Отец с гордостью указал на него, когда проводил для Джозефа ознакомительную экскурсию по роскошному новоприобретенному дому и примыкавшим к нему владениям. Отец Джозефа был обычно скуп на эмоции, отдавая, видимо, весь жар души своей работе, про которую Джозеф мало что понимал, кроме разве того, что она как-то связана с деньгами и их приобретением. Но, показывая Джозефу дерево, отец проявил несвойственную ему сентиментальность. Он неуклюже, но нежно обнял Джозефа за плечи и сказал:
– Видишь это дерево, сын? Этот древний вяз? Разве он не прекрасен – этакий великан! Ему, должно быть, уже много сотен лет. Сколько же всего он повидал на своем веку!
Джозеф не мог не согласиться, что древний вяз действительно прекрасен. Стоя посреди выпаса, он напоминал ему животное в загоне или, скорее, в вольере зоопарка – лишенное свободы, но неприрученное.
– У меня есть для тебя подарок. Надеюсь, он тебе понравится, – сказал отец и вручил Джозефу маленькую синюю коробочку, в которой, когда Джозеф ее открыл, оказались золотые карманные часы.
– Ах! – восхитился Джозеф. – Это правда мне? Спасибо, папа.
– Давай же, надень, – сказал отец с улыбкой. – Но только, ради бога, не потеряй! Они дьявольски дорогие.
С отцовской помощью Джозеф продел цепочку в петлю на жилете и засунул часы в кармашек. Они умиротворяюще затикали у самых его ребер.
Назавтра отец Джозефа уехал в Лондон. У него была квартира рядом с Сити, там он и проводил большую часть недели, приезжая в загородный дом на выходные. Так как сам Джозеф учился в школе-интернате и дома появлялся только на каникулах, такой распорядок отцовской жизни его не огорчал. В школе же он если и скучал по родителям, то очень редко. Поэтому Джозеф удивился слезам, которые навернулись у него на глазах, когда он, стоя в воротах сада, махал рукой вслед уезжающему отцу.
– Не убивайся так, – сказала мать. – Пойдем лучше погуляем с Джесс.
Кликнув спаниелиху Джесс, Джозеф с матерью вышли за ворота. По тропинке, огибавшей стену сада, они миновали общинное пастбище, прошли под сбившимися в рощицу дубами, буками и каштанами и наконец оказались на выгоне. Его еще не косили. В высокой, белесой на солнце траве алели маки и звенели сверчки. Над всем этим возвышался могучий вяз.
Джесс, как обычно, носилась туда-сюда, обнюхивая тропинку, но в этот раз ее как-то особенно тянуло к дереву. Сильнее всего ее интересовал похожий на пещеру провал между корнями, который Джозеф раньше не замечал.
Собака принюхалась, настороженно приблизилась к провалу и заглянула в него. Чтобы лучше слышать, она поднимала то одно, то другое ухо, а потом вдруг оба прижала к голове. При этом Джесс тихонько заскулила – Джозефу показалось, что она что-то приговаривает себе под нос.
Они с матерью весело наблюдали за перетрусившей Джесс, когда та вдруг наклонила голову набок и навострила уши, явно уловив какой-то шум, а затем подалась вперед и робко сунулась мордой в пещеру.
В следующий миг она издала глухой вой, удивительно походивший на человеческий вопль ужаса, отскочила от дерева и стремглав бросилась через выгон, как будто за ней гнались черти.
У калитки в сад Джесс пришлось остановиться: мало того что дверца была тяжелой, так еще и открывалась наружу. В отчаянном стремлении спастись собака скулила и подвывала, царапала когтями доски и рыла землю. С криками «Джесс! Джесс!» Джозеф кинулся за ней, а когда подбежал и попытался успокоить, она очумело уставилась на него и укусила за руку.
Никогда раньше Джесс – даже щенком – Джозефа не кусала. Теперь же она, кажется, просто его не узнавала, обезумев от страха. Как только Джозеф открыл калитку, Джесс шмыгнула в нее и, оскальзываясь на гравии дорожки, понеслась к воротам и дальше – на большую дорогу.
– Ничего страшного, Джозеф, – попыталась утешить его мать. – Не бойся. Она вернется.
Но Джесс так и не вернулась.
Джозеф уже очень давно не плакал, но из-за Джесс он разрыдался как маленький. В школе он часто мечтал о том, как дома на каникулах будет с ней играть. Мать сказала ему, что отчаиваться рано, что собака еще может вернуться живой и невредимой. Они даже несколько раз давали в местную газету объявления о ее пропаже, в которых обещали нашедшему хорошее вознаграждение, но на них так никто и не откликнулся.
Когда через неделю отец вернулся домой из Лондона, он повел Джозефа гулять на выгон и во время прогулки сказал, что, похоже, Джесс они больше не увидят и поэтому родители купят Джозефу другую собаку. Но он не хотел другой собаки. Ему была нужна Джесс.
Отец присел на корточки, заглянул в провал между корнями дерева и потянулся туда рукой.
– Нет! – неожиданно резко воскликнул Джозеф.
Отец отдернул руку.
– В чем дело? – спросил он.
– Там… это самое… могут быть крысы.
По правде говоря, Джозеф сам не знал, что его так испугало. Отец снисходительно усмехнулся и взъерошил ему волосы, но Джозеф все равно к провалу больше не подходил и попросил мистера Фарлоу, садовника, насыпать туда яду.
Когда отец по заведенному порядку уехал в Лондон, Джозеф без дела болтался по дому, пока мать не выгнала его погулять. Выйдя за порог, он в конце концов снова очутился у дерева на выгоне.
Идея взобраться на него пришла к Джозефу абсолютно внезапно. Ни о чем таком он прежде не задумывался – желание нахлынуло ни с того ни с сего, и противиться ему было невозможно.
Джозеф стал прикидывать, с какой стороны удобнее начать подъем, как вдруг заметил на стволе какую-то надпись. Присмотревшись, он прочел грубо вырезанные на коре слова «НЕ ВЛЕЗАЙ». Надпись явно сделали много лет назад – дерево почти залечило нанесенные ему раны, и буквы, обрамленные наплывами коры, напоминали шрамы на слоновьей коже.
Находка показалась Джозефу довольно интересной, но от задуманного отвлекла совсем ненадолго. Надпись очевидно не имела к нему никакого отношения, поскольку и писавший ее, и предполагаемый читатель были давным-давно мертвы.
Но как только Джозеф собрался ухватиться за нижнюю ветку, сзади раздался голос, заставивший его вздрогнуть.
– На твоем месте я бы не стал этого делать, – сказал старый мистер Фарлоу. – Тут недаром написано.
– Что написано? – спросил Джозеф.
– Я знаю, ты прочитал, – сказал мистер Фарлоу. – Я за тобой наблюдал. Поостерегись.
– Я не боюсь, – сказал Джозеф. – Я уже на тысячу деревьев залезал.
– Но не на это. Ты же, мальчик, знаешь, как говорят про вяз? – сказал старик и неприятно улыбнулся. – «Вяз, коварный злодей, не любит людей»[1]. Ты это учти и держись от него подальше.
Джозеф повернулся и потопал домой. Дома он до самого вечера куксился, но так и не сказал матери, в чем дело и что не так. А ночью из окна своей комнаты он смотрел, как колыхалась крона вяза, похожая на гриву ревущего на ветру гигантского льва, черную на фоне сине-фиолетовой ночи. Ничего, думал Джозеф, он еще покажет этому старому дурню.
Утром за завтраком, задав матери несколько невинных с виду вопросов, он выяснил, что по четвергам мистер Фарлоу работать в сад не приходит. До четверга оставалось еще два дня. Джозеф ждал его с таким нетерпением, как будто на выходной мистера Фарлоу выпали одновременно и Рождество, и его, Джозефа, день рожденья. Ему самому это было странно – и даже немного пугало, – но ни о чем другом, кроме приближающегося четверга, он думать не мог и не пытался.
В четверг после обеда, никем не замеченный, Джозеф выскользнул из дома и бегом бросился к вязу. Переведя дыхание в тени дерева, он изучил расположение нижних веток и начал карабкаться наверх.
Очень быстро Джозеф обнаружил, что залезть на вяз будет труднее, чем он ожидал, но это его лишь раззадорило. Даже когда он ободрал коленку и вообще чуть не упал, потому что нога соскользнула с ветки, боль только укрепила его решимость.
Добравшись до ветки, расположенной приблизительно в тридцати футах над землей, Джозеф остановился, потому что не понимал, как лезть дальше. Он попытался дотянуться до следующей ветки, но случайно посмотрел вниз и замер, оробев. Джозеф достал свои новые часы. Было уже довольно поздно.
