– Кстати, – сказал он, – господа де Шуазель и де Дамас сопровождают нас, а я не вижу их лошадей.

– Действительно, – согласился г-н де Ромеф и обратился к Бийо:

– Мы не можем препятствовать этим господам сопровождать короля и королеву.

– Если эти господа смогут, пусть сопровождают их, – бросил Бийо. – В полученном нами приказе сказано доставить короля и королеву, а про этих господ там ничего не говорится.

– В таком случае, – с неожиданной для него твердостью заявил король, – если эти господа не получат лошадей, я не тронусь с места.

– А что вы на это скажете? – поинтересовался Бийо, обращаясь к заполнившим комнату людям. – Король не тронется с места, если эти господа не получат лошадей.

Ответом был громкий смех.

– Я пойду велю привести вам лошадей, – сказал г-н де Ромеф.

Но г-н де Шуазель преградил ему дорогу.

– Не покидайте их величеств, – сказал он. – Ваша миссия дает вам некоторую власть над народом, и дело вашей чести не допустить, чтобы хоть волос упал с голов их величеств.

Г-н де Ромеф остановился.

Бийо пожал плечами.

– Ладно, я пошел, – объявил он и вышел первым.

Однако в дверях комнаты он остановился и, нахмурив брови, осведомился:

– Надеюсь, я иду не один?

– Будьте спокойны! – отвечали ему горожане со смехом, свидетельствующим, что в случае сопротивления жалости от них ждать не придется.

Надо сказать, эти люди были уже так разъярены, что не раздумывая применили бы силу к королевской семье, а если бы кто-то попытался бежать, то и открыли бы огонь.

Словом, Бийо не было надобности давать им какие-либо распоряжения.

Один из горожан стоял у окна и следил за тем, что происходит на улице.

– А вот и лошади, – сообщил он. – В путь!

– В путь! – подхватили его товарищи, и тон их не допускал никаких возражений.

Король шел первым.

За ним, предложив руку королеве, последовал г-н де Шуазель; затем шли г-н де Дамас с принцессой Елизаветой, г-жа де Турзель с двумя детьми; эту маленькую группу окружали те несколько человек, что остались верны их величествам.

Г-н де Ромеф в качестве посланца Национального собрания, иными словами, особы священной, обязан был лично обеспечивать безопасность короля и сопровождающих его лиц.

Но, по правде говоря, г-н де Ромеф сам нуждался в том, чтобы его безопасность обеспечили: пронесся слух, будто он спустя рукава исполнял распоряжения Национального собрания, а вдобавок способствовал, если уж не действиями, то бездеятельностью, бегству одного из самых преданных королевских слуг, который, как утверждали, оставил их величеств, чтобы передать г-ну де Буйе их приказ поспешить на помощь.

В результате, стоило г-ну де Ромефу появиться в дверях, как толпа, славившая Бийо, которого она, похоже, склонна была признать своим единственным вождем, разразилась криками: «Аристократ!» и «Предатель!» перемежая их угрозами.

Король и его свита сели в кареты в том же порядке, в каком они спускались по лестнице.

Двое телохранителей заняли места на козлах.

Когда спускались по лестнице, г-н де Валори приблизился к королю.

– Государь, – обратился он, – мой друг и я просим ваше величество о милости.

– Какой, господа? – спросил король, недоумевая, какую милость он еще может оказать.

– Государь, поскольку мы более не имеем счастья служить вам как солдаты, просим позволения занять место вашей прислуги.

– Моей прислуги, господа? – воскликнул король. – Нет, это невозможно!

Г-н де Валори склонился в поклоне.

– Государь, – промолвил он, – в положении, в каком ныне находится ваше величество, мы считаем, что это место было бы почетным даже для принцев крови, не говоря уже о бедных дворянах вроде нас.

– Хорошо, господа, – со слезами на глазах произнес король, – оставайтесь и никогда больше не покидайте меня.

Вот так оба молодых человека заняли места на козлах в полном соответствии с надетыми ими ливреями и фальшивыми должностями скороходов.

Г-н де Шуазель закрыл дверцу кареты.

– Господа, – сказал король, – я положительно требую ехать в Монмеди.

Кучер, в Монмеди!

Но народ ответил единогласным громоподобным воплем, словно изданным десятикратно большим количеством людей:

– В Париж! В Париж!

Когда же на миг установилась тишина, Бийо саблей указал направление, куда ехать, и велел:

– Кучер, по Клермонской дороге!

Карета тронулась, исполняя его приказ.

– Беру вас всех в свидетели, что надо мной совершают насилие, – заявил Людовик XVI.

После чего несчастный король, исчерпав себя в этом напряжении воли, превосходившем его возможности, рухнул на сиденье между королевой и Мадам Елизаветой.

Карета катила по улице.

Минут через пять, когда карета не проехала еще я двух сотен шагов, сзади раздались громкие крики.

Королева первая выглянула из кареты – то ли потому, что она сидела с краю, то ли по причине своего характера.

Но в ту же секунду она поникла на сиденье, закрыв лицо руками.

– О, горе нам! – воскликнула она. – Там убивают господина де Шуазеля!

Король попытался встать, но королева и Мадам Елизавета ухватились за него, и он снова опустился на сиденье между ними. Впрочем, карета как раз завернула за угол, и уже нельзя было увидеть, что происходило там, всего в двух сотнях шагов.

А произошло вот что.

У дверей дома г-на Сосса гг. де Шуазель и де Дамас сели на коней, но выяснилось, что лошадь г-на де Ромефа, который, впрочем, приехал в почтовой карете, исчезла.

Гг. де Ромеф, де Флуарак и фельдфебель Фук пошли пешком в надежде попросить лошадей у гусар или драгун, ежели те, храня верность присяге, отдадут их, либо попросту забрать тех, что оставили хозяева, поскольку и гусары, и драгуны в большинстве своем побратались с народом и пили во здравие нации.

Не успели они сделать и полутора десятков шагов, как г-н де Шуазель, ехавший у дверцы кареты, заметил, что гг. де Ромефу, де Флуараку и Фуку грозит опасность раствориться, затеряться и вообще исчезнуть в толпе.

Он остановился на секунду, меж тем как карета поехала дальше, и, полагая, что из этих четырех человек, подвергающихся равной опасности, г-н де Ромеф по причине доверенной ему миссии является тем, кто может оказаться наиболее полезен королевскому семейству, крикнул своему слуге Джеймсу Бриссаку, шедшему в толпе: