От автора

Успех книги о судьбе офицера российского императорского флота, написанной в едином душевном порыве, длившемся в общей сложности 4,5 года, заставил меня поставить точку в литературно-исторических изысканиях, так как я не был ни историком, ни литератором. Я сделал то, что, видимо, было предначертано мне судьбой, и с легким сердцем поставил точку!

Но прошло немного времени, и я почувствовал, что что-то в той книге оказалось не высказано, ибо формат исторического романа о конкретных людях не позволил разгуляться эмоциям и фантазии. Наверное, и правильно, автор обязан иметь чувство такта и меры, берясь за подобные исследования.

А вот теперь, вы держите в руках книгу, где нет подлинных героев, нет фамилий и адресов и нет ссылок на архивные документы. Все события в ней вымышлены, совпадения, если они и происходят, случайны, и автор приносит свои извинения, если кто-либо узнает себя в той или иной ситуации.

Повесть написана от первого лица – это литературный прием, позволяющий упростить повествование, сделать его доступнее для читателя.

В повести все, что касается ее героев – чистый вымысел, но вместе с тем подобные события могли быть, потому что действительность порой куда изощренней, чем самая буйная фантазия автора, описывающего необычные житейские ситуации, тем более что жизнь никогда не повторяется, ее картинки, как в калейдоскопе, у всех разные.

С другой стороны, исторические события происходившие в стране и в мире, упоминаемые в повести, имели место. К сожалению, я не вел дневников – это не в моем характере, поэтому воспоминания мои о том времени спонтанны, разрозненны и не претендуют на полноту. Память, по одному ей известному принципу, формирует то или иное воспоминание, и оно, подернутое флером времени, ложится на бумагу. Но, недаром говорится, что историю нельзя уничтожить или переделать, пока живы те, кто был ее свидетелями и участниками. Ну, а время описываемых событий – с середины 1960-х по конец 1970-х годов, к которым приклеили ярлык – «период застоя» – по моему мнению, самое золотое в нашей истории.

Начиная эту работу, я как-то неожиданно для себя осознал, что никогда больше не будет ни пионерии, ни комсомола, не будет надписей «Слава КПСС!», не будет очередей за вареной колбасой по 2 рубля 20 копеек и за водкой по 2 рубля 87 копеек, не будет культа науки и дешевых книг, не будет споров между «физиками» и «лириками»… Все это никогда не повторится. Все это – уже прошлое, наше, мое прошлое…

Именно это прошлое наложило свой неповторимый отпечаток на людские судьбы и может быть интересно читателю, ибо прошедшие без малого 50 лет для нескольких поколений молодых людей уже далекая история, хотя, кажется, что все было как будто вчера. И я зашагал по улицам воспоминаний…

«Период застоя», «эпоха застоя» – назвать так лучшее время в истории нашей страны

– это вранье, это очередной миф, который распространяют о нашей стране наши «друзья-недруги». Еще Екатерина Вторая, урожденная немка, говорила: «Нет народа, о котором было бы выдумано столько лжи, нелепостей и клеветы, как народ русский». Так что нам не привыкать.

Слово «застой» впервые появилось в докладе генерального секретаря партии, которого на Западе называли «Горби», на последнем в истории съезде: «…в жизни общества начали проступать застойные явления», ретивые журналисты мгновенно подхватили и превратили в «эпоху застоя», превратили в штамп, хотя время это давно закончилось и уже принадлежит истории.

В официальных советских источниках того времени период с середины 1960-х годов до середины 1980-х именовался «развитым социализмом». Время это было отмечено отсутствием каких-либо серьезных потрясений в политической жизни страны, социальной стабильностью и относительно высоким уровнем жизни населения.

Действительно, «застой» – это время, когда ничего не происходит, все стоит.

Но человеку, жившему в то время, трудно принять всерьез вздор о том, что в стране ничего не происходило. Это было время интересных и разных событий… и внутри страны и за рубежом.

Именно в «годы застоя» наша страна окончательно превратилась в мировую сверхдержаву. В 1970-х годах страна производила внутри себя почти все необходимое для жизни – от ракетоносителей и самолетов до одежды и нижнего белья. В науке работал миллион специалистов, что в 1975 году составило четверть научных работников мира. У нас были получены элементы таблицы Менделеева 104, 105, 106, 107 и 108 и синтезированы сверхтяжелые элементы с атомными номерами со 112-го по 118-й. Наши ученные произвели фундаментальные открытия в ядерной физике, создали лазер, расшифровали письменность индейцев майя.

Реальные доходы людей выросли более чем в 1,5 раза, население увеличилось на 12 миллионов человек. Бесплатным жильем было обеспечено 162 миллиона человек, а квартплата не превышала 3% дохода средней семьи. Здравоохранение было всеобщим и бесплатным, как и образование. Отсутствовала безработица.

К концу 1970-х годов мы занимали 1-е место в Европе и 2-е в мире (после США) по объемам промышленности и сельского хозяйства. Это было время строительства новых городов и целых промышленных районов. Это было время торжества Большой науки. Это было время могучего Океанского атомного флота…

Время наивысшего созидания, взлета страны, ее расцвета, и вдруг «застой» – смешно!

В этой книге можно найти многое – и смешное, и грустное, но только не «застойное». Время было такое… Для себя эту повесть я считаю неоконченной.

И все же, почему неоконченная повесть? Да потому, что каждый, кто жил в то время, при желании может продолжить повесть или даже закончить ее.

Глава 1

Приморский город. 1967 год

…Актовый зал в бликах искусственных снежинок от вращающегося под потолком зеркального шара наполняли танцующие пары. Школьный вечер, посвященный новому, 1968, году, был в разгаре. Только что закончился твист, и мы, слегка запыхавшись, стояли у эстрады. Я очень любил твист – это мой танец.

В зале приглушили свет, и зазвучала медленная завораживающая мелодия Сальваторе Адамо «Tombe la neige» («Падает снег»). Ко мне подошел приятель из бывшего параллельного класса, он был невысокого роста и, по-моему, несколько комплексовал по этому поводу.

– Слушай, пойди, пригласи вон ту «герлс», а я посмотрю, какая она ростом.

Он перевел взгляд на девушку, стоявшую с подружками недалеко от эстрады.

Я видел ее впервые, хотя проучился в этой школе несколько лет. Мы выпустились летом, но пришли в родную школу на новогодний вечер, потанцевать. В те годы в городе было не так много танцплощадок – одни считались «матросскими», а на других «блистала» в основном городская шпана.

Я кивнул приятелю и пригласил девушку на медленный танец.

Тогда мы много и с удовольствием танцевали… Вообще-то я мог и любил потанцевать и поухаживать. Мне нравился сам процесс. Разговор у меня легкий, для девушек интересный – я был достаточно эрудированным и начитанным молодым человеком.

Школьный актовый зал навеял воспоминания о годах учебы, проведенных в школе.

Наша школа, построенная еще до революции, расположенная на вершине холма и обращенная к бухте большими и высокими окнами, была украшением Северной стороны города.

Казалось, будто вчера, окуная перо в чернильницы-непроливашки, мы писали в тетрадях в косую линейку первые слова… Затем на смену перьевым ручкам пришли ручки шариковые, а на смену фантастики Жюль Верна и Конан Дойля пришло увлечение новыми советскими фантастами и их произведениями: «Двести двадцать дней на звездолете», «Магелланово облако», «Туманность Андромеды»… Как много мы читали тогда! Чтение было повседневной, бытовой нормой. Не читать было примерно так же стыдно, как не чистить зубы.

Мальчишкой я всегда восхищался техническим прогрессом – символом мощи нашей страны. Сначала для меня его олицетворял реактивный самолет «МИГ-15». Стремительные очертания которого – короткая обрубленная спереди сигара фюзеляжа, колпак кабины, откинутые назад крылья и высокий скошенный хвост – я часто рисовал в своих тетрадях. Затем – первый реактивный пассажирский лайнер – красавец «ТУ-104», потом пошли ракеты, спутники и, наконец, взлет человека в космос! Первый человек в космосе наш!