«Где я? Почему темно? Темно и тесно. Почему я не могу пошевелиться? Где я? Кто-нибудь!!! Эй!

…Я не могу говорить. Мой язык, рот. Что со мной?! Кто я?!

Кто я и где нахожусь? Что со мной случилось? Я умер? Темнота вокруг меня – это гроб? Тесно. Я не могу двигаться. Но я мыслю, значит, я жив! Люди!!!

Я жив! Я должен выбраться! Тело не слушается меня. А есть ли оно? Кто я? Человек? Может, животное? Нет, я мыслю, как человек. Мой язык, кончик языка, зубы – я их чувствую. Это человеческие зубы.

Почему темно? Я должен вспомнить, кто я и где. Что со мной случилось?

…Женщина. Я помню женщину. Молодая, красивая, нежная. Младенец на ее руках, в голубом комбинезончике и белом чепчике. Она бережно держит его у груди. Но взгляд, устремленный на меня, печален. В ее глазах любовь и жалость. Она старается скрыть тревогу неловкой улыбкой. Но печаль безнадежна. Я умираю?

Это моя любимая женщина с моим сынам на руках. Я гляжу на нее снизу вверх, расстояние такое, будто я лежу, а она стоит надо мной. От нее идет теплый свет, животворящее сияние. Она, словно мадонна, благословляет меня. И смотрит прямо в глаза. Как же ноет сердце при взгляде на эту красавицу. Я не хотел расставаться.

Свет гаснет. Не уходи! Не оставляй меня одного! Ведь я жив!

Свет. Нет, это не свет из моих воспоминаний. Это реальный свет! Справа и снизу. Сумрачный, рассеянный луч во тьме. Вот еще один. Люди! Я здесь! Я жив!»

В руинах было темно и опасно. Пол помещения завалили обломки железа, осколки стекла и рваные искореженные куски пластика. Опознать сейчас, чем были эти детали ранее, не представлялось возможным. Двое в защитных зеленых скафандрах с кислородными баллонами за спинами осматривали останки лаборатории в поисках выживших с помощью мощных фонарей дальнего света.

– Никого, – заключил один из них.

– Пойдем дальше, – согласился второй.

Внезапно из дальнего угла послышалось приглушенное мычание. Оба прожектора устремили лучи в направлении звука.

– Кто-нибудь здесь есть?! – включив громкоговоритель, крикнул в микрофон спасатель. В ответ беспомощное мычание усилилось.

– Вызывай группу парамедиков! Быстрее!

Через десять минут металлическую капсулу вскрыли.

«Люди!»

– О, Господи! Как он еще жив?!

– Срочно вытаскиваем! Носилки!

– Как его поднимать?! Поражение ста процентов поверхности…

Один из людей в скафандрах наклонился к лицу пострадавшего:

– Браток, ты натерпелся, знаем! Потерпи еще немного. Нам надо тебя вытащить отсюда. Хорошо? —повернувшись к команде, он скомандовал – Осторожно! Достаем на счет три. Раз-два-три!

«Я человек. Это ясно. Я жив. Выжил в какой-то ужасной аварии. Но как я попал в ее эпицентр, кем был до этого – не помню.

Меня держат в странной палате под клеенчатым балдахином. Я заразен? Возможно. Но я жив, это самое главное.

Осталось вспомнить, кто я.

Язык. Это пока единственное, чем я могу управлять. Язык шевелится, как я ему велю: влево, вправо, упирается в небо, в щеку, в зубы. Моргать не получается, хотя слезы мешают. Они постоянно образуются, вытекают из глазниц. Глаза закрываются, лишь когда веки устают. Но я не засыпаю. Я пытаюсь вспомнить.»

– Ты слышала о страшной аварии в медицинском центре под Новосибирском?

«Не лучшее время для мрачных новостей», – подумала Ирина, сдула челку с намокшего лба и, сберегая воздух, быстро ответила подруге:

– Нет. Что говорят?

Лена замедлилась на эллипсе и нагнулась к Ирине ближе, отчего последняя уловила резкий запах дезодоранта, смешанного с потом.

– В соцсетях пишут, что произошел взрыв криоустановки. Причем, вроде как, из-за этого по ветру распространился радиоактивный след. Прикинь!

– Глупости! – Фыркнула, поморщившись (от новости и от запаха подруги одновременно), Ирина, – Очередные страшилки. Ничего хорошего в новостях никогда не сообщают. Лишь бы народ пугать.

– Да ты послушай! —Не унималась подруга, – Радиация – это не шутки! Конечно, Новосибирск далеко от Челябинска. Но все-таки не хотелось бы под это облучение попасть.

– Я всё, набегалась. Сорок минут, – Ирина с размаху ударила красную кнопку на дисплее и остановила беговую дорожку.

– Пойдешь в бассейн? – Лена спрыгнула с эллипса, торопясь успеть за подругой.

– Нет, я записана на массаж к десяти. Потом за Кириллом заеду, у него шахматы сегодня.

– Ну ладно. Привет передавай, – Лена начала на ходу отставать, понимая, что на сегодня ее компания отвергнута.

– Ага, – через плечо бросила Ирина и вильнула бедром, исчезая за дверью раздевалки.

«Вот сука! – привычно с завистью подумала Лена, – Ничего из себя не представляет, а всегда королевной ходит. И умнее, и красивее всех. И мужики от нее без ума.»

Как только Ирина осталась одна, она ускорила шаг, чтобы спрятаться за шкафчиками. Но, прежде чем раздеться, она открыла яндекс в смартфоне и ввела запрос «авария Новосибирск». Женщина стала быстро листать строки выдачи, нервно кусая губы. Информации было мало, подробностей никаких. Как всегда, сплошные репосты и комментарии. «Надо сказать Олегу», – решила она и тут же передумала: «Нет, не стоит».

Яркий солнечный свет через панорамные окна заливал весь кабинет. Николай любил такие ослепляющие дни и довольно жмурился, как кот.

– Скоро я не увижу солнца долго. Возможно, никогда больше не увижу, – меланхолично произнес он, закинув руки за голову и подняв подбородок повыше, чтобы поймать больше ласковых солнечных лучей.

– Ну что ты такое говоришь, Николай! – неуверенным тоном возмутился собеседник, который сидел за стильным канцелярским столом спиной к городскому пейзажу, открывавшемуся с одиннадцатого этажа бизнес-центра, – Я уверен, что ты излечишься! Пусть через десять лет или двадцать…

– Э-нее! – засмеялся с хрипотцой Николай, – Контракт с мракобесами подписан только на десять лет. Уж больно цена кусается. Если через десять лет не найдут способ побороть мой недуг, я все равно вернусь: на сына в последний раз посмотреть, жену обнять.

– Да что за мысли у тебя упаднические! – товарищ не знал, как ободрить Николая.

– Нормальные мысли. Реалистичные. То, что я на эту аферу с заморозкой согласился, вот это, конечно, погоня за химерами. Но, понимаешь, очень жить хочется. Подольше.

– Понимаю, – уныло отозвался коллега.

– Ладно. Давай о делах, – решительно хлопнул себя по ляжкам Николай, сменил позу и ослепил собеседника солнечным бликом на своей лысине, – Я составил с юристами пакет документов и передал компанию сыну. Ты останешься замом и исполняющим обязанности директора, пока Кирюша подрастает. Смотри, проверю через десять лет, не просрал ли ты бизнес! – он громко уверенно рассмеялся, на что товарищ ответил лишь кривой сдержанной улыбкой:

– Я думал, что я стану твоим приемником, – все-таки решился он возразить после паузы.

– Нет. «Демидофф» должна быть семейным бизнесом. В этом сила компании, это ее имидж, ее история. Я продолжил дело отца, и Кирилл тоже станет моим продолжателем. А тебе пора обзавестись собственной семьей и начать обдумывать проект своего бизнеса. К моему пробуждению, думаю, ты справишься с этими задачами.

Подчиненный промолчал, шевеля нижней челюстью, перемалывая ответ руководителя. Николай с ожиданием смотрел на своего зама, наблюдал, как буря возмущения в нем и уязвленное самолюбие оседают на дно. Только после этого последовала следующая просьба:

– За моими, прошу, приглядывай. Не давай в обиду.

– Конечно.

«Сон. Какой четкий! Будто не сон, а воспоминание. Компания «Демидофф». Этот молодой мужчина обращался ко мне как к Николаю. Мое ли это имя? Десять лет. Я хотел уйти, исчезнуть на десять лет. Чем-то болел. Больше вопросов, чем ответов. Мое ли это прошлое или фантазия из когда-то прочитанной книги или увиденного фильма?»