Не знаю почему, но это пристальное разглядывание незнакомым человеком привело меня в замешательство до такой степени, что я уже не так внимательно следил за торгами, отметил только, что выручил за предметы, выставленные мной на продажу, больше, чем ожидал. Как только кончились торги, я выбрался из зала и вышел на улицу.

Был холодный, сырой февральский день, и от запаха дыма — предвестника смога — у меня першило в горле. Похоже было, что вот-вот начнется дождь, и я остановил кеб. В моем владении был унаследованный от матери высокий узкий дом на Смит-стрит, в непосредственной близости от Кингз-роуд. Меня вполне устраивало это жилище; не самый фешенебельный район, но дом был достаточно вместителен для такого холостяка, как я, со всеми моими книгами. Ибо за многие годы я собрал отличную небольшую коллекцию книг на интересующие меня темы: индейское искусство, особенно миниатюры, некоторые ранние «Естественные Истории», кое-какие редкие издания, посвященные оккультизму, несколько томов о растениях и знаменитых садах, хорошее собрание первых изданий современных романистов. Мой дом был обставлен просто, но удобно; хотя я небогат, но мог позволить себе не слишком скупиться, держал хороший стол, в погребе было немало марочных вин.

Отпустив кеб и поднимаясь по ступенькам к входной двери моего дома, я обратил внимание, что на город, как и следовало ожидать, спускается едкий туман. Дальний конец улицы уже почти не был виден, и я радовался, что успел добраться до дома. Моя домоправительница, миссис Мэннинг, позаботилась о том, чтобы в маленькой гостиной весело пылал огонь в камине, рядом с моим любимым креслом положила, как обычно, домашние туфли (какой же отдых без домашних туфель?) и расставила на столике все необходимое для приготовления горячего пунша. Я снял пальто и шляпу и переобулся.

В это время из кухни внизу вышла миссис Мэннинг и спросила, нельзя ли ей ввиду сгущающегося тумана сегодня уйти домой пораньше. Сообщила, что приготовила для меня суп, бифштекс, запеканку с почками и яблочный пирог, остается только их подогреть. Я ответил, что ничего не имею против; мне не раз доводилось обходиться без посторонних услуг.

— К вам тут недавно заходил один джентльмен, — сказала миссис Мэннинг.

— Джентльмен? Он назвался? — спросил я, удивленный тем, что кто-то надумал посетить меня в такую погоду.

— Нет, — ответила она, — он не назвался. Сказал только, что еще зайдет.

Как раз тогда я был занят каталогизацией книг в одном доме, а потому решил, что визит неназвавшегося джентльмена был связан с этим делом. И не стал больше размышлять над этой загадкой. Тут снова показалась миссис Мэннинг, одетая для выхода в город, я проводил ее до дверей и тщательно запер их, после чего вернулся к своему пуншу и пылающему камину. Мой кот Нептун спустился из кабинета наверху, где стояла его уютная корзина, приветственно мяукнул и грациозно прыгнул мне на колени. Потоптавшись передними лапами с выпущенными когтями, он удобно улегся и задремал с громким мурлыканьем, напоминающим жужжание роя пчел в пустом черепашьем панцире. Убаюканный этой музыкой, каминным жаром и пуншем, я тоже погрузился в сон.

Должно быть, я крепко спал, потому что проснулся вдруг, не понимая, что меня разбудило. Нептун на моих коленях встал, потянулся и зевнул, предвидя, что покою его приходит конец. Я прислушался — тишина. Только решил было, что мой сон потревожен движением угля на каминной решетке, как снизу донесся властный стук в дверь. Я спустился по лестнице, приводя себя в порядок после сна, поправляя воротничок и галстук и приглаживая непокорную шевелюру.

Включив свет в прихожей, я отпер дверь и распахнул ее. В дом вторглись пряди густого тумана, а на крыльце перед дверью стоял тот странный цыганистого вида мужчина, что так пристально разглядывал меня в зале Сотсбис. Теперь на нем были хорошо скроенный вечерний костюм и накидка с красной шелковой подкладкой. На голове — цилиндр, покрытый блестящими капельками влаги от тумана, который колыхался за его спиной точно театральный задник тошнотворного желтого цвета. Рука в перчатке покачивала, будто маятник, трость черного дерева с великолепной работы золотым набалдашником. Увидев, что дверь открыл именно я, а не какой-нибудь слуга или дворецкий, он приосанился и снял цилиндр.

— Добрый вечер, — сказал незнакомец, обнажая в очаровательной улыбке чудесные, белые, ровные зубы.

У него был необычно приятный, несмотря на хрипотцу, мелодичный голос, которому небольшой, но достаточно заметный французский акцент придавал дополнительную прелесть.

— Добрый вечер, — отозвался я, недоумевая, зачем мог понадобиться этому человеку.

— Я имею честь говорить с мистером Леттингом… мистером Питером Леттингом?

— Да. Я Питер Леттинг.

Он снова улыбнулся и, сняв перчатку, протянул мне холеную руку с огненным опалом в золотой оправе на одном пальце.

— У меня нет слов, чтобы выразить, как я рад возможности познакомиться с вами, сэр, — сказал он, пожимая мою руку. — Позвольте прежде извиниться, что побеспокоил вас в столь поздний час, в такой день…

С этими словами он завернулся поплотнее в свою накидку и оглянулся на клубящийся за его спиной сырой желтый туман. Оставлять его стоящим на крыльце в такую отвратительную погоду вряд ли было бы признаком хорошего тона, и я предложил ему войти и изложить свое дело. Он прошел мимо меня в прихожую, и когда я, тщательно заперев дверь, обернулся, гость уже снял накидку и цилиндр, отставил в сторону трость и, растирая руки, выжидательно глядел на меня.

— Пойдемте в гостиную, мистер?.. — произнес я с вопросительной интонацией.

На лице его отразилось странное, почти детское чувство вины.

— Дорогой сэр, — молвил он покаянно, — дорогой мистер Леттинг. Какое непростительное упущение с моей стороны. Вы вправе обвинить меня в нарушении светских приличий — вторгаюсь в ваш дом в такой вечер и даже забываю представиться. Ради Бога, извините. Я — Гидеон Тейдре де Вильрэй.

— Рад познакомиться, — учтиво ответил я, хотя, по правде говоря, чувствовал себя неловко, несмотря на его обаяние; что может быть нужно, спрашивал я себя, французскому аристократу от букиниста вроде меня? — Не хотите ли подкрепиться… скажем, бокалом вина или, учитывая холодную погоду, рюмочкой бренди?

— Вы чрезвычайно добры и снисходительны, — ответил он с легким поклоном, продолжая приязненно улыбаться. — Бокал вина несомненно будет весьма кстати.

Я провел его в гостиную, и он остановился перед камином, грея руки над огнем, сжимая и разжимай пальцы, так что перстень с опалом казался пятном крови на белой коже. Выбрав в погребе бутылку превосходного марго, я бережно доставил ее в гостиную, прихватив по пути хрустальные бокалы. За это время мой гость отошел от камина и теперь стоял возле полок, держа в руках книгу.

— Какое великолепное издание Элифаса Леви, — горячо произнес он, повернувшись ко мне. — И у вас тут чудесное собрание чернокнижия. Не знал, что вы интересуетесь оккультизмом.

— Не так чтобы очень, — ответил я, откупоривая бутылку. — Назовите мне здравомыслящего человека, который всерьез верил бы в колдунов, шабаш ведьм, предсказателей судьбы и прочую дребедень. Я собираю их просто как интересные, ценные издания, к тому же подчас весьма забавные, несмотря на мрачное содержание.

— Забавные? — сказал он, подходя ко мне, чтобы принять бокал с вином. — Забавные? Что вы хотите этим сказать?

— Согласитесь, разве это не забавная картина — взрослые люди бормочут какие-то дурацкие заклинания и часами ждут по ночам, когда им явится сатана? Должен признаться, лично мне это кажется весьма забавным.

— А мне — нет, — отозвался он и, словно опасаясь, что его реплика прозвучала слишком резко, даже грубо, улыбнулся и поднял бокал. — Ваше здоровье, мистер Леттинг.

Мы пригубили, он подержал вино во рту, смакуя, поднял брови.

— Должен сказать, у вас отличный погреб, — сообщил он. — Ваше марго превосходно.

— Благодарю, — ответил я, польщенный тем, что французский аристократ одобрил мой выбор. — Вы не хотите сесть и рассказать мне, чем я могу быть вам полезен?