Он со вздохом затворил за доктором дверь и вытер кативший со лба пот.

Имея на руках драгоценную бумагу, даровавшую Андре жизнь, Жильбер отправился в Аббатство.

Несмотря на то, что время близилось к полуночи, у тюрьмы еще толпился раздраженный люд.

Жильбер протолкался сквозь толпу и постучал в ворота.

Отворилась мрачная низкая дверь.

Жильбер вошел, едва сдерживая дрожь: эта низкая дверь вела, как ему казалось, не в тюрьму, а в могилу.

Он подал приказ начальнику тюрьмы.

В бумаге предписывалось немедленно освободить из-под стражи лицо, на которое укажет доктор Жильбер. Жильбер назвал графиню де Шарни, и начальник приказал надзирателю проводить гражданина Жильбера в комнату пленницы.

Жильбер последовал за надзирателем, прошел вслед за ним три этажа по узкой винтовой лестнице и вошел в освещаемую лампой одиночную камеру.

Одетая в черное женщина, бледная, словно мрамор, что подчеркивали траурные одежды, сидела у стола перед лампой и читала небольшую книгу в шагреневом переплете с серебряным крестом.

В камине догорал огонь.

Она не обратила внимание на скрип двери и не подняла глаз; шаги Жильбера также не привлекли ее внимания; можно было подумать, что ее захватило чтение или, вернее, мысли, потому что Жильбер стоял возле нее уже минуты три, но она так и не перевернула страницу.

Надзиратель затворил за Жильбером дверь и остался снаружи.

– Ваше сиятельство, – осмелился, наконец, произнести Жильбер.

Андре подняла глаза, смотрела с минуту невидящим взглядом, еще поглощенная своей мыслью, затем ее глаза постепенно прояснились.

– А-а, это вы, господин Жильбер. Что вам угодно? – спросила Андре.

– Сударыня! В городе ходят ужасные слухи о том, что завтра произойдет в тюрьмах.

– Да, – кивнула Андре, – кажется, нас собираются перерезать; но знаете, господин Жильбер, я готова к смерти.

Жильбер поклонился.

– Я пришел за вами, сударыня, – сообщил он.

– Вы пришли за мной? – изумилась Андре. – И куда же вы собираетесь меня отвезти?

– Куда пожелаете, сударыня: вы свободны. Он подал ей приказ об освобождении за подписью Дантона.

Она прочитала этот приказ; однако, вместо того чтобы вернуть его доктору, продолжала держать его в руке.

– Мне следовало бы об этом догадаться, доктор, – промолвила она, попытавшись улыбнуться, однако лицо ее словно разучилось излучать радость.

– О чем, сударыня?

– О том, что вы попытаетесь помешать мне умереть.

– Ваше сиятельство! На свете есть одно существо, которое мне было бы, верно, дороже отца с матерью, если бы Бог дал мне отца или мать: это вы!

– Да, и именно поэтому вы однажды уже нарушили данное мне слово.

– Я его не нарушал, ваше сиятельство: я послал вам яд.

– Через сына!

– Я же вам не говорил, кого я к вам пришлю.

– Итак, вы обо мне позаботились, господин Жильбер? Вы вошли ради меня в пещеру дикого зверя? Вы вышли оттуда с талисманом, отворяющим любую дверь?

– Я же вам сказал, сударыня, что пока я буду жив, вы не умрете.

– Ну, на сей раз, господин Жильбер, – заметила Андре с едва заметной улыбкой, – мне кажется, смерть у меня в руках!

– Ваше сиятельство! Заявляю вам, что если даже мне придется применить силу, чтобы вырвать вас отсюда, я все равно не допущу вашей смерти.

Не проронив ни слова в ответ, Андре разорвала приказ на четыре части и бросила его в огонь.

– Ах, ваше сиятельство! Ваше сиятельство! – горестно вздохнул Жильбер.

– Господин Жильбер, я хочу умереть! Жильбер простонал.

– Все, чего я от вас прошу, – продолжала Андре, – это постараться найти мое тело и спасти его от надругательств, которых оно не избежало при жизни… Господин де Шарни покоится в склепе в своем родовом замке, в Бурсоне; там я провела немногие счастливые дни моей жизни, там мне и хотелось бы лежать рядом с ним.

– Ваше сиятельство, во имя Неба заклинаю вас…

– А я, сударь, прошу вас, во имя своего несчастья!

– Хорошо, ваше сиятельство; раз вы так говорите, я обязан во всем вам повиноваться. Я ухожу, но побежденным себя не считаю.

– Не забудьте о моей последней воле, сударь, – попросила Андре.

– Если только мне не удастся вас спасти вопреки вашему желанию, ваше сиятельство, – молвил Жильбер, – она будет исполнена.

Еще раз поклонившись Андре, Жильбер удалился. Дверь захлопнулась за ним с отвратительным скрежетом, свойственным тюремным дверям.

Случилось то, что и предвидел Дантон: едва заседание объявили открытым, как Тюрио выступил в Собрании с предложением, которое составил накануне министр юстиции; Собрание ничего не поняло; вместо того чтобы вотировать его в девять часов утра, оно стало обсуждать предложение Тюрио, обсуждение затянулось, и голосование прошло лишь в час пополудни.

Было слишком поздно!

Эти четыре часа обошлись Европе в целое столетие!

Тальен оказался проворнее.

Когда ему поручили от имени коммуны передать приказ министру юстиции явиться в муниципалитет, он написал:

«Господин министр!

По получении настоящего письма вы должны явиться в ратушу».

Вот только он ошибся адресом! Вместо того чтобы адресовать его «Министру юстиции», он поставил: «Военному министру».

Ожидали Дантона, а пришел Серван, в смущении спрашивая, чего от него хотят: от него не хотели абсолютно ничего.

Недоразумение скоро разъяснилось, однако время было выиграно.

Мы сказали, что Собрание, вотируя предложение Дантона в час пополудни, опоздало; и действительно, коммуна не теряла времени даром.

Чего хотела коммуна? Бойни и диктатуры.

Вот как она поступила.

Как и говорил Дантон, убийц было не так уж много.

В ночь с 1 на 2 сентября, пока Жильбер безуспешно пытался спасти Андре, освободив ее из-под стражи в Аббатстве, Марат спустил своих собак на клубы и секции; хоть они и были бешеными, они не произвели на клубы ожидаемого впечатления, а из сорока восьми секций только две – секция Пуассоньер и секция Люксембург – проголосовали за бойню.

Что же касается диктатуры, то коммуна отлично понимала, что она может захватить власть от имени трех человек: Марата, Робеспьера, Дантона. Вот почему она приказала Дантону явиться в муниципалитет.