когда Она пришла в Рамна ашрам, Она часто теряла все признаки жизни во время самадхи и проводила вместе четыре или пять дней, не реагируя ни на какие внешние раздражители. На протяжении всей фазы, от начала самадхи до его конца, не было никаких признаков того, что у Нее была жизнь или Она могла когда-либо ее восстановить. Ее тело стало холодным, как лед, и оставалось холодным долгое время после возвращения сознания.
Придя в полное сознание, когда Ее спросили, как Она себя чувствовала во время самадхи, Она ответила только: «Это состояние за пределами всех сознательных и сверхсознательных уровней — состояние полной иммобилизации всех мыслей, эмоций и действий, как физических, так и ментальных — состояние, которое превосходит все стадии жизни здесь внизу. То, что вы называете савикальпа самадхи, также является лишь средством достижения этой конечной цели — это лишь промежуточный этап в вашей садхане.
«Глубокое сосредоточение на любом из пяти элементалей чувства, звука, осязания, обоняния, вкуса и зрения, происходящих главным образом из воздуха, земли, воды и т. д., приводит человека к тому, что он сливает с ним свою индивидуальность и, по мере углубления сосредоточения, тело так сказать, постепенно застывает в нем. Тогда этот особый объект чувств пронизывает всё его существо, и его эго постепенно растворяется в нем и соединяется с одной Универсальной Сущностью. Когда это состояние успокаивается, сознание Единого Универсального Я тоже тает, и то, что происходит не могут передать, ни слова, ни выражение, ни чувство.
Временами без какой-либо заметной причины многие аномальные симптомы становились видимыми на Ее лице. Ее дыхание ставало глубоким и продолжительным; всё Ее тело поворачивалось вправо или влево с выражением томности и усталости — тогда Она ложилась на пол или сворачивала свое тело, как сверток. В то время у Нее было физическое сознание, и когда Ей задавали любой вопрос, Она отвечала одним или двумя словами очень слабым мягким голосом.
После вопрошания мы узнали от Нее позже, что, находясь в таком состоянии, Она чувствовала тонкий нисходящий восходящий поток жизни, протекающий от нижнего конца спинного мозга до самого верхнего центра в мозге и вдоль по нему, возбуждение радости проникало в каждую клеточку Ее тела и даже в поры Ее волос. В то время Она чувствовала, что каждая частица Ее физического тела танцует, так сказать, с бесконечными волнами блаженства. Всё, чего Она касалась или видела, казалось Ей жизненно важной частью Ее. Ее физическое тело постепенно переставало функционировать.
В это время, если массировали Ее позвоночник или растирали суставы Ее тела в течение длительного времени, Она некоторое время молчала и восстанавливала свое нормальное состояние. Именно на этом этапе Она оказывалась наполненной блаженной радостью, и в Ее взглядах были все признаки того, что Она потерялась во вселенской любви.
В разгар повседневной жизни, когда Мать лежала, улыбалась и разговаривала с людьми, которые приходили к Ней, было обнаружено, что Ее конечности стали ледяными, а ногти и пальцы на ногах голубыми. Даже энергичным массажем жесткость Ее конечностей не могла быть уменьшена, хотя руки тех, кто тер Ее конечности, стали холодными. Однажды Ей понадобилось почти двенадцать часов, чтобы восстановить свое нормальное тепло.
Однажды вечером, в сумерках, Мать лежала в состоянии самадхи. Наша Дидима лежала на кровати рядом с Ней. Питаджи тоже был в комнате. Около двух часов ночи я сидел на веранде, размышляя над лотосными стопами Матери. Я почувствовал волнующее ощущение в своем сердце, вызванное звуком шагов Матери. Я открыл глаза и ничего не заметил. Я услышал слабый звук в комнате. Когда я покинул свое место, я заметил два крошечных следа мокрых ног Матери.
Войдя в комнату, я нашел Мать в постели. Я спросил у Дидима (мамы Матери), выходила ли Мать; ответ был «нет». Прошла ночь. На следующее утро Она была на уровне сознания в течение короткого промежутка. Хотя на следующий день Она восстановила свои чувства, потребовалось еще три или четыре дня, чтобы вернуть Ей нормальный образ жизни.
Несколько дней спустя я сказал Матери: «Я слышал, что во время самадхи никто не может двигаться в своем физическом теле; как же случилось, что я заметил два твоих следа на полу в ту ночь?»
Мать сказала: «Может ли человек объяснить все словами?» И возобновила молчание.
Однажды я спросил Мать: «Каковы признаки садхаки?[24]» Мать сказала: «Когда почитатель достигает определенного уровня умственной чистоты, он может вести себя как ребенок, или стать не реагирующим на мирские раздражители, как сгусток инертной материи, или нарушать все каноны общественной жизни, как безумец, или время от времени поддаваться вспышкам высших мыслей или эмоций и сойти за святого. Но через все эти различные способы жизни его цель остается сосредоточенной на его центральной цели. Если на этом этапе он забывает свою конечную цель, его развитие там задерживается.
«Но если с интенсивным усилием он стремится к своей цели и продвигается к ней, все его действия будут сосредоточены вокруг его высшей цели. Вы всегда найдете, что, хотя он выглядит как масса инертной материи, совершенно равнодушной к внешним раздражителям, он полон бодрости и блаженства, как только он обретает физическое сознание. Постепенно, когда это радостное настроение укореняется в нем, все его отношения с людьми и вещами наполняются духом радости и счастья, что делает его привлекательным и очаровательным для всех. Его внутренняя и внешняя жизнь становится выражением Единого Высшего Блаженства.
«На следующем этапе почитатель достигает уровня, на котором тает даже понятие единого вселенского существования. Тогда его образ жизни не может быть объяснен обычными канонами человеческого мышления. В этом состоянии все вибрации его тела-ума приостановлены и есть большая вероятность того, что душа уйдет из смертных рамок, но если есть остаток сильной самскары[25] обеспечить благополучие человека, он может прожить определенный период дольше. И все же он остается неизменным при любых обстоятельствах жизни. Хотя мы думаем, что он подвержен изменениям, просто потому, что он сохраняет свое тело.
«Единственное различие между таким почитателем и йогином, который оставляет свое тело, состоит в том, что последний покидает свое тело своим собственным усилием воли. Даже в момент выхода из физического он сохраняет сознание, что у него есть тело, которое он покидает, тогда как человек, который отказывается от своей смертной структуры в абсолютном самадхи[26], не осознает ни отдельного тела, ни каких-либо попыток оставить его. Самскары о жизни и смерти перестают функционировать в его душе, и как только карма его прошлых жизней выработана, тело естественным образом отпадает».