На то, как платье обтягивает грудь, а соски сквозь ткань сверлят снежинки, смотреть было больно физически! Длина наряда тоже не радовала. Не нашлось в нем ничего от знакомого с детства целомудренного «до пят».

Словно решив поиздеваться, фантазия тут же нарисовала, как Вероника разворачивается. Ложится грудью на стол. И обнажая нежные розовые ягодицы, платье бесстыдно задирается вверх.

– А на что похоже? – Длинные ресницы затрепетали, гипнотизируя.

– Да в таком только стриптиз танцевать. Даже раздеваться не понадобится, и так все видно!

– Что?!

Обиженно надув пухлые губы, Вероника уперла руки в бока. То, что от этой позы ткань на платье натянулась и пуговица на груди вот-вот готова была улететь в неизвестность, порновнучка Деда Мороза словно и не замечала.

Стреляла по боссу из главного калибра, да ещё каблучком цокала. Десятисантиметровым!

– Это наряд для «стометровки»! – От тупой ноющей боли в паху Бадоеву резко стало не до шуток.

– Для «стометровки» мне по вашему поручению Брошкина принесла! В нем даже перед зеркалом показаться было стыдно! Знакомой швее пришлось вечер убить, чтобы из того безобразия сделать хоть что-то приличное!

Вероника возмущалась так, что даже кокошник трясся.

– Зря старалась! В этом я тебя и за порог не пущу!

Руслан прочистил горло и поплотнее запахнул пальто Мороза на талии.

– Раз так, можете в сметный отдел обратиться за заменой! Там, наверное, в очередь выстроятся.

Информированности своей секретарши Бадоев уже не удивлялся, но от упоминания Даши севернее пояса стало еще больнее.

– Мы к детям едем. Ты вообще в курсе?

– Я уже неделю как в курсе. – Острый подбородок тоже нацелился в сторону руководства. – И, между прочим, старалась выглядеть как приличная Снегурочка, а не как… задумал один маньяк.

– Считай, что маньяк передумал!

Задираться можно было еще хоть час, хоть два, но дети уже ждали. Не в правилах Бадоева было опаздывать. А какими карами может обернуться смена Снегурочки, и представлять не хотел.

Вместо продолжения баталии он зашел к себе в кабинет. Достал из шкафа чистую белую рубашку и вернулся к Веронике.

– Переодевайся! – Не обращая внимания на обалдевший вид, сунул вешалку ей в руки. – И пальто сверху завяжешь на пояс.

От злости у секретарши даже уши покраснели, но отказаться от рубашки она не решилась.

– Морским узлом?

Вместо того чтобы кинуть в босса чем-нибудь тяжелым, Вероника одним движением освободила вешалку.

– Альпинистской восьмеркой, чтобы уже наверняка, – рыкнул злой как черт Бадоев.

– Так, может, сами и завяжете?

– Сам и завяжу.

О том, что с этой непредсказуемой бабой лучше не связываться, Руслан забыл напрочь. Вылетели из головы вскрытый сейф и пароли от секретных архивов. Руки так и тянулись к высокой белой шее. Сжать до характерного хруста. Увидеть, как закрывается, наконец, рот. И не думать, почему его извилины коротит в присутствии этой Гну.

– Хорошо. Договорились.

Последние слова Вероника произнесла уже без вызова. Наоборот – тихо и спокойно. Но, не позволив боссу даже отвернуться, она быстро расстегнула все пуговицы на платье. Бросила его на пол прямо возле начальских валенок и принялась медленно, со знанием дела надевать поверх кружев и крутых молочных изгибов мужскую рубашку.

«Науке известно около двухсот двадцати видов парнокопытных. Сам отряд «парнокопытные» делится на два подотряда: жвачные и нежвачные». «Самый тяжелый представитель парнокопытных – бегемот. Агрессивное, непредсказуемое и полностью асоциальное животное, которое одинаково плохо относится и к чужакам, и к сородичам».

За полчаса пути Вероника вспомнила все, что читала о парнокопытных и в частности – о бегемотах. Несколько раз взглядом выстрелила в висок бегемота, сидящего за рулем. И с трудом удержалась от того, чтобы высказаться.

Мыслей, которые так и рвались с языка, скопилось вагон и тележка. Неделю она терпела пренебрежение этого чудовища и отказ от помощи. Ни одного приказа за пять рабочих дней. Ни одного лишнего слова, кроме «доброе утро» и «пока». Ни одного взгляда.

Ее словно не существовало. Привычка преследовать осталась, а сам объект слежки вдруг стал неинтересным.

С одной стороны, Вероника этому радовалась. Патология оказалась не настолько серьёзной. Больной шел на поправку без помощи медиков. А с другой – злилась.

Ещё никогда ни один мужчина на свете не смотрел на нее как на пустое место. Никто не смел игнорировать. И ведь при всем при этом она старалась! Отправила в ремонт засорившуюся из-за варварской эксплуатации кофемашину. Стерла пыль с видеокамеры и перенаправила ее в более безопасную для психики босса сторону. Привела в порядок дурацкое платье Снегурочки.

За платье стало особенно обидно. Между тем ужасом, который принесла Брошкина, и той красотой, которую сотворила ее швея, была целая пропасть. Исчезла пошлая шнуровка впереди. Ничто больше не сжимало грудь. Длина увеличилась до колена, а не до края чулок. И вообще на конкурсе «Самая скромная Снегурочка» ей отдали бы первое место.

Что пошлого увидел в платье тупой солдафон, считающийся ее боссом, Вероника не могла понять, как ни пыталась. Подлый извращенец словно видел какую-то свою реальность.

Прибить его за это хотелось. Сдать психиатрам на опыты, а рубашку порвать на заплатки.

Если бы не дети, Вероника без зазрения совести устроила бы маньяку полевую лоботомию. Нож для бумаг и тяжелый дырокол как раз имелись в наличии.

Но дети были святым! Святым настолько, что плевать она хотела на корпоратив после детского праздника, на заскоки извращенца-босса и на выстраданное швеёй платье.

Так, кусая губы, чтобы не высказаться, Вероника устроилась на пассажирское сиденье. С тоской рассматривая мудреный узел на поясе, волновалась лишь об одном – чтобы неотесанный чурбан, вырядившийся в Деда Мороза, не испортил малышам торжество.

Эта мысль не давала ей покоя в дороге. Мучила, когда припарковались возле детского дома. Грызла, как взбесившийся бобер, когда с тремя тяжелыми коробками в руках Бадоев двинулся в сторону двери.

Впору было звонить генеральному и просить о замене. Когда, не дождавшись помощи, Бадоев с занятыми руками как-то изловчился открыть тяжелую дверь, Вероника чуть не полезла за телефоном. Но сразу за порогом на них налетела целая стайка мальчишек, и временно стало не до звонков.

Бадоев с его диагнозами остался где-то сбоку. Телефон – в кармане. А нереализованный материнский инстинкт взял на себя управление и потянул за малышами в сторону актового зала.

Так, как ее ждали здесь, не ждал ни один кавалер за все двадцать восемь лет жизни. Глаза малышей горели ярче, чем лампочки на елке. Крики «Дед Мороз!», «Снегурочка!» заставляли сердце биться все быстрее и быстрее.

В состоянии аффекта Вероника принялась поздравлять каждого воспитанника лично. Жала мальчикам руки. Девочек целовала в щеки. И не сразу заметила, что штатный маньяк, вместо того чтобы пугать всех своим грозным видом, радостно скалился во все тридцать два и позволял детишкам постарше делать с собой селфи.

Этот удар стал для Вероники первым и самым неожиданным. В любви к детям начальник СБ ранее замечен не был. А из долгого брака умудрился выйти без наследников и алиментов.

Списав неожиданную доброту на временное помутнение рассудка, она мысленно махнула на Бадоева рукой. Занялась раздачей подарков от компании. Но спустя всего полчаса ее личный маньяк преподнес новый сюрприз.

Как бы они ни рассчитывали, а ограничиться поздравительной речью не удалось. Заведующая и рада была бы отпустить дорогих гостей. Ее в кабинете уже ждал отдельный презент. Но малыши с воспитателями вспомнили, что они разучивали песни со стихами, и для Вероники с Бадоевым началось персональное представление.

Хороводы сменялись пением «В лесу родилась елочка». Стихи про Деда Мороза – танцами для Снегурочки. Громкие аплодисменты – волнением перед новым номером. И так по кругу.