Я, еле собравшись с духом, достал его и уставился в экран, завлекательно предлагающий принять входящий звонок.

Киса.

59. Это ты

Мои дорогие, извините, пожалуйста, за задержку. Кульминационные главы занимают у меня больше времени. Также хочу предупредить, что завтрашняя глава выйдет позже 15 часов. Надеюсь на Ваше понимание, обнимаю.

***

Из-за моей закрытой спальни разносился звучный голос Никольской. Глубокий тёплый тембр, богатый на обертоны и ощущение того, что твои уши заботливо гладят с маслом, давно сделали меня её главным фанатом. Просто вслух я об этом не распространялся. Ева пела Spiritbox — это была моя любимая группа с женским вокалом до Никольской — громче солистки, пританцовывая вокруг кровати. Похоже, за весь день записи не напелась. Я следил за её расплывчатым силуэтом в ребристых стёклах двери и заворожённо слушал, пока не зазвучал проигрыш.

Тогда я тихо прикрыл входную дверь, снял испорченные тапки, прихватив с собой, и холодными, сморщившимися от снега ступнями прокрался по коридору на кухню. В квартире кожа на лице и руках ныла от тепла. Когда я добрался до накрытого стола, Киса зазвучала вновь, но уже приглушённо, из-за стенки.

Наверняка уже остывший ужин ожидал на трёх тарелках, спрятанных под фольгу, когда его употребят. Но Муратов сидел сейчас в зале ожидания и, наверное, слушал, как музыке в наушниках подпевает его урчащий живот. Я тяжко вздохнул и открыл лоджию, чтобы положить тапки в подготовленный на выброс пакет. С переездом Никольской пришлось освободить большую часть шкафа… Перешагнул порог, разглядывая запотевшие окна, и вдруг наткнулся на груду коробок из-под заказанной еды.

«Wok», — было написано на трёх картонках.

М-м, забавно… Мы вроде давно ничего не заказывали.

Я запихнул тапки в набитый мусором шуршащий мешок и вернулся на кухню. Тихо закрыл дверь, отодвинул стул, но тот скрипнул, и задумал взглянуть под фольгу. Изнутри она запотела, а блюдо я рассмотреть не успел.

— Приветики. А где ты был?! — Никольская с двумя болтающимися косами выглянула из-за дверного проёма. Привычно растянула губы в сладкой улыбке. — Я успела соскучиться.

После ухода Лёши и его не озвученного предположения я был подавлен, но улыбнулся в ответ.

— Да вот… Муратова провожал до аэропорта.

— В смысле? Это какая-то незапланированная командировка? — Ева продефилировала по кухне в коротких шортах, еле выглядывающих из-под края свитера, и уселась мне на колени. Телефон экраном вверх оставила на столешнице и начала водить острыми после недавнего маникюра, как лезвия, ногтями по овалу моего напряжённого лица.

Позволив ей развлекаться, я чуть вздёрнул нос и продолжил следить за приоткрытыми губами девчонки.

— Он решил уехать домой. Больше не вернётся.

— Ого, — у Кисы вздёрнулись брови. — Что случилось?

— Я рассказал ему правду.

Мы пересеклись тревожными взглядами. Её пальцы остановились, а пухлые ухмыляющиеся губы покинула всякая хитрость.

— В смысле? К-какую правду?

— Я рассорил Лёшу с его девушкой. Я знал её раньше, поэтому соврал, что она моя бывшая, наговорил ему гадостей, — стараясь не замечать, что Ева смутилась, пытаясь вернуться к прежнему выражению лица, я опустил взгляд на паркет. — Хреново я с Муратовым обошёлся, но в тот момент считал, что он достоин расплаты. За то, что вы двое выводили меня на ревность.

Ева осунулась и прикусила губу. Не знаю, насколько она чувствовала себя виноватой перед Лёшей, это ведь она его приплела третьим, но я просто изнывал тяготами совести.

— Да, Лекса рассказывал про Виолетту… Что она его старше, преподаёт в ВУЗе, — наверное, я ожидал услышать что угодно другое, поэтому тревожно сглотнул. Мне показалось, Ева обходит острые углы. Может, и к лучшему. — А… что у тебя на самом деле с ней было?

Или не обходит?

— Ничего не было. Преподша просто пустила меня пожить на время.

— Пожить? Тебе негде было жить? — Ева, всё ещё поглаживая меня за подбородок и шею, почему-то вцепилась сильнее, будто с надрывом, и повернула поближе к своему оживившемуся лицу.

В этот миг я почувствовал себя словно под обдирающим психологические маски прожектором на допросе, изумившись собственным ощущениям. Непонимающе уставился в её стеклянные завораживающие зрачки и, прогнав неприятную дрожь в груди, рассмотрел в них то трепетное беспокойство, с которым могут смотреть только на дорогого человека.

Я тревожно сглотнул слюну.

— Давай поедим?

— А… — очнулась Ева. — Да, конечно.

Она встала с моих согревшихся коленей, потеряно осмотрелась на кухне, будто не зная, куда пристроить руки. Обернулась, наконец, и принялась снимать фольгу с тарелок. Над столом, как маятники, раскачивались две невинные косы.

— Наверное, уже остыло? Давай подогрею, — наконец, я увидел, что сегодня у нас было на ужин. — Лучше, конечно, сразу с плиты, так вкуснее… Но подогреть не помешает, да? Давай…

Азиатская лапша с овощами. Я отчаянно не хотел, но невольно вспомнил коробки на балконе.

— Не надо. Я буду так… Долго готовила? — в надежде услышать предысторию её общения с курьером, я столкнулся со вполне себе искренней улыбкой на манящих губах Никольской.

— Да ерунда. Мне несложно. Это блюдо быстро готовится, а ещё, кстати… это китайская традиционная кухня. Правда, мило будет попробовать?

Я кротко кивнул. Прежде никогда не ловил её даже на крохотном вранье. Хрен бы с доставкой, мне пофиг, чем набить желудок. Но я пребывал в полнейшей фрустрации от того, как непринуждённо и убедительно Ева соврала.

Кокетливо улыбнулась, наматывая на вилку лапшу, и подмигнула мне.

— Приятного аппетита, Господин.

— И тебе… — еле прохрипел я.

Последовав примеру своей искусно подвирающей девушки, я уткнулся в тарелку, ковыряясь вилкой в еде. Впервые за последний год не нашёл в себе сил приободриться и окончательно раскис, чувствуя, как отяжелели крохотные непослушные мышцы на лице… Грёбаная лапша меня добила.

Я вымучено перевёл взгляд с еды на телефон девчонки. Потом на умело уплетающую ужин Никольскую и заметил, что одним своим выражением вызвал у неё потерю аппетита.

— Лёнь… ты чего?

Брови и веки будто нависли над моими глазами, не позволяя надолго задержаться на её неподдельно встревоженном личике. Я погряз в безнадёжности, острыми иглами проникающей под холодеющую кожу. А сам продолжил невольно любоваться девчонкой на противоположном конце стола. Такая светлая, даже ребячливая, что ли.

Как ей было не верить? Добрая героиня из волшебной сказки.

— На чём мы остановились? — непринуждённо заговорил я. — Мне негде было жить. Ты хотела знать, что случилось?.. Из дома я родительского ушёл.

В солнечном сплетении начало больно припекать, а язык ещё с полминуты не шевелился под усердными мыслительными наказами продолжать. Ева будто обмерла.

Я, как однажды в номере, посвятив ей песню, буквально ощутил её сердцебиение с противоположного конца стола.

— У меня была девушка Маша. Я её любил с шестого класса. Домой водил, с семьёй познакомил, с Никитой, когда ещё детьми были. Это мой младший брат… Мы с Машей вместе… выросли. К экзаменам готовились… вместе. Планы на жизнь строили — поступить в один ВУЗ, снимать квартиру. Потом свадьбу сыграть… детей родить. Только она со мной в МПТУ не поступила, ей не хватило баллов… Маша с Никитой на один факультет попала в строяк… Это я потом уже узнал, спустя пять лет учёбы, что она специально выбрала то место.

Ледяная кровь отлила от ног, рук, лица, и я, словно снеговик, еле моргая, смотрел на побледневшую Никольскую.

— Она ушла от тебя к твоему брату? — еле прошептала Ева дрожащими губами.

— Да. Оказывается, Маша всегда любила его. Не знаю, они вообще когда-то собирались мне рассказать… Как будто нет. Я их случайно вместе застал, — мой пульс раздавался в каждой клетке тела, изнывающего от хлёстких воспоминаний. Маша перед Никитой на коленях. — И знаешь… Они до сих пор вместе. Закончили ВУЗ, сыграли свадьбу и родили внуков нашим родителям. Всё, как мы с ней планировали.