Родственники напоминали Керен зебровых амадин, которых они разводили всю жизнь, сколько она себя помнила. Они довольствовались своим крошечным мирком и боялись всего, что находилось за его пределами. В детстве Керен жалела крошечных птичек; она считала, что они ненавидят свою, пусть и большую, клетку. Однажды, когда ей было восемь или девять лет, она открыла клетку и окно гостиной, когда никто не видел, и призывала птичек улететь. Одна села на подоконник, но дальше никто так и не улетел.

Керен всегда чувствовала себя подкидышем, кукушонком в гнезде Барриджей. Все ее близкие были довольны и счастливы в своем заточении, она же всматривалась сквозь прутья клетки и мечтала исследовать мир. В родительском доме на нее накатывала тоска.

К концу семейной жизни с Яннисом ей казалось, будто она попала в плен. Оба они угодили в ловушку.

На ее яхте имелось только одно маленькое зеркало над раковиной в крошечной ванной без окон. Только в него она могла кое-как посмотреться и понять, как выглядит. Керен редко смотрелась в зеркало, но в то утро, приняв душ и надев джинсовые шорты и ярко-красный шифоновый топ, она вдруг поняла, что с интересом рассматривает свое лицо. Яннис раньше называл ее красавицей, но Керен всегда казалось, что у нее слишком тяжелая нижняя челюсть, а нос маловат. Пожалуй, ее можно назвать хорошенькой, но не более того. Правда, ей нравились собственные глаза, темно-карие, почти одного цвета с волосами, которые она любила собирать в свободный пучок на затылке. Губы самые заурядные – не широкие, не узкие, не полные, не тонкие.

У Янниса роскошные губы, полные, чувственные, яркие от природы. В нем все красиво: голубые глаза, высокие скулы, лихо изогнутые черные брови. Густые темно-каштановые волосы, челка, которую он утром причесывал и которая неизменно падала ему на лоб к обеду или вставала дыбом, потому что он вечно поправлял ее пальцами. Крепкая шея. Благодаря высокому росту он одновременно выглядел стройным и сильным. Яннис был редкостью, мужчиной, чья красота подчеркивала, а не умаляла его мужественность. Именно его красота зачаровала ее.

Но чары всегда рассеиваются.

Пора в последний раз взглянуть ему в лицо.

Керен сделала несколько вдохов-выдохов и вышла на причал.

Яннис уже был на террасе, защищенной от восходящего солнца большой перголой, увитой и покрытой яркими цветами. Керен с наслаждением вдохнула их нежный аромат. Он ей нравился.

Яннис, одетый в мешковатые шорты песочного цвета и черную рубашку поло, встал, заметив ее приближение.

Сердце бешено забилось у нее в груди.

Он жестом пригласил ее садиться.

Она постаралась сесть как можно дальше от него. Когда она была влюблена, всегда садилась как можно ближе к нему. С каждой новой трещиной, какую давал их брак, она отодвигалась все дальше и дальше.

– Что бы ты хотела съесть? – вежливо спросил Яннис. На столе стояли кувшины с соком, водой и джезва с кофе.

– То же, что и ты. – Только в еде у них были общие вкусы. Они сходились во всем… за исключением растворимого кофе, подумала она, подавляя неожиданное желание улыбнуться, когда вспомнила его вчерашнюю гримасу.

Он подозвал к себе слугу, которого она не узнала, и быстро заговорил с ним по-гречески. Слуга скрылся за углом виллы – там находилась кухня.

Яннис налил в чашку крепкого черного кофе из джезвы и протянул ей. Она дождалась, пока он поставит чашку на стол, и только потом взяла ее и отпила глоток.

В первый раз она попробовала у Янниса кофе таким же ясным, погожим утром после их первой совместной ночи. Какой застенчивой и счастливой она была тогда! Застенчивой – потому что тогда впервые переспала с мужчиной и лишилась дара речи. Счастливой – потому что та ночь оказалась волшебной. Керен так стеснялась, что не попросила сахара и молока, которые обычно добавляла в кофе. Правда, оказалось, что сахар в кофе уже есть. Она сразу же впала от него в зависимость.

– О чем ты хотел поговорить? – спросила Керен, испугавшись того, как легко к ней возвращались воспоминания. Ей не хотелось вспоминать хорошее. Сердце еще болело.

– Давай сначала поедим. Расскажи, как ты жила последние полтора года.

– Я жила хорошо.

Он насмешливо посмотрел на нее:

– Ты заставила меня дожидаться утра, чтобы задать этот вопрос, и теперь отвечаешь просто: «Хорошо»?

– Мне подходит жизнь на море. Так лучше?

– Ты много повидала?

– Кое-что.

– Не скучала по суше?

– Нет.

– Ты немногословна.

– Я согласилась поговорить с тобой о том, что ты не хочешь обсуждать через адвокатов. На светскую беседу я согласия не давала.

– По-моему, наш разговор похож на то, как учатся ходить. Начинают с маленьких шажков и постепенно двигаются все дальше.

– Ходить я давно научилась, так что давай поскорее со всем покончим. После завтрака я возвращаюсь к себе на яхту и уплываю.

– Тебе так не терпится оказаться от меня подальше! Неужели моя близость лишает тебя присутствия духа?

– Да.

– Почему?

– Просто так.

– Отлично. Значит, я все еще оказываю на тебя какое-то воздействие.

Если бы он знал, какое мощное действие он по-прежнему оказывает на нее, его самомнение раздулось бы до размеров Луны.

Она ни за что не даст ему такого удовлетворения.

Меньше чем через час она отсюда уйдет. Ей нужно лишь продержаться какое-то время.

– Вижу, ты нисколько не изменился, – заметила она.

– Я все тот же мужчина, в которого ты влюбилась, если ты об этом.

Сердце у нее болезненно сжалось, но она выпятила подбородок и многозначительно произнесла:

– И тот же, которого я разлюбила.

Его губы на миг сжались – почти незаметно. Потом он повернул голову, услышав шаги. Им принесли завтрак.

У Керен забурчало в животе, когда перед ней поставили свернутый в трубку омлет. Еще не попробовав, она поняла, что омлет пожарен с сыром и оливками. Ее любимый!

И Янниса тоже.

Скольким женщинам подавали завтрак в этой перголе с тех пор, как она ушла?

При последней мысли ее замутило.

Она отломила кусочек вилкой. Если нужно, она впихнет омлет себе в глотку. Ни при каких обстоятельствах она не позволит Яннису думать, будто из-за него у нее пропал аппетит.

– Как поживают твои родители? – вежливо спросила она. Ей казалось, что после ее ухода Нина и Аристидис Филипидис спляшут от радости. Они обращались с ней по-своему мягко, но их брак явно не одобряли. Обычная англичанка, выросшая в пригороде; предки ее тоже были самыми обычными, заурядными людьми. К тому же она своенравна. Не такие женщины обычно входили в семью Филипидис.

– Хорошо. Сегодня они улетели в Афины – они устраивают завтра благотворительный вечер, а сборы пойдут в пользу детской онкологической больницы.

– Когда ты к ним присоединишься? – Родители Янниса занялись филантропией после того, как десять лет назад передали фамильный бизнес двум сыновьям. Надо отдать им должное, они собирали огромные деньги; Керен знала, что они помогают многим благотворительным фондам. И все же от их филантропии ей делалось не по себе. Культурные различия между ней и Филипидисами были такими же огромными, как различия в богатстве и воспитании.

Она и в гнезде Филипидисов оказалась чужеродным элементом, таким же кукушонком, как в гнезде Барриджей.

– Я к ним не присоединюсь.

Она удивленно посмотрела на него и увидела, что он не сводит с нее глаз. Яннис и его брат всегда посещали благотворительные вечера родителей. Всегда! Кроме них, на подобных мероприятиях присутствовали дедушки, бабушки и прочие представители большой семьи Филипидис. Они так поступали.

Верно истолковав выражение ее лица, Яннис небрежно пожал плечами:

– Один раз обойдутся без меня. У меня другие планы.

Сердце у нее екнуло. Она положила в рот кусочек омлета и попыталась прогнать неожиданную боль.

Должно быть, вечером у Янниса свидание с любовницей. И не просто с любовницей, а с женщиной, по отношению к которой у него серьезные намерения. Настолько серьезные, что ради нее он готов подвести родителей.