Как-то ночью после концерта Дольский привел меня на носовую палубу.

— Потрясающе! Нет, ты только посмотри…

Я смотрел и не видел ничего. Впереди была абсолютная тьма. На нас, разгоняясь, неслась бездна.

Толик Иванов каждое утро пропадал в бассейне. Он устал удивляться. Легко представить себе состояние художника впервые попавшего на море.

— Это было ужасно! — вспоминал он потом, — Вы не представляете, что творилось на теплоходе. Это охрипшие голоса, это ни одной спокойной ночи, это черт знает что! Легче разгрузить вагон с картошкой, чем еще раз перенести это. Но вообще я здесь впервые. Я поражен. Я впервые увидел море. Это великолепно!

«Горка»

Все было почти по Грину. Море, солнце, горы, и даже парусник у дальнего причала. Ялта нас очаровала своим мягким теплом, нежной зеленью молодой травы, своим тихим неназойливым светом…

«Горка» — это сложенная из камней открытая хижина с претенциозным названием — ресторан. «Горка» притягивала нас шашлыками и еще тем, что подниматься туда нужно было на фуникулере. Второе оказалось гораздо интереснее.

Мы плыли навстречу серым облакам, обуглившимся по краям, как снег весной, а за нами лежало вечернее море со своим чистым густеющим небом…

В «Горке» было сыро. Огромные деревянные столы и очень неудобные чурбаны, на которых чувствуешь себя несчастным йогом. За столом сидели впятером: Володька, Петров, Дольский и большеглазая ленинградка Ира Костриц и я.

— А, знаете, что нас объединяет? — вдруг заговорил Саша. — Великая русская литература.

Мы поговорили о песне, об этом древнем нестареющем и самом демократичном музыкальном жанре. И, конечно же, о самодеятельных авторах.

В этот вечер Саша говорил много, красиво, увлекаясь звуками своего голоса, вслушиваясь в себя.

— Это вредное явление в нашем жанре, — говорил он об одном из авторов, — в нем все рассчитано на внешний эффект. Его томная манера исполнения, его музыка. Он очаровывает, покоряет себе мало понимающих в песне людей. Он владеет ими безраздельно. Вот в этом его вред. Это страшное явление. Это очень талантливый человек, но я его ненавижу.

Саша говорил дрожащим голосом и заикался от волнения.

Так он спорил в нашей каюте о правде:

— Ерунда! Правда не бывает злой. Есть только добрая правда.

— А воинствующая правда?

— Смотря против кого она воюет. Если против народа, то это мерзость, а не правда…

И в этих словах был настоящий Дольский. Тот Дольский, который очаровал меня своими песнями и который был так необходим всем нам. Неистовый, задиристый и честный, без актерства и поз.

Из «Горки» спускались пешком сквозь черноту южной ночи.

Слева возвышалась ялтинская Панорама героям Отечественной войны. Круглая площадка и в центре вечный огонь. На граните высечена надпись: «Для славы мертвых нет».

— Для славы мертвых нет! — голос разносится гулко и торжественно.

Арик Крупп

Минчанин Арик Крупп, маленький человек с большими смешно оттопыренными ушами, с черными удивленными глазами. Как-то у нас в каюте он сказал Дольскому:

— Я не умею так красиво улыбаться и так красиво говорить, как ты, Саша. Да ведь это и не главное. Все это напускное. Не в этом человек. Я плохо знаю тебя в жизни, но я знаю твои песни. Это хорошие песни. И я их очень люблю. Мне кажется, лучше всего человек проявляется в песнях. В песне нельзя солгать… Знаете, ребята, раз уж мы все пишем песни, давайте говорить песнями:

«Ставь против горя свою доброту.

Это, наверное, кое-что значит,

Пусть даже песня застрянет во рту

Хочется петь, даже если ты плачешь.»

У Арика открытый, по-мальчишески искренний голос:

«А все-таки, все-таки хочется жить,

Даже когда окончательно ясно,

Что созданные тобой миражи

Скоро погаснут, скоро погаснут»

— Я всегда говорил, что пишу только грустные песни.

Но у Круппа мудрая и какая-то очень добрая грусть. Это грусть влюбленного. А Крупп любит так, как не каждому дано.

— Арька. Это же обаятельнейший человек. Скромный, мягкий, обходительный. По-моему, его невозможно не любить.

И, действительно, его любят все. Большие бородатые люди ласково уводили его в свои каюты и заставляли петь часами. Другие магнитофонщики бегали по теплоходу с тяжёлой аппаратурой и стойками для микрофона в поисках Арика. Потом роли менялись. А Крупп не отказывался. Он пел. Пел до изнеможения и даже после. Ему неловко было отказываться. Арик из тех людей, которые постоянно чувствуют себя в долгу за неспетые и ненаписанные песни. Арик слишком хорошо знает, какую радость приносит людям хорошая песня.

После одного из концертов он подошел к Славе Цветкову с радостными широко раскрытыми глазами:

— Знаешь, Слава! Ты написал замечательную песню. Как это у тебя? Встань к Уралу лицом, справа будет Архангельск, тайга или тундра, слева Астрахань, Крым и Кавказ. Это же здорово! Я был поражен, когда впервые услышал ее. Ты написал то, о чем я все время думал. Я давно мечтал написать эту песню, но написал ее ты. Спасибо тебе, старик.

Однажды Арик сказал:

— Я на этом фестивале уже второй раз. И когда в прошлом году я вернулся в Минск, мне было очень тяжело и грустно. Каждую ночь мне снился этот чудесный теплоход и днем я думал только о том сказочном и неповторимом, что здесь происходило. Потом он стал сниться через ночь, потом два раза, один раз в неделю, в месяц. Но теперь этот сон приходит иногда, и в те ночи я испытываю радость.

Я чувствую, что здесь, на теплоходе, делается что-то очень хорошее. Мне страшно подумать о том, что все это может кончиться.

Но разве может кончиться песня? Она живет в каждом из нас. Просто нужно уметь смотреть, слушать и не уставать удивляться.

Ведь это же счастье, если в каждом человек поселится песня.

Очень больно добавлять эти строки…

Мы узнали об этом, когда номер уже верстался. В Саянах погибла группа туристов. И среди них Арик Крупп.

«Волжская Заря», 6 июля 1971 г.

ФЕСТИВАЛЬ ТУРИСТСКОЙ ПЕСНИ

В прошлую субботу и воскресенье Мастрюково вновь стало местом паломничества молодёжи. Приходивший здесь 4-й областной фестиваль туристской песни памяти Валерия Грушина на этот раз собрал более 6000 зрителей. Под деревьями вокруг озера Мастрюково возник целый палаточный город. На озере по традиции был сооружён плот — «эстрада», а зрительным залом стал, как и прежде, склон горы.

Около 50 исполнителей приняли участие в конкурсе состоявшемся в первый день фестиваля. Кроме куйбышевцев среди них были представители Волгограда, Саратова, Казани, Одессы, Челябинска, Свердловска, Ржева и других городов.

Во второй день с утра начался концерт лауреатов фестиваля. Ими стали А. Дольский из Свердловска, В. Ланцберг из Саратова (вторые места за авторство песен), С. Маркевич из Куйбышева (третье место); В. Минаев из Куйбышева, В. Муравьев из Казани, В. Фролов из Одессы (соответственно первое, второе и третье место за исполнительство). Среди коллективов вторые места заняли квартет «Горизонт» из Куйбышева и дуэт в составе Т. Лихачевой и Л. Петровой из Челябинска, на третьем месте дуэт Т. и Н. Мартыновых из Куйбышева.

«Волжская коммуна», 10 июля 1971 г.

ПЕСНИ НАД ЖИГУЛЯМИ, Г. Гутман

Живописные склоны Жигулей в районе Мастрюково огласились на днях всплесками тысяч голосов, расцветились палатками, а по вечерам над седыми Жигулями звенели туристские песни. Вот уж в четвертый раз здесь проводится фестиваль памяти Валерия Грушина — студента, который погиб в 1967 году на далекой реке Уде, спасая жизнь тонувших детей.

Песни Валерия звучат на каждом фестивале, его памяти посвящаются новые. Так было и на этот раз. Более 5000 любителей туристской песни собрались на фестиваль. Среди его участников не только туристы нашего города. Фестиваль давно перешагнул рамки области. На Волгу приехали певцы из Москвы, Ленинграда, Волгограда, Казани, Ржева, Одессы, Якутска — шестнадцати городов Советского Союза.