– Ты уверен?

– Разве я когда-то ошибался?

Молчание.

– Нет, к сожалению.

Именно эти слова мне запомнились больше всего, а также тяжелый взгляд сводного брата, брошенный на детскую площадку, где резвились малыши, а за ними присматривали взрослые. Всё казалось каким-то чужим, особенно то, что я была здесь, да не одна, а с Эриком, который был слишком похож на меня, несмотря на то, что кровь в нас текла разных людей.

Мы приехали сюда по настоянию брата. Он позвонил мне утром, и казалось, что ничего странно в его вопросах, которыми он то и дело меня заваливал, не было. Но возможно, я просто была не готова слышать. Услышать…

Я просто не знала, чем именно закончится сегодняшний день.

Всё шло своим чередом, и даже ранний звонок брата едва ли мог застать меня врасплох. После разговора я отправилась в офис компании, принадлежащей нашей семье, погрузилась с головой в работу, а когда застала брата на пороге своего кабинета, удивилась. Но самую малость. Обычно он не заглядывал в офис, который когда-нибудь унаследует. Он у нас, как говорила мама, был бунтарем, который все еще не нашел свое место в жизни, зато я восполняла потери с лихвой…

И вот теперь мы стояли в тени деревьев и смотрели на детскую площадку, окруженную невысоким заборчиком. Под ногами хрустел песок, пахло свежескошенной травой. Наверное, совсем недавно стригли газон, по которому уже бегали малыши, устроив догонялки. Родители или няни, и вторых было чуть больше, сидели на скамейках, посматривали на малышей как коршуны, охраняющие свое потомство, и о чем-то без устали болтали друг с другом. И лишь мы, я и Эрик, оставались в недосягаемости для их взглядов.

– Хотел бы я ошибаться, – произнес брат и отвернулся.

Я же не могла пошевелиться. Смотрела и смотрела, пока не почувствовала, как разболелись глаза. Кажется, даже ни разу не моргнула. Наверное, боялась, что мираж развеется, стоит мне закрыть глаза хоть на долю секунды. Возможно, так было бы лучше.

Но, увы, ничего не изменилось. Малыши как бегали друг за другом, кричали и смеялись, так и продолжали веселиться. Мамочки, нянечки и отцы (в редких случаях) оставались всё там же – на лавочках, у качелей или горок, помогая ребяткам играть.

Слишком идеально. И слишком больно.

– Когда ты узнал?

Я взглянула на Эрика, требуя ответа. Он никогда ничего не делал просто так. И это, к сожалению, я тоже хорошо знала.

– Не так давно, но хотелось бы раньше.

Кажется, он даже улыбнулся. Но я-то знала, что именно скрывалось за его улыбками. За этим жестким изгибом тонких бледно-розовых губ.

Мы были похожи. Слишком похожи. Во всём.

А еще мне всегда казалось, что мы умеем читать мысли друг друга. Наверное, я заблуждалась на этот счет, потому что со временем я совершенно перестала понимать брата, который всё больше был оторван от дома и семье, но всё равно хранил странную привязанность мне. Вот и сейчас он что-то делал, и явно не из корыстных побуждений. Хотел ли помочь от чистого сердца? Возможно. Хотела ли я знать правду?..

– Что будешь делать? – спросил Эрик, развернувшись к детской площадке спиной.

Я бросила взгляд на бегающих поблизости детей и тоже отвернулась. Сердце отчаянно стучало, угрожая проломить ребра.

– Не знаю.

Эрик, прищурившись, покачал головой.

– Я так понимаю, у тебя уже есть идеи?

Он усмехнулся.

– А ты как думала, сестрёнка?

– Я даже не хочу слышать. – Подняла руки, пытаясь оградить себя от того безумия, что может сорваться с губ брата. Но разве мой мимолетный жест остановит его?

– Он изменяет тебе. Разве это не понятно?

Качнула головой.

– Я не хочу думать об этом.

– Ты не можешь все время убегать от правды.

– Я не убегаю.

И кому я лгала? Человеку, который рос со мной едва ли не с пелёнок? Иногда я сомневалась в том, что между мной и Эриком не было ничего по-настоящему родственного. Он слишком хорошо знал меня, чтобы понимать – я лгу.

– Ты должна с ним развестись.

Правда, произнесенная так легко, вонзилась в мое сердце острыми шипами, пуская в кровь яд.

– Не говори так! – голос предательски дрогнул.

Эрик усмехнулся.

– Неприятно, да?

Я сжалась. Казалось, на меня со всех сторон летят удары, а противостоять нападкам не могу. Потому что одной лишь правдой Эрик выбил из меня дух, оставив внутри звенящую пустоту. И вот мои руки уже повисли вдоль тела плетьми, а я сама опустила голову, прислушиваясь к громкому детскому смеху.

Сработал инстинкт.

Обернулась и встретилась взглядом с мальчишкой, который носился с воздушным шариком буквально в трех шагах от нас. Мальчик заливисто смеялся, дергая над головой за веревочку красный шар. Этот шар выглядел, будто кровоточащая рана, открывшаяся в моем сердце.

Мальчик убежал. Я отвернулась.

Эрик смотрел на меня.

– Разве ты забыла о том, через что прошла?

Горло будто сдавила невидимая рука, лишая меня возможности говорить и дышать. Я уставилась на брата, моля его перестать. Прекратить наносить мне удары. Но разве Эрика когда-нибудь останавливали мои мольбы?

Он всегда был слишком жестоким. А я – чересчур мягкой. Пожалуй, что-то все-таки было разное в нас.

– Четыре, помнишь?

Медленный кивок удовлетворил его жажду. Эрик улыбнулся.

– Лишь тебе принимать решение, сестра. Но помни – не всё можно и нужно прощать.

– Даже не вздумай, – прохрипела я, с ужасом смотря на брата.

Тот лишь развел руками и отвернулся, бросив прощальный взгляд на детскую площадку. Казалось, никто из старших не замечал двух наблюдателей, стоявших неподалеку от их детей.

Слишком беспечны.

– Как скажешь, дорогая сестра.

– Эрик! – я повысила голос, пытаясь хотя бы выглядеть собранной и решительной, но брат лишь усмехнулся и направился к припаркованной поблизости машине.

Я выдохнула. Все навалилось такой тяжестью на мои плечи, что с трудом удавалось дышать или двигаться, но нужно было уходить, пока не поздно. Сделав шаг, я все же остановилась. Детский крик и плач заставил меня резко развернуться.

Двое ребятишек, уцепившись за веревочку, пытались поделить воздушный шар. Тот самый. Красный как моя рана в сердце. К ним стали подходить взрослые, которые хотели помочь малышам, но один из них выпустил веревочку из своей маленькой ручонки, а второй не успел перехватить, и шар взмыл в небо.

Детский плач усилился и звучал в моих ушах нарастающим гулом. Я смотрела на алую точку в безоблачном небе и почувствовала, как нечто плохое подбиралось ко мне.

Дурной знак.

***

– Ты сегодня поздно.

Я репетировала эту фразу последние два часа, ожидая возвращения мужа. На удивление, получилось неплохо, хотя совсем недавно меня пробрала крупная дрожь, стоило только вспомнить всё, что сегодня произошло.

Егор вошел, попутно стягивая с себя серый пиджак. Когда-то меня забавляла его привычка снимать пиджак и галстук по пути до гардеробной и бросать эти вещи на спинку кресла или стула. Потом он, конечно же, уносил все в гардеробную, но всегда по возвращении домой стремился избавиться от официоза, которого в нашей жизни было предостаточно, и поцеловать меня в макушку, мягко хлопнув ладонью по попе. Сегодня я готова была сделать всё что угодно, лишь бы он только не коснулся меня.

– Ты же знаешь, – отмахнулся Егор, бросив пиджак на спинку кухонного стула. Подошел ко мне, обогнул и коснулся губами щеки. Поцелуй получился смазанным, и лишь по той причине, что я дернулась в последний миг. Нужно было поработать над эмоциями, но у меня слишком мало времени на то, чтобы осознать – мой любимый и дорогой муж изменяет мне.

И не просто изменяет, а у него есть сын.