Ненависть к Я
Молодой человек Л. девятнадцати лет выбросился из окна своей квартиры на восьмом этаже и погиб. Его отец страдал шизофренией, но это не мешало ему успешно заниматься бизнесом, мать — инфантильная и импульсивная, бабушка по линии матери также страдала психозами. Когда мальчику было три года, родители развелись, но отец продолжал устойчиво помогать своей семье. В семье появился отчим, которого Л. позже характеризовал как «примитивного и грубого», от второго брака родилось двое детей.
В детстве Л. страдал ревматизмом и у него было два судорожных припадка, к тому же он был левшой. Но всё же в детстве это был живой, увлекающийся мальчик, который запоминал и сочинял стихи, любил гуманитарные науки. До восьмого класса был отличником, но затем по всем предметам стал получать только тройки. В это время он заметил, что внешне изменился: «Лоб стал покатым, подбородок уходил назад, в лице появилась угловатость». Это несоответствие его представления о себе и внешнего облика было мучительным, он стал избегать общения с девочками, а зимой в возрасте четырнадцати лет хотел броситься под поезд, пытался отравиться аспирином и нитроглицерином. Не мог сосредоточиться и весь дрожал. Переехав в другой город, ощутил себя объектом насмешек окружающих, у которых «были великолепные наряды». Стоя у окна, думал: «Сейчас я упаду — и вытерплю боль лишь на один миг». Ощущал в себе женское Я увлёкся жизнеописаниями М. Монро, сделал макияж и завивку. Читал много религиозно-философской литературы и рисовал портреты императоров, искал «светлое женское начало» в мистике. С отвращением замечал вокруг себя «отвратительные рожи», особенно не нравились женские лица, лицо отчима.
По контрасту идентифицировал себя с певицей Сандрой. Отвергая продажную женскую любовь, вступил в гомосексуальную связь с двумя подростками, а затем, испытывая чувство вины, пытался отравиться радедормом. Три года назад впервые оказался в психиатрической больнице, затем госпитализировался неоднократно. Пытался резать себе лицо и грудь кухонным ножом, принимал огромное количество разнообразных препаратов с суицидальной целью, испытывая стыд, уходил из дома, «чтобы замёрзнуть». Эта устойчивая ненависть к своему физическому облику, несмотря на все усилия врачей, закончилась трагически. Особый интерес представляет творчество Л, в котором он пытается понять причину того, что с ним происходило.
«Пожалуй, всем лучшим, что во мне есть, я обязан тем людям, которые меня окружали. Само рождение последовало в городе С. в последний день уходящего лета. Отцветала золотая романтика 70-х, Советский Союз пребывал в долгом политическом застое, которому, впрочем, подходил конец. Итак, все было на грани — политические и социальные системы. Рожденный в такую эпоху, я должен был получить соответствующее воспитание, то есть такое, которое бы отвечало духу этой эпохи.
Судьба наградила меня замечательным женским окружением и совершенно лишила мужского присутствия. Воспитанием моим занималось сразу несколько женщин: мама, бабушки и тёти. Меня задаривали игрушками и сладостями. До последних я был большим охотником и дома получил прозвище Сладкого Пьяницы. Теперь, оглядываясь на эти годы, я понимаю, что детство мое было счастливым и безмятежным. Вскоре нам пришлось переехать в город К. Помню, что со всех сторон были слезы — мама прощалась со старой жизнью, а я — с вехой своего детства. Город К. встретил нас приветливо и тепло, чего от такого большого города ожидать не приходилось. Но эта приветливость была временной.
Нам с мамой пришлось хлебнуть горя. Началась другая жизнь. В нашем дворе жила девочка Наташа. Я подружился с ней, и эта дружба продолжалась много лет. Девочка была из семьи алкоголиков, мать хронически напивалась, и Наташа целыми днями ходила голодной, поэтому мы постоянно кормили ее. В детском саду я был очень тихим, послушным ребенком, легко устанавливал контакты с другими ребятами и отличался веселым нравом. Школа перевернула еще одну страницу моей жизни. Она ознаменовалась целым шквалом впечатлений и эмоций. В первых классах наука давалась нелегко. По некоторым предметам я отставал, но моя голова была странно устроена: те предметы, в которых я меньше всего разбирался, порой триумфально у меня проходили с самыми высокими баллами.
Я бывал то отличником, то неуспевающим учеником. Девяностые годы ворвались в мою жизнь стремительным натиском. В это время я был погруженным в себя, читающим взрослые серьёзные книги подростком. Меня охватывает интерес к русской истории, я часто замыкаюсь в себе и сижу дома. Внешний мир оказывается отделенным от меня целой пропастью. Все, что интересует моих сверстников, оставляет меня равнодушным. Тогда же появляется увлечение политикой. Я разыскиваю словари с политическими терминами и переворачиваю в своём мозгу все международные вопросы.
Преждевременная смерть моей бабушки была для меня страшным ударом. У нашей семьи возникают проблемы с жильем и мы вновь переезжаем в С. Возникает сильный психический кризис, приходится рвать со всеми старыми привязанностями, далее я ощущаю признаки душевной раны, которая и приводит меня в больницу. Я утрачиваю себя.
Л. испытывает ненависть к Я, в частности, к его физической оболочке (тело и иное восприятие пола), его идентификация задерживается на стадии поиска и приводит к попытке разрушить образующееся единство с помощью его уничтожения. Вторично появляется депрессия. В этом случае она — симптом нарушенной идентификации Я в результате попыток регрессии на первый этап формирования Я, когда оно ещё не выделено на первых стадиях психосексуальности. Желая умереть, Л. фактически хочет родиться заново. Перед смертью он пишет стихотворение, которое отражает утраченное единство Я.
Молитва Богов (о конце света)
О друг! Взгляни! Всё пламенеет,
Миров предвидим мы конец.
Взор высших с каждым разом леденеет,
Повержены престолы и венец.
Творцом оставлены небес чертоги,
Все смятенны и смущены,
Дрожат бессмертные когда-то боги—
Оплакивают величие старины.
Ты, друг земной, счастливей нас, когда-то сильных,
Ты можешь помолиться даже нам.
Но мы теперь немее плит могильных,
Не знаем, к чьим же броситься ногам.
Конец света для Л. — утрата Я в котором теряется единство Мира. Он скрывает это стихотворение, а также свои мысли от родных и врачей, а его влечение к смерти приобретает черты стереотипной суицидомании. Лечить подобные расстройства очень сложно, полная интеграция Я может быть только результатом внутренней, а не химиотерапевтической динамики. Такая динамика могла бы быть достигнута психоанализом или маскотерапией.
Известный психиатр и психотерапевт Г. М. Назлоян, открывший маскотерапию, метод, при котором врач воссоздаёт скульптурный портрет пациента в течение длительного времени, считает, что одним из преимуществ данного метода является именно интеграция Я которое утрачивает своё единство и цельность, через работу с лицом, всегда воссоздающим все стороны Я. То, что левая и правая стороны лица, в сущности, реально морфологически различаются, как-то связано с разными ипостасями Я. Действительно, дисморфоптические переживания, связанные с лицом, которые находят свои психологические истоки в кризисе подросткового периода, часто предшествуют нарушениям Я.
