На большаке царило привычное оживление. Груженные товарами и бочками повозки тянулись по направлению к Луциосу и от него. Дорога пролегала меж виноградных плантаций, и если бы Юлиан развернулся и поехал не на юго-запад, а на северо-восток, то прибыл бы в винную столицу всего Севера, в город Аше’Элъя. Там делали самое дорогое и изысканное на Севере вино – «Королевское розовое».

Поглаживая холку Тарантона, Юлиан смотрел то влево – на оцелованные солнцем виноградные плантации, то вправо – на светлые воды бухты Нериум. Вдоль тракта россыпью ютились деревушки, жители которых с утра до ночи были заняты на полях. Морской бриз играл с короткими волосами графа и его светло-васильковым плащом. Где-то впереди, между тянущимися встречной вереницей подводами, он разглядел знакомое лицо с крючковатым носом и мохнатыми бровями, доходившими до кромки волос. Мужчина был уже в возрасте, но по-ноэльски сухой, худой, с гладковыбритыми подбородком и щеками. Казалось, что ленно развалившийся на облучке возничий тоже был обласкан бризом и даже прикрыл глаза, смакуя всем телом благодать прекрасного весеннего вечера. Наконец он открыл глаза и увидел Юлиана. Когда конь поравнялся с повозкой, пожилой мужчина привстал с сиденья.

– Тео Юлиан! Да осветит солнце ваш путь! Вы в Луциос?

– Да, Мильер. Не слышал в городе никаких странных или необычных новостей?

– Нет, все спокойно вроде, тео… – озадаченно ответил тот и почесал плешивую макушку. – Да, тихо и мирно…

– Хорошо, Мильер. Поторопись, скоро стемнеет.

– Конечно, тео Юлиан! Спасибо за беспокойство.

С этими словами слуга кинул заботливый взгляд назад, на скрученные и бережно сложенные в повозке дорогие ткани, прибывшие этим днем из Виарке, южного города, а затем снова посмотрел вперед. И чуть подстегнул мулов.

Стены Луциоса вырастали по мере приближения, и вскоре Юлиан въехал в стрельчатую арку городских ворот. Здесь дорога расширялась, обрастала булыжником и разветвлялась на множество улочек, а те, в свою очередь, растекались по городу, подобно притокам реки. Но главным рукавом дорога шла к порту и проходила мимо рынка, между расположившихся по бокам лавок, кузниц, таверн и доходных домов. От порта и к порту тянулись бесконечные вереницы повозок, всадников и деловитых людей с договорами в сумах, перекинутых через плечо.

Люди, чистые и ухоженные, шумно общались между собой. У лотков живо обсуждали цены товаров в сеттах, даренах, треволах и иадах. Звенели серебрянники и бронзовички из всех уголков Сангомара. По улочкам гулял морской ветер, игриво задувая под светлые одежды горожан и путаясь в их каштановых и серых шевелюрах.

Юлиан возвышался над ними почти на голову.

Многие, завидев высокого и богато одетого господина, сразу же признавали в нем графа Лилле Адана. Тогда они почтительно расступались, пропуская того, чья семья владеет всем Ноэлем. Как шутили в народе: «Проще сказать, что не принадлежит семье Лилле Адан». В отличие от северян, народа темного и необразованного, ноэльцы знали о существовании вампиров. Именно поэтому все прекрасно понимали, кто такие Лилле Аданы, хотя и не осознавали, отчего Мариэльд живет так непозволительно долго… Уже обычным делом стала отправка из тюрем приговоренных к смерти людей в отдаленный особняк, где те бесследно пропадали. Привыкли горожане и к странным соседям, которые не имели в доме ни крошки хлеба, зато время от времени посещали заключенных. Воспринимали они это сдержанно, чуть стиснув зубы, но терпели… Терпели не так спокойно, как южане, которые и бровью не вели при виде клыков, но и не так бурно, как северяне, – никто не хватался за вилы и ножи.

И хотя ноэльские вампиры спокойно покупали кровь в узилище, все же они старались не выпячивать свое происхождение. И при случае предпочитали отмалчиваться, общаясь с каким-нибудь матросом, прибывшим на корабле с Севера.

– Да байки это всё. Ну какие вампиры, о чем вы… – шептали они со сдержанно-лукавой улыбкой и качали головой.

Впрочем, морякам редко доводилось покидать Портовый район. Они и бродили-то в основном между складами, борделями и харчевнями, пребывая в искренней уверенности, что истории про кровососов – это всего лишь россказни. Порой тот или иной матрос мог заприметить во рту случайного прохожего клыки, испугаться и потом рассказывать на своем Дальнем Севере, что видел живого вампира, настоящего демона! Да вот только родня и друзья обменивались друг с другом понимающими улыбками, переглядывались, как бы говоря: «Эка морячок шутки шутит… Посреди города да вампир… Видано ли дело?»

Вампиров в Ноэле жило совсем немного, поэтому случаев с убийствами людей возникало и того меньше. В общем-то, вампиры не доставляли никому особых хлопот, а Мариэльд де Лилле Адан и вовсе пользовалась всеобщим уважением. Когда тридцать лет назад она вернулась из северных земель вместе с бледнолицым юношей, к тому же скверно говорящим по-ноэльски, об этом во всем Луциосе судачили несколько лет. Личность Юлиана обросла самыми невероятными слухами, и всякое его появление в городе приводило ко всеобщему переполоху. И только спустя два десятилетия он смог вздохнуть спокойнее. Но все же не до конца…

– Господин! Господин! – закричал кто-то сбоку писклявым голосом.

Стайка беспризорных детей в коротких шароварах и рубахах обступила Юлиана и заверещала. На высокого графа уставились серые, темно-серые и карие глаза.

– Господин, подайте монетку! Всего лишь одну!

– Мне подайте!

– Нет, мне, уйди, Тойюр!

– Да сам отвали!

– Подайте, господин…

– Ну пожалуйста!

Юлиан зыркнул на наглых детей и нарочито широко улыбнулся. Те вздрогнули от показавшихся клыков и разлетелись с гамом во все стороны, как воробьи. В то же время тонкие, но ловкие пальчики потянулись к поясной суме графа, пока он стоял спиной.

– Ага! – Юлиан поймал дерзкого воришку за руку.

Мальчишка сделался смертельно бледным.

– Кто это тут у нас, а? – произнес задумчиво граф, легко удерживая его. – Что ты у меня в сумке забыл?

– Я… ничего. Вам показалось, господин! Не ешьте меня, пожалуйста!

– Да что ты, – граф усмехнулся и шутливо клацнул зубами. – Ты, часом, не из приюта? – На ребенке были незаштопанные штаны и худая рубаха.

– Да… из приюта… – Тот сглотнул подкативший к горлу ком.

– Еще раз увижу твою руку у чьей-нибудь сумы, сдам охране! Я все вижу, мальчик, и я тебя запомнил! – нарочито серьезно пригрозил Юлиан.

Тут же позабыв о ребенке, он взял под узду Тарантона и поспешил по широкой улице к порту. За углом она резко уходила вниз, отчего широко разворачивалась панорама порта с покачивающимися на водах кораблями.

День близился к закату. Из рыболовных суденышек, примостившихся справа, спешно выгружали пойманную рыбу. С укрытых досками пирсов доносился шумный гам хозяев лодок, капитанов команды или одиночных рыбаков. Обсуждали всё как обычно: богатые места, плохой улов. Или, наоборот, гордо демонстрировали доверху груженные рыбой бочки.

Одно- и двухмачтовые торговые нефы сонно подремывали на волнах, пока вокруг кипела жизнь. Потные грузчики в шароварах и с подвернутыми рукавами торопливо перетаскивали в трюмы товар под контролем ревизоров, сверявших все по накладным. Из всех кораблей ближе к входу в порт стоял двухмачтовый неф. Юлиан сразу обратил внимание на его гальюнную фигуру в виде обнаженной наги с раскрытым в крике ртом и огромной грудью. За три десятилетия в Ноэле он ни разу не видел таких наг… Да и вообще, пышной грудью женщины этого вида никогда не отличались, поэтому пылкой фантазии резчика по дереву оставалось лишь позавидовать.

Около этого нефа, «Морского черта», с криками ходил взад-вперед поросший густой бородой купец в длинном кафтане с позолоченной тесьмой. Рядом с ним вертелся сынишка, лет восьми, с самым унылым видом слушающий отцовские наставления. Под вечно недовольным взглядом купца грузчики заносили в трюмы ящики с «Королевским розовым», закупленным на местных винодельнях.