Как и говорил Жильбер, шансы монархии и народа сравнялись; оставалось узнать, кто выиграет решающую партию.
Мы уже видели, как, захваченный этими мыслями, – ни одна из которых, впрочем, не заставила его замедлить шаг, – наш приятель Анж Питу, одетый в неизменную форму капитана Национальной гвардии Арамона, пришел на Марсово поле со стороны моста Людовика XV по Гренельскйй улице как раз вовремя, чтобы не дать сбросить Бийо в реку вместе с мертвецами.
С другой стороны, читатели помнят, как Жильбер, будучи у короля, получил записку без подписи, написанную, однако, знакомым ему почерком Калиостро, в которой были такие слова!
«Оставь же этих двух обреченных людей, которых еще называют по привычке королем и королевой, и сейчас же отправляйся в госпиталь Гро-Кайу; там ты найдешь умирающего, менее безнадежного, чем они; возможно, тебе удастся его спасти; этих же двоих ты не спасешь, а вот они увлекут тебя за собой в бездну!»
Как только он узнал от г-жи Кампан, что королева, оставившая его и попросившая порождать ее возвращение, задерживается и отпускает его, Жильбер сейчас же вышел из Тюильри и отправился тою же дорогой, что Питу; он прошел через Марсово поле, вошел в госпиталь Гро-Кайу и в сопровождении двух санитаров с фонарями стал осматривать кровать за кроватью, матрац за матрацем, палаты, коридоры, вестибюли и даже двор, пока чей-то голос не позвал его к умирающему.
Как мы уже знаем, этот голос принадлежал Питу, а умирающим оказался Бийо.
Мы рассказали о том, в каком состоянии Жильбер нашел славного фермера; положение Бийо было критическим, и смерть, несомненно, одержала бы верх, если бы раненый имел дело с менее опытным врачом, нежели доктор Жильбер.
Доктор Рейналь считал своим долгом предупредить двух человек о безнадежном состоянии г-жи Бийо; один из них, как видят читатели, лежал в постели в состоянии, близком к смерти: это был муж; итак, дочь была единственным человеком, кто мог бы приехать посидеть у постели умирающей в последние ее минуты.
Необходимо было дать знать Катрин, в каком положении находилась ее мать, да и отец тоже, но где искать Катрин?
Было лишь одно возможное средство: обратиться к графу де Шарни.
Питу был так ласково, так доброжелательно принят графиней в тот день, когда по просьбе Жильбера он привез к ней ее сына, что он без малейшего колебания вызвался зайти к ней на улицу Кок-Эрон за адресом Катрин, хотя время уже было позднее.
Часы на башне Военной школы пробили половину двенадцатого, когда, окончив перевязку, Жильбер и Питу вышли от Бийо.
Жильбер поручил раненого заботам санитаров: он сделал все, что было в его силах; теперь оставалось положиться на природу.
Доктор обещал зайти на следующий день.
Питу и Жильбер сели в карету доктора, ожидавшую у дверей госпиталя; доктор приказал ехать на улицу Кок-Эрон.
Во всем квартале не было ни огонька.
Питу звонил в дверь уже около четверти часа и собрался было взяться за молоток, как вдруг услышал скрип, но не входной двери, а двери, ведшей из каморки привратника; хриплый недовольный голос нетерпеливо спросил:
– Кто там?
– Я, – отвечал Питу.
– Кто вы?
– А-а, верно… Анж Питу, капитан Национальной гвардии… Анж Питу?.. Не знаю такого!
– Капитан Национальной гвардии!
– Капитан… – повторил привратник, – капитан…
– Капитан! – еще раз проговорил Питу, напирая на свое звание, которое, как он знал, звучало довольно внушительно.
И действительно, в те времена Национальная гвардия пользовалась не меньшей славой, чем армия, и привратник подумал, что имеет дело с одним из адъютантов Лафайета.
Вот почему он несколько смягчился, но, по-прежнему не отпирая, а только подойдя поближе, спросил:
– Так что вам угодно, господин капитан?
– Я хочу поговорить с графом де Шарни.
– Его здесь нет.
– Тогда – с графиней.
– Ее тоже нет.
– Где же они?
– Нынче утром уехали.
– Куда?
– В свое поместье Бурсон.
– Ах, дьявол! – словно говоря сам с собою, воскликнул Питу. – Должно быть, я встретил их в Даммартене; верно, это они проехали в почтовой, карете… Если б я знал!..
Однако Питу знать это было не дано, и он упустил графа с графиней.
– Друг мой! – вмешался в разговор доктор. – Не могли бы вы в отсутствие своих хозяев ответить нам на один вопрос?
– Ах, простите, сударь, – спохватился привратник, привыкший иметь дело с аристократами и по голосу признавший в говорившем барина, – так вежливо и ласково тот к нему обращался.
Отворив дверь, старик вышел в исподнем и с бумажным колпаком в руке «за приказаниями», как принято говорить на языке лакеев; он подошел к дверке кареты.
– О чем угодно узнать господину? – спросил привратник.
– Знаете ли вы, друг мой, девушку, о которой заботятся их сиятельства?
– Мадмуазель Катрин?
– Совершенно верно! – подтвердил Жильбер.
– Да, сударь… Их сиятельства дважды навещали ее и частенько посылали меня к ней справиться, не нужно ли ей чего. Бедная девушка! Хотя мне показалось, что ни она, ни ее мальчишечка-сиротинка не очень богаты, она всегда отвечает, что ей ничего не нужно.
При слове «сиротинка» Питу не сдержался и горестно вздохнул.
– Дело в том, друг мой, что отец бедняжки Катрин был нынче ранен на Марсовом поле, – продолжал Жильбер, – а ее мать, госпожа Бийо, умирает в Виллер-Котре: нам необходимо сообщить ей эти печальные новости. Не дадите ли вы нам ее адрес?
– Ах, бедная девочка! Помоги ей. Боже! Она ведь и так несчастна! Она проживает в Виль-д'Аврее, сударь, на главной улице… Номера дома назвать вам не могу, дом стоит напротив фонтана.
– Этого вполне достаточно. – заметил Питу, – я ее найду.
– Благодарю вас, друг мой, – молвил Жильбер, вложив привратнику в руку экю в шесть ливров.
– Напрасно вы это, сударь, – заметил старик, – христиане должны друг другу помогать.
Поклонившись доктору, он ушел в свою каморку.
– Ну что? – спросил Жильбер.
– Я отправляюсь в Виль-д'Аврей, – отвечал Питу. Питу всегда был скор на ногу.
– А дорогу ты знаешь? – продолжал доктор.
– Кет, но вы мне ее укажете.