– Мы понимаем, что вы только что вернулись из Ирана. Как вам понравилась эта страна? – спросил хозяин кабинета.

Я ответил, что страна и люди мне понравились, и мы начали говорить о шахе, политике и экономике Ирана. Кавказцы молча кивали. Вдруг черноволосый на чистейшем персидском языке сказал: «Вы не возражаете, если мы поговорим на персидском языке?» Какие тут могут быть возражения, подумалось мне. Мы поговорили о моей работе в Иране, и я был поражен, насколько чисто владел этот человек тегеранским диалектом. Уж не иранец ли он, мелькнула мысль. Закончив разговор, «иранец» посмотрел на хозяина кабинета и одобрительно кивнул.

– Приятно было с вами познакомиться, – хозяин кабинета поднялся из-за стола, давая понять, что беседа окончена. – Надеюсь, мы снова скоро встретимся с вами в этом здании.

«Где же я его видел?» – крутилось у меня в голове.

Мы вышли из кабинета с высоким брюнетом и начали спускаться вниз по широкой лестнице.

– Кто был этот человек, который так хорошо говорит по-персидски? – спросил я.

– Обычный переводчик, – ответил брюнет холодно.

Я понял, что мой вопрос оказался неуместным.

Внизу перед барьером брюнет подписал мой разовый пропуск. Охранник вновь неторопливо проверил мой паспорт и отобрал пропуск. Уже за барьером меня ожидал Николай. Он обменялся многозначительным взглядом с брюнетом, и мы вышли из здания. На улице я почти физически ощутил, как эта неприветливая, холодная и давящая атмосфера Лубянки свалилась у меня с плеч.

– Что, впечатляет? – спросил Николай.

– Очень даже, – ответил я.

– Ну рассказывай, о чем с тобой говорил Корзников? – спросил Николай.

«Корзников!» – молнией ударило у меня в голове, и лицо хозяина кабинета обрело фамилию. И я вспомнил, как в Тегеране в книжном магазине я просматривал книгу Джона Баррона «КГБ» и мое внимание привлекло умное лицо на одной из фотографий. Под фотографией стояла подпись: «Николай Алексеевич Корзников, заместитель начальника Управления нелегальной разведки КГБ».

«Так вот, значит, где мне предстоит работать», – подумал я, и мое сердце забилось чаще. В тот момент я знал о нелегальной разведке только по книгам и фильмам, рассказывающим о героях-нелегалах, работавших под боком у Гитлера во время войны и других западных лидеров после нее. Слышал я и о полковнике Абеле, арестованном американцами, но «не раскрывшем свою сеть из сотен агентов», и о Гюнтере Гийоме, нашем нелегале, который смог занять место ближайшего друга канцлера ФРГ Вилли Брандта. И вот мне предстояло работать ТАМ и с ЭТИМИ ЛЮДЬМИ! Было от чего прийти в волнение.

31 августа 1975 года мне было приказано явиться в 7 часов утра к бассейну стадиона «Динамо». Николай объяснил, что это место сбора слушателей перед отправкой их в Краснознаменный институт ПГУ, или, как его коротко называют, «Школа 101». Само место сбора меня довольно удивило. Дело в том, что все мое детство прошло в этом районе. С семи лет я начал заниматься плаванием в бассейне «Динамо», затем позднее я занимался боксом и греблей на стадионе «Динамо», ходил с друзьями в кинотеатр «Динамо». Но никогда не слышал, что КГБ имел какое-либо отношение к этому спортивному клубу. Конечно, я знал, что болельщики называют футболистов команды «Динамо» «мусорами», точно так же как и работников московской милиции, но никогда параллели для себя не проводил. Однако многим было известно, что спортивное объединение «Динамо» принадлежит Министерству внутренних дел (МВД). Но вот то, что сотрудники КГБ пользуются услугами «Динамо», и не только в спортивных целях, неизвестно широким слоям советской общественности. Такая информация в СССР не афишируется.

Итак, в 7 часов утра я вышел со станции метро «Динамо». Бассейн находился прямо передо мной. За решетчатой оградой бассейна я увидел несколько автобусов и довольно большую группу людей, человек пятьдесят. 31 августа было воскресенье, и в столь ранний час улицы были совершенно пусты, поэтому наше сборище внимания не привлекало. А если какой-нибудь случайный прохожий и увидит группу людей и автобусы на территории бассейна, то подумает, что это спортсмены куда-то едут. Все продумано.

Недалеко от входа стоял человек и регистрировал прибывающих. Я подошел к нему, назвал себя, и он черкнул что-то на своем листе. Оглядевшись вокруг, я увидел своего сокурсника, подошел к нему, и мы начали вполголоса разговаривать. Оказалось, что группа, пришедшая к семи, была не первой. Первая группа была отправлена автобусами куда-то в 6 часов утра. Вскоре наш разговор был прерван командой (которая более была похожа на вежливое предложение) занять свои места в автобусах, и мы поехали. Поскольку этот район Москвы мне был хорошо знаком, было легко понять, куда мы едем. Автобусы пошли по Ленинградскому проспекту в сторону Кольцевой дороги, миновали станции метро «Аэропорт», «Сокол», затем вышли на Волоколамское шоссе, прошли через Тушино, пересекли Кольцевую дорогу и сразу же за ней повернули направо, на Пятницкое шоссе, по которому и пошли в северо-западном направлении. В автобусе стояла полная тишина, никто не разговаривал, все сидели с очень серьезными лицами, хотя (я совершенно в этом уверен) каждому хотелось знать, куда же это нас везут. Проехав примерно километров 15, за деревней Юрлово автобусы свернули направо и проехали под дорожный знак «въезд запрещен». Дорога повела нас вглубь довольно густого леса. Примерно через километр автобусы остановились перед высокими воротами, за которыми ничего нельзя было разглядеть. Ворота открылись, и нас пропустили внутрь. Мы вышли из автобусов. Перед нами оказалось четырехэтажное здание из светло-желтого кирпича. Направо от него было второе похожее здание, соединенное с первым воздушным коридором на уровне второго этажа. Стоянка для машин, несколько теннисных кортов, цветы кругом – ну точно как в типичном подмосковном доме отдыха. Через застекленные двери центрального входа нас провели в просторный вестибюль, прямо по коридору и остановили перед дверью. Сопровождавший нас человек объявил, что начальник школы Волосов будет беседовать с каждым из нас в отдельности. Каждого будут вызывать по имени и отчеству, а пока мы должны спокойно ждать своей очереди. О спокойствии он мог и не предупреждать, так как атмосфера неизвестности отбила у большинства из нас охоту шутить.

Вскоре меня вызвали в кабинет, где за столом сидели два человека. При моем появлении они встали. Мы обменялись рукопожатиями.

– Начальник школы полковник Волосов, – представился высокий полноватый с приятным лицом человек. – А это полковник Стерликов, мой заместитель, – продолжил он.

Мы сели.

– Мне хотелось бы познакомить вас с некоторыми правилами нашей школы, – вновь заговорил полковник Волосов. – Вы, конечно, обратили внимание на то, что вас вызвали в кабинет только по имени и отчеству. Это не случайно. Для развития у наших слушателей чувства конспирации и по соображениям безопасности мы на срок обучения в школе меняем ваши фамилии. Если вы не возражаете, мы предлагаем вам принять на один год фамилию Корсаков, имя и отчество остаются ваши. Второе. Срок обучения в нашей школе один год. Вы будете жить в школе всю неделю. Уходить с территории школы разрешается только со второй половины дня субботы до семи часов утра понедельника. Вы будете жить в комнате с еще одним слушателем, надеюсь, вы подружитесь. Однако чем меньше он о вас знает, тем лучше. Вам все понятно? – спросил он, дружески улыбаясь.

– Так точно, товарищ полковник! – четко по-военному ответил я.

– А, вот еще одно. Хотя все мы здесь носим военные звания и дисциплина в школе военная, армейскую форму обращения друг к другу мы не поощряем. Мы готовим вас для работы за границей, и поэтому вести себя вы должны как обычные гражданские люди. И если вы не привыкли к военной форме обращения, то и не стоит. А тем, кто привык, придется отвыкать. Ну, устраивайтесь.

В одиннадцать часов утра нас всех собрали в общем лекционном зале на втором этаже. На сцене за столом сидели Волосов, Стерликов и еще примерно шесть незнакомых людей.