Госпожа Рупа Мера и две ее дочери только закончили завтракать и не успели заговорить о серьезном, как к ним пожаловали гости из Прем-Ниваса – госпожа Капур и Вина.

Лицо госпожи Рупы Меры мгновенно озарила радость: она вспомнила их доброту и заботу.

– Входите, входите, входите! – защебетала она на хинди. – Только я о вас подумала, как вы пришли! Непременно позавтракайте с нами. – В доме дочери она сразу принялась хозяйничать, чего не могла себе позволить в Калькутте под бдительным присмотром горгоны. – Не хотите? Тогда чаю. Как дела в Прем-Нивасе? А в Мисри-Манди? Почему Кедарнат не с вами? А его матушка? И где Бхаскар? Школа ведь еще не началась? Наверное, пускает воздушных змеев с приятелями и думать забыл о своей Рупе-нани. Министр-сахиб, конечно, занят, можно и не спрашивать, на него я не обижаюсь, а вот Кедарнат мог бы приехать! По утрам он все равно бездельничает. Ладно, рассказывайте скорее новости. Пран обещал рассказать, но утром мы не то что поговорить не успели – я его даже не видела! Убежал на собрание какой-то там комиссии. Савита, вели ему не перетруждаться. И вы тоже, – обратилась она к матери Прана, – посоветуйте ему меньше работать. Вас он послушает, мать всегда знает подход к сыну.

– Да что вы, кто меня слушает? – тихо возразила госпожа Капур. – Вам ли не знать!

– Да, – согласилась госпожа Рупа Мера, горестно качая головой. – Очень хорошо вас понимаю. Никто в наши дни не слушает родителей. Это примета времени. – Лата с Савитой переглянулись; госпожа Рупа Мера продолжала: – Зато моему отцу никто не смеет перечить – непослушных он бьет. Однажды и мне досталась оплеуха. Арун был еще маленький, и папа решил, что я неправильно его воспитываю. Он был беспокойным ребенком, много плакал без всякого повода, и это раздражало папу. Конечно, я тоже зарыдала, когда он меня ударил. И Арун, ему был всего годик, заплакал пуще прежнего. Муж тогда был в отъезде. – Взгляд ее затуманился и тут же снова прояснился: она вспомнила, о чем хотела спросить. – Папин автомобиль… «бьюик»… что с ним стряслось?

– Его реквизировали для транспортировки пострадавших в давке на Пул Меле, – ответила Вина. – Наверное, уже вернули; по крайней мере, должны были. Мы не очень-то следили за событиями, так переживали за Бхаскара…

– За Бхаскара? А в чем дело? – встрепенулась госпожа Рупа Мера.

– Что случилось с Бхаскаром? – подхватила Лата.

Вина, ее мать и Савита были очень удивлены, что Пран до сих пор не рассказал им про случившееся на Пул Меле, – он должен был сделать это сразу по их приезду! Все трое принялись наперебой рассказывать, что произошло, и ко всеобщему гаму прибавились взволнованные вскрики, охи и ахи госпожи Рупы Меры.

Послушать этот шум, так Бирбал в самом деле видел под деревом настоящее чудо, подумала Лата. И тут не только ее мысли переключились с Бхаскара на Кабира, но и разговор.

Вина Тандон говорила:

– Ох, если бы не тот парень, который приметил и узнал Бхаскара в лагере для раненых, бог знает, что бы мы сейчас делали и кто бы его нашел. Он был без сознания, когда мы пришли, а потом, когда очнулся, не мог вспомнить собственное имя.

Ее всю затрясло при мысли о страшной, почти неотвратимой беде, которой им чудом удалось избежать. Даже днем, бодрствуя у кровати сына и держа его за руку, она с ужасающей ясностью вспоминала, как его пальцы выскользнули из ее ладони. И то, что эти пальчики к ней вернулись и она снова может их сжимать, нельзя объяснить ничем, кроме как вмешательством доброго и милосердного Господа.

– Да, чаю! – воскликнула госпожа Рупа Мера в порыве нежности – теперь она могла окружить материнской заботой сразу трех родственниц! – Сейчас же выпей чашечку, Вина. Нет-нет, надо попить, хоть руки и трясутся. Сразу отпустит, вот увидишь. Нет, Савита, ты сиди, в твоем положении нельзя хлопотать. Для чего еще нужна мать, согласны? – Последние слова были адресованы госпоже Капур. – Лата, милая, передай эту чашку Вине. А что за парень узнал Бхаскара? Кто-то из его друзей?

– Нет-нет! – Голос Вины уже почти не дрожал. – Молодой человек, доброволец. Мы его не знаем, но он знает Бхаскара. Его зовут Кабир Дуррани, это сын доктора Дуррани, который был так добр к Бхаскару…

Руки госпожи Рупы Меры затряслись от неожиданности, и она расплескала чай.

Лата окаменела, услышав заветное имя.

Что забыл Кабир на индуистском фестивале, почему пошел туда добровольцем?

Госпожа Рупа Мера поставила чайник и взглянула на Лату – виновницу всех ее бед. Она уже хотела воскликнуть: «Вот что я из-за тебя натворила!» – но в последний миг осеклась. В конце концов, Вина и госпожа Капур понятия не имели о том, что Кабир неравнодушен к Лате (она предпочитала смотреть на это так).

– Но он ведь… он же… судя по фамилии… что он делал на Пул Меле? Зачем…

– Университет набирал волонтеров, вот он и вызвался помогать, – пояснила Вина. – Какой отзывчивый, порядочный молодой человек! Даже по велению министра отказался уходить с дежурства в лагере для раненых – а вы ведь знаете, как баоджи сурово говорит по телефону. Нам пришлось самим ехать к Бхаскару. И хорошо, потому что его нельзя было перевозить в таком состоянии. Сын доктора Дуррани очень устал, но долго с нами беседовал, успокаивал нас, рассказывал, как принесли Бхаскара и что открытых травм у него не было… Я чуть с ума не сошла от волнения. В такие минуты понимаешь, что Бог – в каждом из нас. Теперь Кабир часто заглядывает в Прем-Нивас, навещает Бхаскара. Его отец тоже заходит, они с Бхаскаром дружат. Понятия не имею, о чем они болтают, но Бхаскар так радуется его приходу! Мы просто даем им ручку с бумагой и уходим.

– В Прем-Нивас? – уточнила Рупа Мера. – А почему не в Мисри-Манди?

– Понимаете, Рупаджи, – вставила госпожа Махеш Капур, – я настояла, чтобы Вина и Бхаскар пожили у нас, пока он не поправится. Врач говорит, его сейчас не стоит лишний раз дергать. – На самом деле госпожа Капур отвела врача в сторонку и настояла, чтобы он так сказал. – Да и Вине так проще, она все время ухаживает за Бхаскаром – когда тут хозяйством заниматься? Кедарнат с матушкой, конечно, тоже живут у нас. Они сейчас с Бхаскаром. Его нельзя оставлять одного.

Госпожа Капур не стала говорить, что у нее прибавилось хлопот по хозяйству. На самом деле она и не считала, что принимать в доме четырех постоянных гостей – очень уж хлопотное дело. Она привыкла, что в любое время суток в Прем-Нивас могут нагрянуть коллеги и политические сторонники мужа. Уж если чужих людей она принимала пусть не с радостью, но с готовностью, то родную дочь приютила охотно. Ее бесконечно радовало, что в такой непростой ситуации она оказалась рядом и может помогать. В разделе страны было мало хорошего, но один плюс, несомненно, имелся: ее замужняя дочь и внук вернулись из Лахора в Брахмпур. А в результате другого трагического события они теперь жили все вместе.

– Бхаскар, конечно, скучает по друзьям, – сказала Вина. – Хочет поскорей вернуться домой. Когда начнется учеба, сложно будет его удержать… И репетиции в «Рамлиле»[72] начинаются, он в этом году решил играть обезьяну. Для больших ролей – Ханумана, Нала, Нила и других – он еще маловат, но воином армии вполне может быть.

– Не волнуйся, он быстро наверстает упущенное, – заверила ее госпожа Капур. – И до «Рамлилы» еще далеко. Обезьяну сыграть нетрудно, что там репетировать? Здоровье превыше всего. Пран в детстве много болел и часто пропускал уроки, но ему, как видишь, это не навредило.

Упомянув Прана, госпожа Капур невольно задумалась и о своем младшем, но запретила себе волноваться о том, что изменить невозможно. Жаль, нельзя полностью выключить тревогу. Муж настоял, чтобы Ману ничего не говорили о случившемся с Бхаскаром – чего доброго, балбес вернется в Брахмпур навестить лягушонка и опять попадет в сети «этой». Махеш Капур был сам не свой после возвращения из Патны, куда ездил на заседание Конгресса. Забот и тревог в свете катастрофических событий в партии и стране у него было предостаточно – не хватало только Мана, этой головной боли, на которую не найти управы, этого позорного пятна на его репутации.