– Трудно было найти жену? – с искренним интересом спросил Ман.

– Не очень. По здешним меркам семья у нас зажиточная. Мне посоветовали найти себе молодую женщину, но не девушку. Вдову или разведенную. Так я и сделал – мы женаты уже около года… она моложе меня на пятнадцать лет. Это не очень большая разница. Она, кстати, очень дальняя родственница моей покойной супруги. Хозяйство она ведет исправно, да и здоровье мое пошло на лад. Я могу без посторонней помощи дойти до своих полей в двух милях отсюда. Зрение у меня острое, только вблизи не очень хорошо вижу. Сердце крепкое. Зубы… Ну, зубы и раньше были плохие, лечить их бесполезно. Словом, у мужчины должна быть жена. Это не подлежит сомнению.

Где-то залаяла собака. Тут же забрехали все окрестные псы. Ман попытался сменить тему:

– Она спит? Шум ее не разбудит?

Отец Рашида с нежностью взглянул на внучку:

– Да, спит. Она меня очень любит.

– Я сегодня заметил, когда вы вернулись с полей, что она бегала с вами. По такой жаре!

Он гордо кивнул:

– Да. Когда я ее спрашиваю, где она хочет жить – в Дебарии или Брахмпуре, – она всегда выбирает Дебарию. «Потому что здесь ты, дада-джан». А когда я однажды гостил в деревне ее матери, она забросила своего нану и всюду ходила за мной.

Мысль о соперничестве двух любящих дедушек вызвала у Мана улыбку.

– Может, это потому, что с вами был Рашид?

– Может, но она и без него все равно бегала бы за мной.

– Значит, она вас действительно очень любит! – со смехом сказал Ман.

– Вот именно. Она родилась в этом доме – который люди потом стали называть проклятым и зловещим. Но в те черные дни она стала для меня даром Божьим. В основном я ее и воспитывал. Утром мы садились пить чай… Чай с печеньем! «Дада-джан, – говорила она, – я хочу чай с печеньем. Со сливочным!» Ей подавай сливочное, мягкое, а не сухое. Она просила Биттан, нашу служанку, принести ей сливочное печенье из моей особой банки. Мать заваривала ей чай, но Мехер из ее рук не ела. Кормить ее разрешалось только мне.

– Хорошо, что теперь в доме появился еще ребенок. Будет с кем играть, – заметил Ман.

– Безусловно, – кивнул отец Рашида. – Но Мехер решила, что я принадлежу лишь ей одной. Когда ей говорят, что я прихожусь дадой не только ей, но и малышке, она отказывается верить.

Мехер заворочалась.

– В этой семье другой такой славной девочки быть не может, – однозначно заявил ее дед.

– Да, похоже, она руководствуется этим принципом, – кивнул Ман.

Отец Рашида засмеялся и продолжал:

– Имеет полное право! Помню, в нашей деревне жил один старик. Он поссорился с сыновьями и уехал к своей дочери и зятю. Так вот, у него во дворе росло гранатовое дерево, которое почему-то приносило очень вкусные плоды – вкуснее наших.

– У вас растет гранат?

– Да, конечно. Во дворе. Я тебе как-нибудь покажу.

– Как?

– Что значит «как»? Это мой дом… А, понял, что ты имеешь в виду. Я велю женщинам спрятаться, когда ты зайдешь. Ты славный парень, – вдруг сказал отец Рашида. – Скажи, чем ты занимаешься?

– Чем я занимаюсь?

– Да.

– Особо ничем.

– Это нехорошо.

– Да, мой отец тоже так считает, – кивнул Ман.

– Он прав. Он прав. Молодые люди в наши дни почему-то отказываются работать. Либо учатся, либо в потолок плюют.

– Ну, у меня есть магазин тканей в Варанаси.

– Тогда почему ты здесь? Надо деньги зарабатывать, а не прохлаждаться.

– Мне лучше уехать? – спросил Ман.

– Нет-нет… Что ты, мы тебе рады, – ответил отец Рашида. – Мы очень рады такому гостю! Хотя время ты выбрал жаркое и тоскливое. Приезжай к нам как-нибудь на Бакр-Ид[35] – увидишь деревню во всей красе. Да-да, непременно приезжай… Так о чем это я? Ах да, гранаты. Старик тот был добрый, веселый, и они с Мехер быстро спелись. Она знала, что всегда может поживиться чем-нибудь вкусненьким у него дома, и заставляла меня к нему ходить. Помню, в первый раз он угостил ее гранатом. Он был еще неспелый, но мы его почистили, и она съела аж шесть или семь ложек за раз, а остальное мы приберегли на завтрак.

Мимо прошел пожилой имам местной мечети.

– Заглянете к нам завтра вечером, имам-сахиб? – озабоченно спросил его отец Рашида.

– Да, завтра в это же время. После молитвы, – с мягкой укоризной в голосе отвечал имам.

– Интересно, куда запропастился Рашид, – сказал Ман, поглядев на свое незаконченное задание. – Должен был уже прийти.

– Да ясное дело куда – опять обходит деревню! – с неожиданной злобой и яростью в голосе воскликнул отец Рашида. – Взял привычку – якшаться со всяким отребьем. Ему следует быть разборчивее. Скажи-ка, он брал тебя с собой к нашему патвари?

Ман был так потрясен его злобным тоном, что даже не услышал вопроса.

– Патвари! К деревенскому патвари вы вместе ходили? – В голосе отца Рашида зазвенел металл.

– Нет, – удивленно ответил Ман. – А что случилось?

– Ничего. – Отец Рашида умолк, а потом попросил: – Только не говори ему, что я тебя спрашивал.

– Как скажете. – Ман по-прежнему был озадачен.

– Ладно, я тебе и так помешал заниматься. Больше не буду приставать, учись.

И он пошел в дом с Мехер на руках, хмурясь в свете фонаря.

Обеспокоенный Ман поставил фонарь поближе и попытался вернуться к чтению и переписыванию заданных Рашидом слов, но отец Рашида вскоре опять вышел на улицу, на сей раз без Мехер.

– Что такое гигги? – спросил он.

– Гигги?

– Так ты не знаешь, что такое гигги?.. – с нескрываемым разочарованием сказал отец Рашида.

– Нет. А что это?

– Да я сам не знаю!

Ман недоуменно уставился на собеседника:

– А почему спрашиваете?

– Да просто мне нужен гигги – прямо сейчас.

– Вам нужен гигги, но вы не знаете, что это такое? – изумился Ман.

– Ну да. Мехер попросила. Проснулась и говорит: «Дада, я хочу гигги. Дай гигги!» И теперь она плачет, а я даже не знаю, что такое гигги и где его взять. Придется ждать Рашида. Может, он знает. Ну вот, опять я тебя отвлек, прости.

– Ничего страшного, – заверил его Ман.

Он был даже рад этой возможности отдохнуть от тяжелого умственного труда. Поломав голову над тем, что такое гигги – какая-нибудь еда, игрушка или то, на чем скачут? – он вновь нехотя взялся за перо.

Через минуту его отвлек Бабá: он вернулся из мечети, увидел во дворе одинокого Мана и подошел поздороваться. Откашлявшись и сплюнув на землю, он спросил:

– Зачем такой молодой парень портит зрение над учебниками?

– Да вот, учусь читать и писать на урду.

– Знаю, знаю. Помню твои каракули: син, шин… син, шин… На кой тебе это? – спросил Бабá и вновь откашлялся.

– На кой?

– Да. Зачем тебе урду – помимо непристойных стишков?

– Ну, раз уж я что-то начал, надо довести дело до конца, – ответил Ман.

Это изречение понравилось Бабé. Он одобрительно хмыкнул и добавил:

– Еще выучи арабский, очень хороший язык. Сможешь читать Писание в оригинале. Глядишь, и кафиром быть перестанешь.

– Думаете? – весело спросил Ман.

– Ну да, почти не сомневаюсь. Тебя ведь не оскорбляют мои слова?

Ман улыбнулся.

– Есть у меня друг хороший, тхакур[36], живет в деревне неподалеку, – предался воспоминаниям Бабá. – Летом сорок седьмого, незадолго до Раздела, на дороге к Салимпуру собрался народ. Они хотели напасть на его деревню из-за нас, мусульман. И на Сагал тоже. Я отправил срочное послание своему другу. Он созвал людей, они взяли латхи, ружья, вышли на дорогу и заявили той толпе, что сперва им придется разобраться с ними. Молодцы ребята. Если б не они, я умер бы в той драке. Достойная смерть, но все же смерть, да.

Ману вдруг пришло в голову, что он теперь – универсальное доверенное лицо.

– Рашид говорил, вы в свое время наводили ужас на весь техсил, – сказал он Бабé.