— Кира, я знаю, что виноват. И сильно. После той ночи я еще больше корил себя. Я не должен был так поступать, пользоваться твоей влюбленностью в меня.
— Моей влюбленностью?! Чаровский, ты гад, — взрываюсь я в гневе. — Ты знал о моих чувствах и специально воспользовался мною?
— Малыш, — пытается что-то сказать мужчина, но я прерываю его:
— Не смей меня так называть! Ты потерял это право четыре с половиной года назад.
— Прости, — в который раз говорит Роман. — Я и сам себя гадом чувствую. Но когда я пришел в себя, то искал тебя. Только безуспешно. Ты как в воду канула.
— Не смеши меня. Неужели всемогущей семье Чаровских сложно найти одну девчонку?
— Я не хотел, чтобы о нашем браке узнал отец. Поэтому искал тебя сам, как мог, — глухо признается муж.
— А почему не развелся за эти годы? — опять закидываю вопрос я. — Тебе наверняка был выгоден наш брак. Хотя бы затем, чтобы отнекиваться от невест, что навязывала тебе мать.
— Что за чушь, с чего ты это взяла? — с недоумением спрашивает Роман.
— Я собственными ушами слышала, как ты об этом говорил своим дружкам: “Я позаботился об этом! Теперь маман не определит меня к какой-нибудь аристократической стерве. У меня все под контролем”. Так что не лги мне.
— Но я не говорил такого. Нет, не может быть, — качает головой Чаровский.
— И еще лапал какую-то девицу на моих глазах, — зло выдаю я, почти добивая противника. — “Извини, я не знаю тебя”, – вот твои слова, когда я пришла к тебе беременная с большим животом. Ты был настолько пьян, что не узнал меня? Или не желал видеть ненужную жену?
— Но я не помню такого, — глухо произносит бледный до синевы Роман.
— И не смей мне говорить, что я не сказала тебе о сыне. Я пыталась. Но ты в очередной раз просто выкинул меня из своей жизни.
— Ты приходила беременная ко мне? — с трудом спрашивает Чаровский.
— Да. Папа привез меня к вашему особняку. В доме громыхала музыка, резвились парочки, вечеринка была в самом разгаре. Наверное, я зря решила искать тебя на том празднике жизни. Но я пошла искать. И нашла. Я надолго запомню, как отец моего ребенка смотрел на меня как на чужую. Запомню ту боль, те разрушающие чувства. Мне тогда было так плохо, что я с трудом соображала.
— Прости, — опять выдает Роман и смотрит на меня глазами полными боли.
Но сейчас меня сложно остановить. Мне нужно высказать все, что накопилось в моей душе.
— Если бы не некий Юрий Калинин, то, возможно, и не было бы Егорки, — делаю я еще больнее мужу. — Он помог мне тогда. Вывел из вашего громыхающего музыкой сада. Проводил до машины, где ждал меня папа. Тем вечером мы сразу поехали в больницу. Врачи сказали, что была угроза выкидыша. И не факт, что за ребенком не последовала бы и я.
— Что мне сделать, чтобы ты простила меня? — пытается остановить меня Чаровский.
— Пока об этом не может быть и речи. Я тебе не верю, Чаровский. И не факт, что когда-нибудь поверю, — все еще в гневе выдаю я.
— Ты разрешишь мне видеть сына? — глухо произносит Роман.
— Скорее да, чем нет. Егор в последнее время часто спрашивает о тебе. Ему нужен отец. Только прошу, не делай ему больно, не предавай, как когда-то меня, — на одном дыхании говорю я и встаю со скамьи.
— Я все сделаю для вас, Кира. Все, — последнее, что я слышу, выходя из беседки.
***
Не знаю, как я дошла комнаты, которую мы занимали с Егором в санатории. Перед глазами все плывет. Боль клокочет в моей груди, не давая мне спокойно дышать. Волю слезам я даю лишь тогда, когда скрываюсь за дверью комнаты. Я падаю на постель и реву в подушку.
Почему мне так больно? Почему?
Ведь я выплеснула накопившийся гнев на Романа, только почему-то от этого мне не стало легче.
Наконец слезы заканчиваются. Я с трудом поднимаюсь, умываюсь и сажусь на небольшой балкончик, чтобы глотнуть немного свежего воздуха. Кажется, слезы лишили меня последних сил. Я тупо сижу и смотрю невидящим взглядом в сторону беседки.
Как мне общаться с Романом после всего того, что я наговорила? А общаться придется. Егору нужен отец. Он наверняка просто так не забудет эту встречу.
Сквозь туман в голове я вижу машину скорой помощи, которая проезжает от той самой беседки, где мы разговаривали с Ромой. Не может же быть, что это с ним что-то случилось?
«Нет. Это наверняка не так», — убеждаю я себя.
Роман давно уже ушел.
Я зря переживаю.
А вдруг это и правда он? Ведь до беседки мужчина дошел с трудом. Что же с ним случилось?
Я даже встаю к перилам балкончика, пытаясь понять, кого везет скорая. Но, конечно же, ничего не вижу.
Нужно брать себя в руки. Буду надеяться, что с Чаровским все хорошо. О нем есть кому позаботиться.
Я еще раз умываюсь холодной водой, кажется, мне становится полегче. По крайней мере, я могу спокойно дышать. А это уже прогресс.
Егор встречает меня пристальным взглядом.
— Мама, с тобой все хорошо? — спрашивает мальчик, подходя ко мне.
— Конечно, родной. Разве может что-то быть плохо, если у меня есть ты, — улыбаюсь я сынишке.
— Вы поговорили? — тихо интересуется Таша, когда Егорка опять занялся игрой с Иришей.
— Скорее поругались, — так же негромко отвечаю я. — Но давай не будем про Чаровского. Не хочу о нем ничего слышать. Не сейчас... Мне нужно многое решить для себя.
— Хорошо, как скажешь, подруга, — кивает Наташа. — Кстати, я не говорила Роме ничего о вас. Не звала в санаторий. Он сам приехал к нам. Прости. Ой, — закрывает девушка ладонью рот. — Ты же не хочешь разговаривать о нем.
Мы еще немного сидим у Таши в гостях — Егор с Иришей не закончили какую-то игру. Сейчас, зная, что они брат и сестра, я иначе смотрю на этих двоих. Они тянутся друг к другу. Похожи не только внешне, но и по характеру.
— Как двое из ларца, — шепчет мне Таша, глядя на играющих малышей.
— Согласна с тобой, — улыбаюсь я в ответ.
Лишь через полчаса мы возвращаемся в свою комнату.
— Мама, скажи, там, на детской площадке, был мой папа? — спрашивает сын, как только я закрываю дверь.
И что мне отвечать? Лгать я не хочу, но и как сказать сыну правду?
— Да, это твой папа – Роман Чаровский, — с трудом произношу я.
— Вы помирились? — опять удивляет меня вопросом Егорка.
— Нет, Егор. Не помирились, — глухо отвечаю я.
— Плохо, — грустно выдает малыш. — Я бы хотел познакомиться с папой. Почти у всех моих друзей есть отцы. И я хочу. Ты подумай, пожалуйста, мамочка, может, вы помиритесь? — еще больше вгоняет в ступор меня сын.
В этот день я стараюсь занять мысли ребенка увлекательной книгой. Но в последующие мне это уже удается с трудом. Любимая тема Егора: “А когда я увижу папу?”
Успокаивается сын лишь тогда, когда я обещаю, что сразу после возвращения из санатория я напишу Роме и договорюсь о встрече.
Сам виновник наших споров первые дни словно забыл обо мне. Лишь через три дня я получаю от Чаровского сообщение:
“Я все сделаю, чтобы ты простила меня”.
Я с недоумением смотрю на короткую фразу. И все же решаюсь ответить:
“Зачем мы тебе, Чаровский?”
“Вы моя семья. Другой мне не надо. Да и не хочу я другую”.
“Другую семью?” — уточняю я.
“Не только. Другая женщина мне также не нужна”.
“Можно подумать, у тебя никого не было все эти годы”, — фыркаю я.
“Извини. Я же все-таки мужчина. И не буду лгать тебе, говоря, что жил все эти годы без секса. Но все это пустое, мимолетное. Я давно уже вспоминаю тебя. Хотел даже признаться отцу, что женат, чтобы он помог мне найти тебя. А тут такой подарок судьбы. Я захожу в отделение ЧарКомБанка и встречаю тебя, моя маленькая жена”.
“Ты хочешь, чтобы я поверила, что нужна тебе сама по себе. А не из-за того, что я мать твоего сына”, — с недоверием набираю я текст.
“А почему нет? Ты моя жена. Я был идиотом, когда сбежал от тебя. И хочу попробовать построить с тобой отношения. В прошлом мы неплохо дружили. Давай сначала попытаемся вернуть ту дружбу. А потом будет видно. Возможно, из этого получится что-то стоящее”.