Да и дворик за памятником в народе до сих пор «Катькиным садиком» называют. За внука твоего, государь замуж вышла, за Петра-III ,да его, же и свела со свету. А там в глубине театр – знаменитая «Александринка», дочкой твоей Елизаветой учрежденный. Петр прослезился. Живут мои корни, значит! Меньшиков же думая о чем-то своем, и, жадно разглядывая прелести памятника, вспоминал другую Екатерину. Он тоже смахнул набежавшую слезу. Пробка встала окончательно. Арап слегка поторговавшись , расплатился и предложил пройтись пешком. Благо тут уже было недалеко. Перейдя через подземный переход Невский Проспект , они по Садовой пошли опять в сторону улицы Ломоносова. Справа тянулась Зеркальная линия Гостиного двора. Жарковато стало, сказал Петр. Эх! Дал бог денечек, даст и кусочек. Далеко еще Ванька? Уже живот подвело. Да и чарку выпить не мешало бы! Что скажешь, Данилыч? Да уж, едят да мажут, а нам не кажут. Эх, не перепились еще на Руси богатыри – добры-молодцы. Пора, пора. Патрислумумбов тоже сглотнул слюну и сказал. Да рядом, вон уже за углом. Вдруг Петр прищурился, узрев на другой стороне улицы знакомые клеши и бахрому на форме. Он напряг память широко улыбнулся и заорал на всю улицу – Грииишка! Железняк! Здорово служивый! Никак не узнаешь? Матрос опешил. Долго разглядывал похудевшего «Вили Токарева», не узнав Петра в новом наряде, и наконец, разглядев в троице своих давешних собутыльников , заорал в ответ – Петр Алексееич! Данилыч! Вот так встреча! Ну, устроили мы этим мацаедам и хумусологам в прошлый раз. Ладно братки помогли , а то бы эти музыкантишки накидали нам подарков моссадовских. За мной ОМОН четыре двора гнался. Ладно, я еще с учебки, тут все подворотни знаю. Ушел через проходной двор. Эх! Отметить бы встречу, да я опять на мели. Петр, уже привычно вытащил у Железняка сигарету, «Петра I», разломил и начал набивать трубку. Матрос с Меньшиковым тоже прикурили. Железняк уставился на Ваньку – а это что за Масяня – чернопопик с вами? Ванька тут же надулся – сам ты Хрюндель в бескозырке. Чего обзываешься? Петр прервал обоих. Цыц вы , а ты Железняк арапа нашего не забижай, проводник это наш – Иван Ситвияндыч Патрислумумбов. Матрос хохотнул – Ванька!? Патрислумумбов!? Дитя олимпиады штоли? Ванька хмуро кивнул. Железняк расхохотался – наш человек, в огне не горит, в воде не тонет. Петр густо пыхнув трубкой и пригласил- пойдем друже, кое какая деньга еще осталась. Промочим горло. Балы да пирушки повыведут полушки, а баснями закрома не наполнишь. Меньшиков подтянул пояс и весело добавил – Ложка-то узка, таскает по три куска: надо ее развести, чтоб таскала по шести. Повеяло знакомым запахом из подворотни, вывеска «Тройной Рим» призывно блеснула лаком на солнце. В животе у арапа заурчало от голода. В темноте дверного проема замаячили знакомые деревянные столы и стулья. Потянуло пивком. Матрос уже привычно шлепнул своей широкой ладонью по пышному заду дородную официантку и произнес -….а принеси-ка нам мать пару лафитничков холодненькой водочки. Селедочки, капустки квашеной……и побыстрее. Не видишь , у всех шланги горят. Официантка зарделась от такого обращения. Опять Вы!? Опять драку устроите. Это ж ты усатый, когда еврея за пейсу возил, орал на всю улицу – Кто к нам с мечом придет! Тот в орало и получит? А этот , в Меньшикова наряженный дирижера из Александринки мутузил,. И тоже орал – Сарынь накичку! (воровской язык ушкуйников – бурлаки , отойдите в сторону, выдайте хозяина). Чего? Думаете, переоделись в цивильное, так не узнаю? Все потупились. Только Железняк весело щипнул официантку куда-то и проговорил. Ну, чего ты? Мать? Да не будет драки. Есть охота . Давай , для разминки, пивка, водочки закуски как тогда. Официантка недоверчиво посмотрела на него и проговорила – шланги шлангами, а финансы то у вас имеются? Алексашка моргнул арапу. Тот с сожалением вытащил 100 долларов, полученных от японца. Поменяешь ? Мать? Официантка проворно спрятала купюру. Чего ее менять? Дай грош – будешь хорош. Заказывайте, я вам сдачи рублями сделаю. Потом усмехнулась и добавила – если будет чего сдавать. Знаю я вас по прошлому разу. И ушла, гордо повиливая пышными бедрами.

Железняк восхищенно проводил ее взглядом. Потом повернулся к Петру и спросил – чего не веселы ? Вон , смотрю прикид поменяли. На что , тяжело вздохнув, царь ответствовал – прикид-то поменяли, да вот суть сиречь та же осталась. Матрос посерьезнел. Что ? Алексеич, проблемы? Может корешей кликнуть? Бока намять кому? Встрял Меньшиков – какой он тебе Алексеич? Титька ты тараканья. Перед тобой – истинный «Отец отечества, инператор всея Руси, Петр Великий! Петр остановил его. Погоди Данилыч! Сам бы, небось, тоже не поверил? Железняк непонимающе уставился на обоих. Отец отечества?! Да вы чего, пацаны, белены объелись? Тут вам не корпоратив ресторанный где Ваньку валять нужно. Тут все свои. Встрял арап – да пойми ты клешеносец хренов, нечего меня валять – Петр это , настооояяяящий с Меньшиковым. Из прошлого как-то занесло их сюда. Там Рассея беспризорная осталась , вот и переживают.

Подошла официантка , проворно расставила закуски , разлила по полстакана холодной водки и ушла. Петр взял стакан в руку и сказал – ладно, давайте для аппетиту резкость наведем, а там видно будет. Выпили , крякнули. Железняк немедленно разлил по второй. Ну, как говорит бард Миша Кочетков – между первой и второй…..наливай еще одну.

Выпили по второй. Крякнули. Похрустели огурчиками. Матрос прислушался к ощущениям внутри и пропел -…..

По длинному тракту идет караван,

Ведет его рюмочка водки.

За ней, чуть поодаль, усталый банан

И мааааленький ломтик селедки.

За корочкой хлеба помята слегка

Редисочка полусырая,

За ней чуть надкусанный зуб чеснока

И рюмочка водки вторая.

И сразу же третья – глоток на глоток,

И все позабыв о ранжире,

Идет, попивая желудочный сок,

Картофель в парадном мундире.

Яйцо с майонезом, два шпротных хвоста,

Салат "оливье" восемь ложек.

И снова она непорочно чиста

Журчит между бушевых ножек.

(Леонид Сергеев)

Троица изумленно уставилась на Железняка, а затем все, сообразив, о чем песня расхохотались. В этот момент в проеме двери появились две фигуры. Ну, конечно ими оказались старые знакомые Худодот и Исрул. Увидев матроса, и вспомнив его пудовые кулаки, они испуганно попятились к двери. Петра с Меньшиковым они не узнали в новом наряде. Железняк было дернулся за ними, однако , кулаки у Петра были пожалуй побольше матросских, да и силушкой бог не обидел. Царь придержал матроса и сказал. А ну погодь. Негоже все время с ними собачиться. Все ж мы им на «Благодати» дорогу перебежали. Эй уважаемые ! Идите к нам мировую пить. Худодот , разглядев початый запотевший лафитничек с водкой, вкусно сглотнул слюну, и произнес. Таки, почему не выпить мировую. А? Исрул? Мировую не выпить нельзя, учитывая, чем это именно закончилось в прошлый раз!? Исрул покрутил на пальце единственную пейсу и произнес тоже. Я вас умоляю , они сначала из меня сделали монофонического гарнитурщика, хотя до того я был полноценный именно телефонист. Засунули таки дирижеру палочку почти туда , куда анекдотный дятел обычно долбит. Барабанщику сыграли полет шмеля его же колотушками по лысине так больно, что он еле проговорил – вот именно сейчас таки больно. Таки, вы еще спрашиваете – почему же не выпить мировую, ну так я вам и отвечу хотя бы на всякий случай. Не вижу причины не выпить. Петр ошеломленно уставился на актеров. На каком это вы языке заговорили? На жидовском что-ли? Гарнитурщики с телефонистами какие то. Ему ответствовал уже Худодот. Уважаемый! Позвольте все-таки вначале выпить. Уж больно она родимая, то есть я хотел сказать, проклятая холодком таки в графине манит. Арап быстро разлил. Выпили.