Альбер был готов выстрелить, я это видела по тому, как напряглись руки, державшие автомат.
– Подожди! – крикнула Габриель.
Она наклонилась и положила ружье на землю. Я заметила, как дрожат ее колени. Потом она отвернулась, и ее плечи затряслись. Альбер перешагнул через меня и поднял ружье. Теперь все оружие было у него.
– Девчонка для меня – ничто, как и для тебя, – мрачно сказал он и посмотрел на меня, – Но у нее есть что нам рассказать, и много времени не потребуется, чтобы все это выслушать. Убей ее сейчас – и мы ничего не узнаем. Как она пронюхала, что израильтяне были здесь? Ты так же хорошо, как и я, видела, что она пошла прямо к пещере. Есть кое-что еще: я следил за ней, когда она ходила в деревню. Там рядом с художником ошивался еще один человек. Он был похож на ребят из Сюрте[4].
Теперь они оба смотрели на меня, и Габриель грозно прорычала:
– Если это правда...
– Оторви полосу от ее юбки и свяжи ей руки. Скоро станет темно, так что давай заберем ее с собой и все разузнаем. Ты когда-то была очень хороша в подобных делах. Посмотрим, не утратила ли ты своих способностей.
Габриель деловито кивнула, быстро наклонилась, схватила подол моей юбки и стащили ее с меня. Затем надорвала край и оторвала полосу по низу, потом безжалостно надавила мне на спину коленом и туго связала руки.
– Вставай! – приказала она. Я попыталась, но не смогла, и она, резко дернув меня за связанные руки, помогла мне. – Он ее убьет, – сказала она Альберу. – Не лучше ли сделать это здесь, без него, и оставить в горах?
– На "мерседесе" мы сможем добраться до Испании, – проворчал Альбер. – Если поспешим.
– Мой дядя вас за это убьет, – пробормотала я.
– Ее дядя! – воскликнула Габриель. Она засмеялась и протянула руку за ружьем, но Альбер покачал головой.
– В "мерседесе". Может быть, – коротко сказал он. – Но не здесь. Если посчастливится, утром мы будем уже в Испании.
– Втроем? – Габриель подтолкнула меня к кустам.
– Нет. И без него, и без нее, – ответил шедший за нами с оружием Альбер. – Если они здесь – это из-за Жобера, не из-за нас. Думаешь, израильтяне приходили за нами? Сейчас нам лучше быть от него подальше. Со временем мы где-нибудь устроимся. Веди ее.
Ветки хлестали меня по лицу, Габриель подгоняла ударами в спину. Как я предположила, мы были где-то поблизости от виноградников. Действительно, вскоре мы вышли из леса и пересекли одно из полей. Солнце уже садилось, и в горах лежали глубокие синие тени.
Среди виноградных лоз идти было легче, но Габриель слишком сильно сжимала мою руку, ее пальцы глубоко впивались в кожу.
– Как ты узнала об израильтянах? – тихо спросила она меня. – Твой любовник сказал? Мужчина, о котором Альбер говорил? Лучше скажи сейчас, потом будет поздно. Но ты у меня заговоришь! Скажешь все, что я хочу. Вот увидишь. Паяльник заставит тебя отвечать на все, что спросит Габриель. Я привяжу тебя к стулу в подвале – и ты сможешь кричать сколько захочешь. Я не буду возражать: тебя никто не услышит.
– Что... что вы хотите узнать?
Она злобно вывернула мне руку, и я чуть не упала.
– Как ты узнала об израильтянах?
– Я встретила их на дороге в то утро, когда ездила в Везон. Они интересовались дорогой к замку и...
Ее пальцы сильнее впились в мое плечо.
– Продолжай! Говори так, чтобы слышал Альбер. Ты встретила их на дороге? Ты, конечно, врешь, потому что то, что я с тобой сейчас делаю, – это ничто по сравнению с тем, что тебя ожидает. Но продолжай...
– Это правда. Они показали мне фотографию и спросили, не видела ли я изображенного на ней мужчину.
– И что ты сказала?
– Я его не узнала.
– Но ты знаешь, кто он, да?
– Да. Франц Жобер.
– Как узнала?
Я молчала, и она снова со злостью вывернула мою руку так, что я споткнулась и упала.
– Подними ее! – злобно приказал Альбер. – Ты тратишь время.
Габриель дернула меня вверх, скрутила рукой ворот моего свитера и свирепо посмотрела на меня. Я отплатила ей той же монетой, ударив тяжелой туфлей по ее голени.
– Если... она будет душить... меня, Альбер... – я уже задыхалась, – как я смогу... идти?
– Прекрати! – резко сказал он Габриель. – У тебя будет шанс позже, женщина. Веди ее и не задавай больше вопросов. Ты нас задерживаешь.
Габриель толкнула меня вперед. Сама она теперь шла, прихрамывая.
– Ты за это заплатишь! – прошипела она. – Я у тебя в большом долгу, девочка. А я не из тех, кто забывает долг, как ты скоро узнаешь!
Я не могла придумать лучшего бранного выражения, чем дедовское пренебрежительное "бош", но она только рассмеялась:
– Я это и прежде слыхала. Конечно, я немка. И Альбер немец. И тот, кого ты считаешь своим дядей, маленькая идиотка. Он совсем не тот, от кого тебе следует ждать добра.
– Что вы сделали... с месье Жераром, моим дядей?
– Жобер приказал его казнить, конечно. Его расстреляли. Жобер отправился под именем Мориса Жерара в другую тюрьму. В сопроводительном документе было указано, что все лицо Жерара в рубцах. Этого оказалось достаточно, чтобы никто не усомнился в его личности, так как Жобер тоже был обожжен в бункере. Но настоящему Жерару, пока он был еще жив, пришлось ампутировать руку, якобы из-за гангрены, поскольку Жобер потерял свою на фронте. В те дни у него был острый, изощренный ум. Житье в этой глуши изменило его. Да и всех нас... Альбер взял имя другого человека, которого тоже расстреляли, а я – имя казненной женщины. Затруднений с опознанием нас Морисом Жераром как людей из его отряда, естественно, не возникло. Никто не мог этого опровергнуть: те, кто знали, были давно мертвы. После проверки оккупационные войска нас отпустили. Как Жобер потом смеялся, когда вернулся в Везон со всеми этими орденами!
– Вам следовало его лучше контролировать, – проворчала я, с ужасом вспоминая, что мне говорили. – Ведь это он убил ту женщину на мельнице. И двух девушек. Вы идиоты! Это теперь его погубит. И вас вместе с ним. Что, как вы думаете, заставило израильтян и французскую полицию подозревать вас? Они...
Габриель толкнула меня так, что я не устояла и упала, ударившись головой. Но и Габриель свалилась за мной, так как крепко держала меня за руку. Альбер споткнулся об нас, уронил ружье и выругался. Потом пинками поднял нас обеих на ноги.
Меня снова толкнули вперед. Но теперь злость пересилила страх, и я решила сказать им все сейчас, даже если они убьют меня за это на месте.
– Жандармы найдут останки израильтян! – крикнула я. – Они узнают так же, как узнала я. Ваши друзья грифы выдали вас. И вам не сбежать, потому что все знают, кто вы есть, и знают, что вы здесь. Если не французы, так израильтяне. Они найдут и вытащат вас и из Испании, и из любого другого места, куда бы вы ни отправились. А потом предадут суду и казнят...
Ворот моего свитера вновь скрутили, лишая меня не только голоса, но и дыхания. На этот раз это сделал Альбер. Одной рукой он потащил меня за собой, и я почувствовала, как свет меркнет у меня перед глазами. Вскоре мы остановились. Прямо надо мной в темноте неясно маячил замок. Габриель открыла дверь кухни и отступила в сторону. Альбер втащил меня внутрь.
Внезапно зажегся свет, и я увидела стоявшего напротив двери человека, которого я считала дядей Морисом. На столе рядом с ним лежала тяжелая винтовка.
– Мы нашли ее наверху. Она выходила из пещеры, – сказал Альбер.
Жобер – я предпочла употребить его настоящее имя – окинул меня насмешливым взглядом и хмыкнул:
– Значит, ты ходила в лес на прогулку, Дениза? Наверное, ты решила основательно изучить нашу местную историю?
– Она все знает, – вмешалась Габриель. – Я говорила тебе, что опасно привозить ее сюда. Теперь об этом поздно сожалеть.
– Он хотел воспользоваться мной, чтобы сбежать в Америку! – крикнула я, вырываясь из рук Альбера. – Он намеревался избавиться от вас так же, как и вы только что планировали кинуть его!