Экран телефона снова загорелся, и я отчаянно за него схватился, жадно вчитываясь в сообщения Муратова.

14:39Ты не надумал её простить?

Что?

Моё сердце в миг заколотилось где-то в обожжённой пищей глотке, а ещё слегка кружащуюся голову повело.

Я облокотился об руку, набирая фразу по плывущим перед глазами клавишам.

14:40 Откуда ты знаешь?

14:40 Это большой секрет.

Не то что бы я заревновал… Дико взволновался, что она дала о себе знать через наших знакомых. Через Лёшу.

14:40 Две пресс-службы предложили Еве выкупить аккаунт, но она его удалила. И изменила своё мнение по поводу журналистики.

Я, судорожно дыша, несколько раз перечитал его последнее сообщение. То ли от очередного отстойного завтрака, то ли от её упоминания, меня затошнило.

Сглатывая переполнившую рот слюну, я еле нашёлся, что ответить.

14:42 Зачем ты мне это пишешь? Думаешь, можешь повлиять на моё решение?

14:42 Да.

В своём духе написал Лекса одно слово и замолчал.

Серьёзно? Я уже третий месяц хочу выть от несправедливости.

14:43 Ева забралась мне в душу и собиралась рассказать об этом всей стране!

Пока я строчил, он уже что-то набирал в ответ.

14:43 А ты предложил ей карьеру за секс) Как когда-то поступил с ней брюссельский старикашка. И?

Кровь отхлынула в направлении ног. Я проморгался.

Как дерьмово сказал… как будто я виноват в том, что она двуличная гадина!

14:44 То есть, Ева не соврала? Старикашка и правда был?

14:44 Был. Откуда сомнения? Сам же видел фотографии.

14:44 А зачем тогда Ева разоблачила саму себя? По сравнению с моим прошлым не велика ли её плата? Я не понимаю!

14:45 А ты мог бы узнать у неё сам?) Если она тебе напишет сейчас, предложит увидеться, ответишь?

64. Последние приготовления

В темпе барабанного кардана я протрезвел, проблевался. Около часа отсиделся в душе. Надел то, что оставалось в шкафу нетронутым за сезон алкогольного марафона. Хотел ещё и поспать, чтобы лицо не выглядело таким помятым, но не смог. Просто трясся, лёжа на не застеленной кровати, и ждал, когда малая стрелка на часах достанет до шести, и мне придётся выйти из квартиры.

Трясся не то от слабости в отравленном организме, не то от предвосхищения. В своей жизни я не догадывался, что такого воскрешающего можно сказать человеку, которого ты безбожно предал. И как за это простить. Стоило ли оно того, или лучше мне было сразу убить ещё пару лет на сборы нового деткорного коллектива? Записать альбом о том, что все бабы — коварные стервы? Может, это бы кому помогло?

Точно не мне. Посвятив Маше песню в последнем туре Death Breath, я попробовал путь мести и не испытал удовлетворения в той мере, каким блаженным успел его представить. Из города в город просто вспоминал её приевшееся лицо и не понимал, зачем продолжаю о нём петь. У меня изменились мысли, состояние. Я тогда начал сочинять романтичные стихи, удивляясь черни, которую вынашивал раньше. А что теперь я мог написать?

От одной только мысли, что я заявлюсь на люди: в студию звукозаписи, на интервью, на сцену или ещё куда бы то ни было с песнями о жестокой Еве… даже преподнося окружающим её как художественный образ, у меня не повернётся язык рассказать им, кто на самом деле их любимая Мисс Кисс. Они ведь так защищали девчонку в комментариях от малейших нападок в моём блоге! У меня просто отсутствовало желание разоблачать Еву — поступать с ней так, как она планировала поступить с Господином.

Поэтому-то я растрачивал время. Не знал, что ещё могу дать своим слушателям, когда исчерпал всю злобу, которой руководствовался прежде, а с ней и шаткую веру в хорошее. Но стоило Еве предложить мне встретиться… я согласился без колебаний.

Спустя три месяца расставания хотя бы взглянуть на неё. Убедиться, что всё это не затяжной сон, а самый реалистичный кошмар.

В тысячный раз за день я достал телефон и с млеющей в груди бережностью перечитал последние сообщения.

9 декабря

16:34 Хлеб, картошка, салфетки, масло.

31 декабря

23:14 Надеюсь, ты когда-нибудь меня простишь.

27 февраля

14:47 Ты придёшь сегодня в семь в тот ресторан, где мы подписывали с тобой контракт?

14:47 Да.

Пока я кис на кровати, солнце успело скрыться. На улице стало пасмурно, затем быстро стемнело, и, оказывается, даже началась метель. Наверное, последняя в этом году. Бесцельно мотаясь по комнате от окна к зеркалу с телефоном в руке, я понял, что не прочь уложить высохшие отросшие волосы и сбрить запущенную щетину, благодаря которой я походил на брошенное одичалое животное.

От прихорашиваний ко встрече с Евой стало не по себе. Но я всё-таки закрылся на двадцать минут в ванной, стесняясь заглянуть в собственные замутнённые глаза. В круглом зеркале над раковиной застыло отражение какого-то мало известного мне мужика с бритвой в руках, напоминающего Робинзона Крузо. Так было страшно увидеть в его взгляде надежду…

Ресторан находился рядом с моим домом — по этой причине год назад на него пал выбор. Но я так и не запомнил его название. Как вышел из квартиры, не заметил, заботясь только о более-менее ровном дыхании. С каждой ступенькой в сторону подъездной двери взгляд всё сильнее мутнел, пока я отбивался от обрушившихся воспоминаний о нашей короткой совместной жизни с Евой. Как на зло, спускаясь, обернулся на дверь квартиры, из которой выселился Лёха, и замандражировал, чувствуя на коже уличный воздух, кружащийся у приближающегося с каждым пролётом выхода.  Ч и т а й   н а   К н и г о е д . н е т

Очнулся я уже во дворе, когда писк домофона остался за спиной, а снег начал врезаться в бритое лицо. Ёжась от хлопьев, оседающих за шиворот кожаной куртки, я свернул к шоссе. Торопливо шагал в направлении тепла, хотя до семи часов, на которые мы договорились, оставалось ещё двадцать минут. Зная Никольскую, можно было прийти к половине восьмого и ещё немного подождать.

Видимо, отсутствие растительности на лице сказалось на моей морозостойкости. Не глядя на вывеску, я судорожно зарулил к знакомым чёрным дверям, чуть выпускающим на улицу приглушённый свет, и попал в фойе ресторана. По ощущениям я провёл снаружи одно мгновение, но успел одубеть.

— Добрый вечер, — уставший швейцар улыбнулся.

Могу ошибаться, но вроде даже тот самый.

Пока я стаскивал куртку перед гардеробной, ко мне приблизился администратор.

— Леонид?

Я получил номерок. Обернулся, настороженно осмотрел молодого худощавого работника с идиотской бабочкой на шее и нехотя кивнул. Его явно кое-кто предупредил о моём визите. Будем надеяться, здесь не слушают тяжёлую музыку…

Наверное, глупо рассчитывать на непопулярность жанра среди основной массы встречающихся мне людей. Но, кажется, в радиусе пары километров от своего дома я действительно оставался неузнаваемым. Я даже пренебрёг очками сегодня.

— Пойдёмте.

Он шустро направился мимо гардеробной и пролёта, разделяющего два больших зала, в длинный коридор. Я, чувствуя, что меня потряхивает не только от холода, пригладил волосы и двинулся следом.

Значит, Ева уже была здесь…

Все речи и красивые ответы, что я себе заготовил, куда-то исчезли из вскружившейся головы. Пульс участился, под замёрзшей кожей ощутился неприятный жар, как при зарождающейся болезни.

Администратор остановился возле очередной занавешенной арки в тускло освещённом коридоре.

— Прошу. Вас ожидают, — он заговорщически улыбнулся и указал мне на вход.

Единственное, что я смог — кивнуть. И то не с первого раза. Дождался, когда парень, теребивший бабочку, додумается уйти в сторону дальней двери во главе коридора, и на долю секунды задержался перед полами занавеса, занеся раскрасневшиеся руки.

За плотной тканью не было ничего видно и слышно. Но она ждала меня там…

Не верилось.

Я судорожно выдохнул и раздвинул полы занавеса, тут же остолбенев в арке.

— О… какие люди!

— Здравствуйте, Господин, — я ошарашено забегал взглядом по узнаваемым лицам.