– Я запомнила дорогу, Мирон, – поднимаюсь я на ноги и шагаю в сторону выхода. Жаль, что и он там стоит. – Прямо сейчас и отправлюсь домой, чтобы не докучать тебе необходимостью искать меня по углам.

Сейчас мой рост играет мне на руку, и потому я быстро проскакиваю мимо сводного брата, с желанием поскорее добраться до главных ворот. Но далеко уйти я не успеваю. Буквально через минуту Мирон обхватывает своими горячими пальцами моё запястье и дергает меня на себя, в следующий миг вынуждая прислониться спиной к стеклянной стене оранжереи. Руку мою он не выпускает, а свою свободную – упирает ладонью в стекло у моей головы. Склоняется близко к моему лицу и шипит:

– Что, я нарушил ход твоей игры?

Сердце барабанит так громко, что я еда слышу его слова. Его невероятные глаза, которые сейчас горят пламенем, слишком близко. Я чувствую на коже его тёплое дыхание. Соображать становится очень сложно. И я зря опускаю взгляд на его чуть приоткрытые губы…

– Не понимаю о чём ты, – заставляю я себя выдохнуть и оторвать взгляд от его губ.

Глаза Мирона вспыхивают, он тоже смотрит на мои губы, да так, что у меня начинают дрожать ноги, а во рту в миг всё пересыхает. Это что-то невозможное! Он обвиняет меня непонятно в чём, а у меня все мысли о том, что будет, если он меня… поцелует. Но ведь, это невозможно! Или…

Нет. Мирон, словно просыпается и с некоторым удивлением смотрит мне в глаза, которое, впрочем, быстро прячет за злостью:

– Ты насквозь лживая, фенек.

Я?! В груди, как ураган посреди поля, поднимается возмущение. Я… Лживая. Да, конечно.

– Ты не имеешь никакого права так обо мне говорить! – шиплю я, как совсем недавно шипел он. – Я не сделала тебе ничего плохого!

– Пока.

– Да что… Так неправильно! Знаешь, я хотела, чтобы мы подружились, но теперь чётко осознаю, что это невозможно. Отпусти меня!

– Чтобы что? – усмехается он, и не думая меня отпускать. – Чтобы ты прибежала домой вся такая несчастная оттого, что я заставил тебя идти пешком? Пожаловаться Андрею на то, что я позвал тебя с собой и бросил? Это ты задумала, фенек?

– Твои абсурдные предположения лишний раз доказывают, что ты совсем меня не знаешь. Я не планировала ничего такого!

– А что ты планировала?

– Ничего!

Мы оба тяжело дышим, словно пробежали не один километр. Оба со злостью смотрим друг на друга. Я никогда и ни на кого так не злилась! Меня пугают мои чувства. Меня пугает то, что он на самом деле может так думать обо мне. Он! Тот, что подговорил друзей подшучивать надо мной! Ужасно несправедливо!

– О, вы ещё тут? – переключает наше внимание на себя Виталий. – Всё в порядке, огонёк? – подмигивает он мне и, не дожидаясь ответа, уходит. А я пользуюсь тем, что Мирон отвлёкся и выскальзываю из его рук.

В груди всё кипит и бурлит. Я бы с удовольствием наговорила всяческих гадостей этому самоуверенному идиоту, если бы умела. Как же всё интересно выходит! Он ждёт от меня подвоха тогда, когда сам готов устроить его мне! Невыносимый, заносчивый и эгоистичный баран! Да! Вот он кто!

– Ты не вернёшься домой без меня! – вновь ловят моё запястье горячие пальцы Мирона. Вновь он меня дергает на себя. А мы, между прочим, находимся в самой гуще людей, на скользкой дорожке у бассейна. От резкого разворота меня немного заносит, и я буквально врезаюсь в его грудь, цепляюсь пальцами за футболку на его спине, но и сам он меня подхватывает за талию, обнимает, не позволяя упасть. Пугается не меньше моего и обескураженно выдыхает: – Чёрт, фенек, прости…

Я поднимаю лицо, тоже немного шокированная его извинениями и… нашими тесными объятиями. Что в груди, что в мыслях настоящий хаос. Я вновь зачем-то смотрю на его виновато поджатые губы, и сердце, словно в миг свихнулось, оглушительно барабанит в моих ушах.

– Ты… – шепчет он, касаясь ладонью моей щеки, отчего каждый мой нерв буквально начинает визжать. Но тут Мирон быстро одергивает руку и, прокашлявшись, грубовато спрашивает: – Не ушиблась?

– Нет, – бросаю я, делая шаг назад и, прежде чем развернуться, предупреждаю: – Не смей больше меня так хватать. Впрочем, как и вообще меня касаться.

С меня достаточно вежливости, особенно по отношению к нему!

Я делаю несколько сердитых шагов вдоль бассейна, но тут, уже третий раз за один вечер, в кого-то врезаюсь. Хотя нет, сейчас абсолютно точно врезались в меня! И на этот раз никто не спасает меня от неминуемого падения… в воду! Я не успею зажать нос, не успеваю даже вскрикнуть, как толща воды смыкается над моей головой. Хорошо, что я умею плавать. И вот интересно, тот, кто меня столкнул подумал об этом? Не взирая на в миг утяжелившуюся обувь и комбинезон, я выныриваю на поверхность и откашливаюсь. За то время, что я была под водой, у бортика собралась небольшая компания. Кто-то смеётся, кто-то интересуется в порядке ли я. И я в порядке! Немного испугалась, наглоталась воды и ужасно зла!

– Прости, Люба. Я тебя не заметила! – насмешливо произносит блондинка, что стояла тогда в компании Мирона. Сам он, кстати, присаживается у края и протягивает мне руку. И он совершенно точно злится. Но не сильнее меня!

Я не обращаю внимание на его желание мне помочь, и сама выбираюсь из бассейна. Распрямляюсь, чувствуя, как по телу стекает вода, дышу тяжело, но нахожу силы крикнуть в лицо Мирону:

– И кто теперь лживый?! Всё ещё я? Нет, Мирон. Лживые здесь – это ты и твои друзья! И никто больше!

Ребята вокруг, а особенно громко блондинка, что спихнула меня, начинают смеяться, но мне впервые плевать на то, кто и что думает. Столько унижений за один вечер, в который я наивно надеялась завести друзей, хотя бы одного друга – Мирона. И пусть я никогда бы не смогла стать душой компании, но простой человеческой вежливости заслуживаю! А он всё испортил!

Распихивая локтями смеющийся народ, я хочу уйти подальше от этого сборища жестоких идиотов. Пытаться нравится кому-то? Глупее занятия не сыскать на всём свете! Мама ошибается, настаивая на том, что девочкам обязательно нужно быть послушными и кроткими. Этого никто не ценит! Как ни ценила она этого во мне сама. Потому что ни моё послушание, ни моя готовность уступать ей во всем и вся, не помешали ей уехать к своему любовнику и оставить меня в доме, где мне никто не рад!

Остываю я лишь на выходе из ворот. Конечно, так думать неправильно. Папа и Никита мне рады. Нельзя обвинять их в том, что я не нравлюсь Галине и Мирону. Даже они сами в этом не виноваты – просто мы разные. И этого никак не исправить.

Я обхватываю плечи руками, вспоминая дорогу в особняк отца. Ветерок холодит мокрую одежду, вызывает зябкие мурашки на коже. Надеюсь, я не простужусь, пока доберусь до своей комнаты, где есть ванна и горячая вода. Как же нестерпимо хочется смыть с себя хлорку из бассейна и весь этот день.

Я узнаю машину Мирона и в груди вновь вспыхивает злость. Хочется пнуть по колесу, хоть как-то выплеснуть эту отравляющую сердце ярость. Но я не позволяю себе пасть ещё ниже. И тут габариты машины мигают, а следом я слышу голос её хозяина:

– Садись в машину, Люба.

Резко оборачиваюсь. Он, что, шёл за мной всё это время? А я была так увлечена своими мыслями, что не слышала его шаги? Впрочем, очень удачно, что он открыл машину – моя сумка с телефоном осталась как раз в ней.

– Я только заберу свои вещи, – тихо предупреждаю я, открывая дверь. Подхватываю сумку и уже хочу захлопнуть дверцу, но Мирон не позволяет, встав рядом со мной на её пути:

– Не дури, фенек. У тебя уже зубы стучат, а что будет, после получасовой прогулки в мокрой одежде на свежем, ночном воздухе?

– Если ты переживаешь о том, что я скажу папе, что в моей простуде виновен ты, то ошибаешься.

– И пусть я на самом деле буду виноват? Ты странная, фенек.

– Почему фенек? Тебе кажется, что у меня огромные уши? Почему ты вообще позволил себе дать мне прозвище?

– Что, огонёк звучит лучше? Называть тебя так? – сужает он глаза.

– У меня есть имя, – твёрдо говорю я.