Ахилло на мгновенье задумался.
– Мне казалось, что это работа для умного человека. Люди делятся на тех, кто приказывает, и тех, кому приказывают. Мне хотелось, чтобы первых было меньше, чем вторых.
Майор даже крякнул:
– Ух, не слышит нас начальство! А вообще-то, ты прав…
Тут взгляд его упал на бхота, недвижно сидевшего у горящего огня.
– Слышь, гражданин Гонжабов, ты-то с чего к красным пошел? Ты ведь, вроде, звания духовного? В бога своего, что ли, верить перестал?
– Вы не поймете, – послышался тихий равнодушный голос.
Майор обиделся:
– Так ты постарайся. Может и поймем.
Легкое пожатие плеч:
– Я был монахом. Однажды ночью ко мне явился Шинджа – царь преисподней. Он сказал, что близится ночь Брахмы, и я призван на службу. А вскоре пришли его посланцы, и я открыл ворота монастыря…
Ахилло от удивления даже привстал, майор же присвистнул и покачал головой:
– Ну, даешь! Да ты же, вроде, красноармеец! И орден у тебя, и в Коминтерне состоял. Партийный, е-мое!
– Каждый называет вещи по-своему. Человек, у которого мы ночевали, понял бы…
– Опять двадцать пять! – возмутился Ерофеев. – Да чем тебе этот Семин не понравился? Ну ладно, смекнул он, что мы не археологи, так что? Обрез возьмет?
– Ему не нужен обрез, – Гонжабов повернул голову, темные глаза блеснули. – Вас он не боится…
– А чего он боится? – поинтересовался Ахилло, но Гонжабов отвернулся, явно не желая отвечать.
За порогом стлался ночной туман. Допив чай, бхот застегнул спальник и мгновенно затих, то ли заснув, то ли притворившись. Ерофеев и Михаил сели на пороге, докуривая папиросы.
– Навязали нам… – негромко проговорил майор, кивая на странного попутчика. – Царь преисподней к нему являлся, мать его! Во фрукт! Стой, капитан, чего это?
Он замер, и в наступившей тишине Михаил услыхал далекое гудение мотора.
– Самолет! – прошептал Ерофеев. – Большой… Чего ему тут делать?
– Мало ли… – пожал плечами Ахилло.
– Нет, погоди!
Ерофеев накинул куртку и вышел наружу. Михаил немного удивился, но последовал за ним. Вокруг стояла тьма, клубился редкий туман. Звук моторов стал громче – машина приближалась к плато.
– Кружит! – определил Ерофеев. – Какого черта ему здесь надо?
Михаилу тоже показалось это странным. В Крыму много аэродромов, и военных, и гражданских, но капитан боялся совпадений. Да и зачем поднимать тяжелую машину в туманную ночь?
– А ну-ка погоди! – Ерофеев быстро прошел вперед, туда, где туман был немного реже. Здесь гудение мотора слышалось явственнее, и Ахилло понял, что это большая транспортная машина или мощный бомбардировщик. Внезапно шум стал тише и глуше – самолет уходил.
– Вот! Гляди! Так и знал, мать его! – Ерофеев указал рукой куда-то вверх. Михаил взглянул туда и заметил легкую еле заметную тень.
– Планер! – понял он. – Вот черт!..
– Ага! Где-то рядом сядет, зараза. Ну чего, смекаешь? Может, конечно, учения или там спортсмены, да только не нравится мне это, капитан! Вот чего: спим по очереди и стволы держим наготове. А наутро, как рассветет, поглядим…
Планер нашли быстро. Он стоял за небольшой рощицей, надежно укрытый срубленными ветвями. В кабине было пусто. На фюзеляже чернел номер, крылья отмечены привычными пятиконечными звездами…
– Наш, – констатировал Ерофеев, внимательно осмотрев небесного пришельца, – десантный, человек на шесть. Может, и вправду маневры устроили в честь юбилея, а, капитан?
Ахилло, осмотревший все вокруг, показал Ерофееву два свежих окурка.
– «Казбек», – кивнул тот. – Похоже, летуны заблудились. Или так и задумано? Ты чего, гражданин Гонжабов?
Заключенный и вправду вел себя странно. Он подошел к кабине, поднял руки ладонями вперед и застыл, словно прислушиваясь.
– Гонжабов! Учуял чего?
– Они издалека, – бхот опустил руки. – Их пятеро.
– Телепат! – хмыкнул Ерофеев. – Ладно, погляжу еще…
Он повозился в кабине, выбрался наружу и сплюнул:
– Оружие у них – маслом наследили. Черт, может и вправду надо было роту с собой брать! Ну чего, пошли дальше, капитан?
Ахилло не возражал, хотя беспокойство не исчезло. Вооруженная группа высадилась на Демерджи. Зачем? На Яйле пусто, планер найдут не скоро…
– Позвоним с первого же телефона, – рассудил Ерофеев. – Все, пошли, и так время потеряли. Идти тихо, смотреть по сторонам… Айда!
Спуск прошел спокойно. Дорога серпантином шла в долину, вокруг была лишь мокрая желтая трава и обросшие мхом валуны. Постепенно стали попадаться деревья, затем небольшие рощи. Майор сверился по карте, сообщив, что они приближаются к урочищу Тырки. Послышалось блеяние, и за поворотом показалось овечье стадо, которое вольно разбрелось по всей округе, пощипывая траву.
– А пастухов не видать! – заметил Ахилло, пробираясь через овечий строй.
– Праздник отмечают, – предположил майор. – Ну, всыплет им начальство! Вон разбежалось войско – полдня собирать надо!..
Послышался лай. Большая мохнатая овчарка бросилась наперерез, распугивая овец.
– Ну ты! – в руках майора блеснул металл. – Пошла, пошла!
– Постой, – Ахилло схватил Ерофеева за руку. – Смотри!
Овчарка и в самом деле вела себя странно. Она тревожно лаяла, отбегая в сторону и вновь возвращаясь, словно приглашая идти следом.
– И вправду, – согласился Ерофеев. – Гонжабов, ты чего?
Бхот, не отвечая, шагнул вперед и поднял руку. Собака замерла. Легкое движение пальцев – она подбежала ближе и жалобно завыла. Гонжабов вновь провел рукой по воздуху, и овчарка послушно присела у его ног.
– Ну прямо Дуров! – покачал головой майор.
Собака взвизгнула, словно пытаясь что-то объяснить, и вновь отбежала в сторону.
– Пошли, – решил Ерофеев, – зря не позовет…
…Тела пастухов – старика и парня лет двадцати – были засыпаны старыми ветками. Неподалеку лежала еще одна собака – мертвая…
– Финкой, – заметил майор осмотрев убитых. – Сзади, прямо в сердце…
– Часа два прошло, – Михаил потрогал холодное тело. – Вот тебе и маневры, майор!
Здесь же удалось найти еще один свежий окурок.
– Снова «Казбек», – кивнул Ерофеев. – Как думаешь, капитан, наши это или ваши?
– В каком смысле? – не понял Ахилло.
– В прямом. Ваш Ежов мог свою группу послать, смекаешь?
Ахилло не стал спорить: и такое было возможно. Десантники могли получить категорический приказ не оставлять свидетелей. Он еще раз обошел опушку рощи, где нашли убитых. Внезапно среди желтой травы что-то блеснуло. Михаил наклонился.
– Чего там? – заинтересовался майор. Ахилло раскрыл ладонь.
– Зажигалка! Ну, раззявы! Постой, постой, ведь она…
– Немецкая. Ну что, майор, наши или ваши?
Собаку хотели взять с собой, но она все время убегала, не желая оставлять мертвых хозяев. Возиться с ней не было времени – неизвестные опережали группу не менее, чем на два часа. Теперь путь вел мимо невысокого леса. Дорога по-прежнему была пуста, но пару раз встретились знакомые окурки. Уже начинало темнеть, когда дорога свернула направо.
– Сейчас будет Малая Бурулча, – заметил майор, взглянув на карту. – Дальше лес, тропа узкая. Потом Большая Бурулча, там охотничья хижина есть… Черт, знать бы кто эти орлы! Планер наш, папиросы наши…
Шли осторожно, прислушиваясь. Майор впереди, за ним – спокойный и невозмутимый, Гонжабов, Михаилу выпало быть замыкающим. Вечерний лес сомкнулся над головами, узкая тропа едва пробивалась сквозь густой строй невысоких, в толстой черной коре, деревьев. Несколько раз тропа резко обрывалась вниз, приходилось переходить очередной овраг.
До Большой Бурулчи оставалось не более километра, когда Гонжабов внезапно остановился. Удивленный майор уже был готов задать вопрос, но бхот поднял ладонь вверх. Ерофеев нахмурился и достал парабеллум.
…Под ногами негромко потрескивали сучья. Тропа пошла вниз, скатываясь в очередной овраг. В сумраке можно было разглядеть огромные, покрытые мхом камни, на которых каким-то чудом умудрились вырасти уродливые худые деревца, и Михаилу вспомнилось слышанное где-то название: «Танцующий лес». Внезапно Ерофеев, шедший по-прежнему впереди, остановился, покрутил головой, обернулся, чтобы что-то сказать… Не успел. Сверху, с противоположного склона, ударила пулеметная очередь…
