Король вышел из затруднения, объявив, что принесет клятву Конституции там, где она была вотирована.
Король назначил церемонию на 13 сентября.
Национальное собрание приняло это сообщение дружными аплодисментами.
Король придет я Собрание!
В порыве воодушевления Лафайет встал и потребовал амнистии для всех, обвинявшихся в содействии бегству короля.
Собрание единодушно проголосовало за амнистию.
Туча, нависшая было над головами Шарни и Андре, рассеялась.
Депутация из шестидесяти членов Собрания была направлена к королю, дабы поблагодарить его за письмо.
Хранитель печати вскочил и побежал предупредить короля о депутации.
В то же утро был принят декрет, упразднявший орден Святого Духа и разрешавший королю в виде исключения носить этот орден, символ высшей аристократии.
Король принял депутацию с единственным орденом Св. Людовика в петлице; заметив, как удивились депутаты, не видя на его груди голубой орденской ленты, он проговорил:
– Господа! Нынче утром вы упразднили орден Святого Духа, сделав исключение для меня одного; но орден, каков бы он ни был, имеет для меня лишь ту ценность, что его можно передать; вот почему, начиная с сегодняшнего дня, я считаю, что для меня он упразднен наравне с другими.
Королева, дофин и наследная принцесса стояли недалеко от двери; королева была бледна, она крепко стиснула зубы и дрожала всем телом; наследная принцесса была взволнована, она негодовала в душе и держалась высокомерно, переживая прошлые, настоящие и будущие унижения; дофин был беззаботен, как всякий ребенок: он казался единственным живым существом среди этих застывших, словно мраморные изваяния, фигур.
Несколькими днями раньше король сказал г-ну де Монморену:
– Я знаю, что погиб… Все, что будет отныне сделано в пользу королевской власти, пусть делается ради моего сына.
Внешне ответ Людовика XVI на обращение депутатов выглядел вполне искренно.
Как только он договорил, он обернулся к королеве и наследникам:
– Вот моя супруга и мои дети, – молвил он, – они разделяют мои чувства.
Да, супруга и дети разделяли его чувства: когда депутация, сопровождаемая беспокойным взглядом короля и ненавидящим взглядом королевы, удалилась, супруги сошлись и Мария-Антуанетта, положив белую и холодную, словно мрамор, руку на рукав короля, покачала головой и сказала:
– Эти люди не хотят более государя. Они разрушают монархию камень за камнем и из них складывают для нас гробницу!
Бедная женщина! Она заблуждалась: ей суждено было лежать в общей могиле в саване для бедняков.
Но в чем она не заблуждалась, так это в ежедневных посягательствах Собрания на прерогативы короля.
Господин де Малуэ председательствовал в Собрании; это был закоренелый роялист, однако и он счел своим долгом обсудить, стоя или сидя будут члены Собрания слушать клятву короля.
– Сидя! Сидя! – раздалось со всех сторон.
– А король? – уточнил г-н де Малуэ.
– Пусть говорит стоя и с обнаженной головой! – вы крикнул кто-то.
По рядам собравшихся пробежал ропот.
Этот голос прозвучал отчетливо и громко, словно глас народа, который говорит в одиночку, чтобы его было лучше слышно.
Председатель изменился в лице.
Кто произнес эти слова? Вырвались ли они у сидящего в зале или донеслись с трибуны?
Какое это имело значение?! В них была заложена такая мощь, что председатель вынужден был на них ответить.
– Господа! – промолвил он. – У нас, представителей нации, нет оснований для того, чтобы в присутствии короля не выразить своего уважения ему как главе государства. Если король принесет клятву стоя, я требую, чтобы Национальное собрание выслушало его в том же положении.
В ответ послышался тот же голос:
– Я хочу предложить поправку, которая примирит всех. Пусть господину де Малуэ, а также другим желающим будет позволено внимать королю преклонив колени; мы же примем предыдущее предложение.
Предложение было отклонено.
Король должен был принести клятву на следующий день. Зал был переполнен; трибуны ломились от зрителей В полдень доложили о прибытии короля.
Король говорил стоя; Собрание слушало его стоя; по окончании речи был подписан конституционный акт, и все заняли свои места.
Председательствующий – на сей раз это был Type – встал, собираясь выступить с ответной речью; после первых двух фраз, видя, что король не встает, он тоже сел.
Это вызвало рукоплескания на трибунах.
Долго не умолкавшие аплодисменты заставили короля побледнеть.
Он вынул из кармана платок и вытер взмокший лоб Королева присутствовала на этом заседании, он? занимала отдельную ложу; долее она не могла вынести: она поднялась, вышла, громко хлопнув дверью, и приказала отвезти ее в Тюильри По возвращении она не сказала ни слова даже с самыми близкими людьми. С тех пор, как Шарни не было рядом, в ее сердце копилась горечь, но она все держала в себе.
Король вернулся спустя полчаса.
– Что королева? – тотчас поинтересовался он.
Ему доложили, где она.
Лакей хотел пойти вперед.
Король знаком остановил его, сам отворил двери и вошел в комнату без доклада.
Он был бледен, растерян, пот струился по его лицу; при виде супруга королева, вскрикнув, вскочила с места.
– Государь! Что случилось? – вымолвила она.
Не отвечая ни слова, король рухнул в кресло и разрыдался.
– Ах, ваше величество! – воскликнул он. – Зачем вы присутствовали на этом заседании? Зачем вам нужно было видеть мое унижение? Разве для этого я вас пригласил когда-то во Францию?
Подобная вспышка со стороны Людовика XVI была тем невыносимее, что такое случалось с ним крайне редко. Королева, не сдержавшись, подбежала к королю и упала перед ним на колени.
Дверь с шумом распахнулась и заставила ее обернуться. На пороге появилась г-жа Кампан. Королева жестом ее остановила.
– Оставьте нас, Кампан! Оставьте нас! – приказала она.
Госпожа Кампан поняла, какое чувство владело в эту минуту королевой и почему она просила ее уйти. Камеристка почтительно удалилась. Стоя за дверью, она еще долго слушала, как супруги обменивались словами, прерываемыми рыданиями.