– У вас уголки губ приподняты, но это не улыбка, а скорей выражение презрения. И вы морщите лоб, и от этого у вас постоянная складка между бровями.

– А ты, что, физиогномист? – теперь я уже осознанно тяну уголок губы вверх, демонстрируя презрение. Хотя на самом деле мне не по себе. Я только сейчас почувствовал, что мышцы лица и в самом деле, как каменные. И посторонняя девчонка это заметила, а жена не обращала внимания на то, что я, действительно, напряжен, как натянутая струна.

   Она весело щебетала, рассказывая, какой прием намечается у Синицких и как ей срочно нужно найти такой наряд, чтобы все ахнули.

    «Милый, ты же хочешь, чтобы твоя жена была лучше всех!»

     И ей по фигу, что мне совсем не до приемов и оценивания нарядов. Кстати, надо предупредить, что не приеду сегодня.

     После десятого гудка раздается звонкое: «Да, Сенечка, что случилось?»

– Я ночую за городом, оттуда сразу в аэропорт, я улетаю на неделю. Может меньше. Так что веди себя прилично.

– А почему без меня? –  практически вижу, как капризно-обиженно надулись ее губки.

– Я в Сочи. Ты со мной? – подтруниваю я.

– О, нет, к завтрашнему дню я не успею. У меня запись к Грэгу. Я два  месяца ждала.

– Эээ, Грэг у нас кто?

– Сеня, Грэг у нас модный стилист, – легкая укоризна послышалась в голосе Ланки.

Ну собственно и все. Сочи не Париж.

        Да, дорога к дому оказалась нескучной…

  Открыв с пульта ворота, я загнал машину во двор. И едва остановился, как Герц чуть  не выдавил своей тушей стекло. Выпустив его на свободу, я с удовольствием наблюдал, как здоровенный доберман скачет, как голодная дворняга , увидевшая кусок дармовой колбасы.

    Он очень любил этот дом, как настоящее дитя  природы. Любил его и я, но в городе было удобней.

       Следом выбралась нянька Герца и, наверно, забыв о моем присутствии, вытянула руки вверх и воскликнула:

– Господи, какая красота!

    Вот точно, что на уме, то и на языке. Я вообще-то работодатель, и передо мной нужно если не почтительно с поклоном «Чего изволите? », то уж точно как можно меньше телодвижений и звуков производить.

   Но у меня не хватило духу сделать замечание. Она так искренне радовалась, что пришлось подавить невольную улыбку.

    Но девчонка сама, наверно, сообразила, что субординацию никто не отменял, и смущенно опустила глаза.

– Пойдем в дом. Покажу, что где.

– А почему вы здесь не живете постоянно? Здесь же так красиво?

   Она  опять забылась, с восторгом разглядывая все вокруг.

– Для начала сделай мне чай. Без сахара. И без разговоров.

– Ой, я много болтаю? Простите. Я вообще сдержанная, но сейчас от радости дала волю эмоциям.  – Она обхватила кулак одной руки ладонью другой и прижала к груди в знак искреннего сожаления.

– Ну ты радоваться-то подожди. У нас речь шла о неделе. Если меня что-то не устроит, снова будешь искать работу. – Я попытался остудить ее пыл, однако по тому, с каким обожанием на нее смотрел Герц, я понял, что не устроить может лишь что-то из ряда вон выходящее.

– Я буду стараться.

– Надеюсь. А пока сделай к чаю бутерброд какой-нибудь. Мария Васильевна мне запасы делает на случай  нежданного приезда, так что тебе не нужно будет ездить в магазин. Она тут убирала и до тебя. Теперь это в твоих обязанностях. Но кроме вас с Герцем в доме никого не будет, значит, мусорить некому. Главное, чтоб пыль клочьями не лежала. А этому шалопаю только лапы будешь мыть с улицы, если в грязь влезет.

– Ну раз вы меня нанимаете, а Мария Васильевна только по дому хозяйничала, значит, за Герцем кто-то другой смотрел? Он где?

– Герц его съел, а косточки мы под альпийской горкой зарыли!

   Увидев, как на миг глаза девчонки изумленно распахнулись, я едва сдержал смех. Что ж за чучело такое?! Только что предупредил, чтоб свела к минимуму попытки общения, а ей хоть бы хны.

– Ой! – она испуганно прикусила губы, вспомнив, что обещала сдерживать свою речевую деятельность при мне. – Шутки у вас!

– Хорошо. Это шутка. Но если не прекратишь меня доставать, то будешь точно под альпийской горкой. Отвечаю на вопрос. Петр, садовник и нянь Герца, решил с ним по бревну пробежаться. Упал. Очнулся. Гипс.

      И тут же поймал себя на мысли, что сам нарушаю субординацию. Я очень демократичный человек, но не с теми, кто на меня работает. А тут две шутки за одну минуту.

– И я уже некоторое время жду чай и бутерброд.

– Простите, сейчас все будет.

    Она метнулась к мойке, помыла руки, за что получила  от меня мысленный лайк, и осмотрелась. Увидела микроволновку.  Достала из холодильника  бекон, сыр, критично осмотрела листья салата. Нерешительно взяла в руки майонез.

    Я отвернулся, предоставив девчонке свободу действий, и уткнулся в ноут.

– Пожалуйста, – услышал над ухом, а мой нос  уловил аромат, от которого буквально потекли слюнки. Как она угадала и без лишних вопросов?! Соленые огурчики поверх бекона и расплавленного ломтика сыра. С майонезом и салатом.

   Дома Ланка бы закатила глаза при виде такого ужаса. «Медленное самоубийство» – она называла все, что я любил. Но здесь мою нежную совесть никто не будет грызть.

      И я остался доволен смышленостью девчонки. Однако тут же расставил точки над « i». Для себя и для нее.

– Чашка должна стоять за тарелкой. Ручкой ко мне.

– Хорошо, будет, – кротко ответила она и шумно сглотнула. И тут же испугалась. –  Можно мы с Герцем гулять пойдем?!

    Она ж голодная, как тузик бездомный! Черт. Вот я попал! По определению, кухня – столовая были только для меня и гостей. Марья Васильевна приезжала с утра, справлялась с делами и уезжала. Петр жил в домике для работников и там же готовил себе и Герцу.

   Новую няньку я туда не могу отправить – еды там нет, да непригодно для девчонки. И ночевать она одна побоится – Герц спит на медвежьей шкуре в гостиной.

      Но не есть же с ней за одним столом?! Слава Богу, дипломат во мне не совсем умер!

– Вон термос. Сделай себе кофе или чай, бутерброды. Герцу в ящике сверху возьми лакомства и идите гулять. Здесь недалеко озеро. Будешь бросать мячик, пока ему не надоест. Потом дашь поощрение.  А я пока поработаю. В тишине. – Многозначительно добавил, чтоб еще раз подчеркнуть свою нелюбовь к ненужным разговорам.

     Она благодарно улыбнулась, а у меня в душе неожиданно будто солнечные зайчики запрыгали. Стало как-то до смешного уютно и тепло.

    Однако ненадолго. Минутный позитив сменился, образно говоря, тем еще головняком.

     И первый «сюрприз» прилетел от няньки. Едва они вернулись домой и набегавшийся Герц растянулся на своем любимом месте, в распахнутое окно влетел воробей, бестолковый камикадзе. Естественно, Герц в один прыжок достал бедолагу, однако не размолол челюстями, а только придавил,  с интересом скашивая глаза на добычу.

     И естественно, захотел похвастаться перед хозяином и уронил птичку у моих ног. Очумевший от счастья воробей попытался спастись бегством, то есть отпрыгнуть, а мой пес, с удивлением взглянув на меня, тут же придавил его лапой.

– Герц, фу!  – ринулась на помощь пернатому нянька. Однако проснувшийся инстинкт охотника был сильнее голоса понравившейся девчонки. И он снова схватил за крыло воробья.

– Арсений! Прикажите, чтоб он отпустил! Он меня не слушается! – взвизгнула защитница.

– Это его добыча, – пожал я плечами, с интересом наблюдая за заинтересованной физиономией собаки.

– Это жестоко! Ну как вы можете?! Он же его задушит! Это же не мячик, с которым можно играть! Он живой! – девчонка всхлипнула и ринулась отбирать воробья у Герца. Чему собственно тот был не особо рад. Он рыкнул, и я даже испугался.

– Герц! – мне пришлось повысить голос. Однако пес не понимал, что он делает не так, и продолжал мотать головой из стороны в сторону, забавляясь трепыхающейся птицей.

– Герц, миленький! Отдай! Ты же не убийца! – со слезами на глазах девчонка умоляла раззадоренного охотой пса. И больше того. Она потихоньку разжимала его пасть, несмотря на предупреждающее рычание.