Она не могла поговорить об Изидоре ни с г-жой Клеман, ни с доктором Рейналем, ни с матерью и очень страдала оттого, что была обречена на молчание. И вдруг в ту минуту, когда она меньше всего этого ожидала. Провидение послало к ней друга, в чем она сомневалась, пока он молчал; однако все ее сомнения рассеялись, стоило ему заговорить.

Услыхав слова сочувствия, сорвавшиеся с губ несчастного племянника тетушки Анжелики, Катрин не стала скрывать своих чувств.

– Ах, господин Питу! – проговорила она. – Если бы вы знали, как я несчастлива!

С этой минуты преграды между ними как не бывало.

– Хоть разговор о господине Изидоре и не доставит мне большого удовольствия, – подхватил Питу, – но если это будет вам приятно, мадмуазель Катрин, я могу вам о нем кое-что сообщить.

– Ты? – удивилась Катрин.

– Да, я, – отвечал Питу.

– Так ты его видел?

– Нет, мадмуазель Катрин, но мне известно, что он в целости и сохранности прибыл в Париж.

– Откуда ты это знаешь? – спросила она, и глаза ее загорелись любовью.

Питу тяжело вздохнул, однако отвечал со свойственной ему обстоятельностью:

– Я узнал об этом от своего юного друга Себастьена Жильбера; господин Изидор встретил его ночью недалеко от Фонтен-о-Клера и привез в Париж.

Катрин собралась с силами, приподнялась на локте и, взглянув на Питу, торопливо проговорила:

– Так он в Париже?

– Скорее всего сейчас его там нет, – возразил Питу.

– Где же он? – теряя силы, пролепетала девушка.

– Не знаю. Знаю только, что он должен был отправиться с поручением в Испанию или Италию.

При слове «отправиться» Катрин со вздохом откинулась на подушку и залилась слезами.

– Мадмуазель! – проговорил Питу, сердце которого разрывалось от жалости при виде того, как страдает Катрин. – Если вам так уж необходимо знать, где он, я могу справиться…

– У кого? – полюбопытствовала Катрин.

– У доктора Жильбера: он видел его в Тюильри.., или, если вам так больше нравится, – прибавил Питу, заметив, что Катрин покачала головой, – я могу вернуться в Париж и разузнать сам… Ах, Боже мой, это займет немного времени, всего одни сутки.

Катрин протянула Питу пылавшую руку, однако он не мог поверить в оказываемую милость и не посмел к ней притронуться.

– Уж не боитесь ли вы, господин Питу, заразиться от меня горячкой? – с улыбкой спросила Катрин.

– Простите меня, мадмуазель Катрин, – спохватился Питу, сжимая в своих огромных ладонях потную девичью Руку, – я не сразу понял!.. Вы, стало быть, согласны?

– Нет, Питу. Я очень тебе благодарна, но это ни к чему: не может быть, чтобы я не получила от него сегодня письмо.

– Письмо! – вскрикнул Питу.

Он замолчал и беспокойно огляделся.

– Ну да, письмо, – подтвердила Катрин, тщетно пытаясь понять, что могло потревожить ее невозмутимого собеседника.

– Письмо от него! Ах, дьявольщина! – продолжал Питу, кусая от досады ногти.

– Ну разумеется, письмо от него. Что удивительного, если он мне напишет? – спросила Катрин. – Ведь вы все знаете.., или почти все, – шепотом прибавила она.

– Меня не удивляет, что он может прислать вам письмо… Если бы мне было позволено вам написать, Бог знает, что я написал бы вам; но боюсь, что…

– Что, мой друг?

– Что письмо господина Изидора попадет в руки к вашему отцу.

– К отцу?

Питу трижды кивнул головой.

– То есть, как к отцу?! – все более изумляясь, переспросила Катрин. – Разве отец не в Париже?

– Ваш отец в Писле, мадмуазель Катрин, – он здесь, на ферме, в соседней комнате Просто доктор Рейналь запретил ему входить в вашу комнату, потому что вы бредили, как он сказал. Думаю, он правильно сделал.

– Почему?

– А потому, что, как мне кажется, господин Бийо недолюбливает господина Изидора; когда он услышал, как вы произнесли имя господина Изидора, он недовольно поморщился, за что я могу поручиться.

– О Боже, Боже! – затрепетав, прошептала Катрин. – Что вы говорите, господин Питу?

– Правду… Я даже слышал, как он пробормотал сквозь зубы: «Ладно, ладно, я ничего не буду говорить, пока она больна, а потом поглядим!..» – Господин Питу! – воскликнула Катрин, схватив молодого человека за руку, отчего тот так и задрожал.

– Мадмуазель Катрин!.. – прошептал он.

– Вы правы, его письма не должны попасть в руки отцу. Он меня убьет!

– Верно, верно, – согласился Питу. – Если он узнает о ваших отношениях, папаша Бийо шутить не станет.

– Что же делать?

– Ах, черт возьми! Научите меня, мадмуазель.

– Есть одно средство…

– Если такое средство есть, его надо испытать, – заметил Питу.

– Я не смею вам сказать, – промолвила Катрин.

– То есть как, не смеете?

– Я не смею вам сказать, что нужно сделать.

– Как! Я могу вам помочь, а вы не хотите сказать, что я должен делать.

– Ах, господин Питу…

– Ай-ай-ай, мадмуазель Катрин! Как нехорошо! Никогда бы не подумал, что вы мне не доверяете.

– Я тебе доверяю, дорогой Пяту, – возразила Катрин.

– Вот и отлично! – отвечал Питу, обрадованный все большей непринужденностью Катрин в обращении к нему.

– Однако тебе придется потрудиться, мой друг.

– Это пусть вас не беспокоит, мадмуазель Катрин.

– Ты заранее готов сделать то, о чем я тебя попрошу?

– Ну еще бы! Разумеется! Лишь бы это можно было сделать!

– Нет ничего проще.

– Ну так скажите!

– Надо сходить к тетушке Коломбе.

– К торговке леденцами?

– Да, она ведь и письма разносит.

– Понимаю… Я должен ей сказать, чтобы она отдавала письма только вам.

– Скажи, чтобы она отдавала мои письма тебе, Питу.

– Мне? – переспросил Питу. – Ну да, теперь понимаю.

И он в третий или в четвертый раз вздохнул.

– Это самое надежное, ты согласен, Питу?.. Если, конечно, ты согласишься помочь мне в этом деле.

– Бог с вами, мадмуазель Катрин! Да разве я могу отказать вам?

– Спасибо! Спасибо!

– Я готов… Я, разумеется, пойду.., вот завтра же и пойду.

– Завтра – слишком поздно, дорогой Питу. Идти нужно сегодня.

– Хорошо, мадмуазель, я пойду, сегодня, нынче же утром, да хоть сейчас!

– Какой ты славный, Питу! – обрадовалась Катрин. – Как я тебя люблю!