Кольбер покраснел, потом побледнел, чувствуя, что в эту минуту вступает в борьбу с человеком почти таким же могущественным, как умерший кардинал.

– Совершенно верно, ваше величество, он очень искусный человек, – отвечал Кольбер, низко кланяясь.

– Но если он искусный человек, а денег все-таки нет, то кто же виноват?

– Я никого не обвиняю, ваше величество, а только констатирую факты.

– Хорошо, составьте отчет и подайте его мне. Вы говорите, что есть дефицит? Но, может быть, это дефицит временный: кредит вернется, а с ним и деньги?

– Нет, ваше величество.

– Не в этом году, я понимаю, но, может быть, в будущем?

– Будущий год так же начисто съеден, как и текущий.

– Ну, еще через год.

– И он съеден.

– Что вы говорите, господин Кольбер?

– Я утверждаю, что истрачены доходы за четыре года вперед.

– Так придется сделать заем.

– Уже сделано три займа, ваше величество.

– Я создам новые должности и за них получу деньги.

– Невозможно, ваше величество: их создано слишком много. Откупщики приобрели их, но не исполняют своих обязанностей. К тому же господин суперинтендант получает с каждой из них треть, так что народ обирают, а ваше величество не извлекает из этого никакой пользы.

Король нетерпеливо двинулся с места.

– Объясните мне это, господин Кольбер.

– Ваше величество, выскажите яснее вашу мысль: каких объяснений вы желаете?

– Вы правы. Ясность прежде всего. Так вот. Если сегодня со смертью господина кардинала я стал королем и пожелаю получить деньги?

– Ваше величество их не получите.

– Странно! Как, мой суперинтендант не добудет мне денег?

Кольбер отрицательно покачал головой.

– Что же это значит? Неужели мы обременены такими долгами, что государственные доходы все равно что не существуют?

– Да, ваше величество.

Король нахмурил брови.

– Хорошо, – сказал он, – я соберу платежные обязательства и добьюсь от их держателей уменьшения налога и продажи по дешевым ценам.

– Невозможно, ваше величество: платежные обязательства превращены в векселя, которые для удобства и облегчения сделок разрезаны на столько частей, что теперь не узнать оригинала.

Людовик в сильном волнении ходил по комнате, все еще нахмурив брови.

Вдруг он остановился и спросил:

– Если все это правда, я разорен, еще не начав царствовать?

– Да, ваше величество, разорены, – отвечал бесстрастный счетовод.

– Однако ж деньги куда-нибудь делись?

– Разумеется, ваше величество, и для начала я принес записку о капиталах кардинала Мазарини, о которых он не хотел упомянуть ни в своем завещании, ни в других актах; он доверил их мне.

– Вам?

– Да, государь, и приказал передать их вашему величеству.

– Как! Кроме сорока миллионов, упомянутых в завещании, у господина Мазарини были еще деньги?

Кольбер поклонился.

– Какая бездонная пропасть этот человек! – прошептал король. – С одной стороны – Мазарини, с другой – Фуке; у них, может быть, более ста миллионов. Не удивительно, что у меня пусто в казне.

Кольбер ждал, не двигаясь с места.

– А сумма, которую вы должны передать мне, заслуживает внимания? спросил король.

– Да, ваше величество, кругленькая сумма.

– Она составляет?

– Тринадцать миллионов ливров, государь.

– Тринадцать миллионов! – воскликнул Людовик XIV с радостным трепетом. – Вы говорите – тринадцать миллионов, господин Кольбер?

– Да, тринадцать миллионов, ваше величество.

– И никто не знает о них?

– Никто.

– И они в ваших руках?

– Да, ваше величество.

– Когда я могу получить их?

– Через два часа.

– Где же они?

– В погребе дома, принадлежавшего господину кардиналу и доставшегося мне по его завещанию.

– Так вы знаете завещание кардинала?

– У меня есть копия, подписанная его рукой.

Кольбер вынул бумагу из кармана и показал королю. Король прочел статью о передаче дома.

– Но, – сказал он, – здесь говорится только о доме и ни слова о деньгах.

– О них говорит моя совесть.

– И Мазарини доверился вам?

– Почему же нет, ваше величество?

– Он… такой недоверчивый?

– Мне, ваше величество, он, как видите, доверял.

Людовик с удивлением взглянул на простое, но выразительное лицо Кольбера.

– Вы честный человек, господин Кольбер, – сказал он.

– Это не добродетель, а долг, – холодно ответил Кольбер.

– Но эти деньги, может быть, принадлежат его семейству?

– Если б они принадлежали его семейству, то вошли бы в завещание, как вошло туда все имущество кардинала. Если б эти деньги принадлежали его семейству, то я, писавший дарственную, прибавил бы их к тем сорока миллионам, которые господин кардинал предлагал вам.

– Как! Вы составляли дарственную?

– Я, ваше величество.

– И кардинал любил вас? – спросил наивно король.

– Я говорил его высокопреосвященству, что ваше величество не примете дара, – сказал Кольбер прежним спокойным тоном.

Людовик провел рукою по лбу.

– О, как я еще молод, чтобы управлять людьми, – прошептал он.

Кольбер ждал, пока король придет в себя.

– В котором часу прикажете доставить деньги, государь? – спросил Кольбер немного погодя.

– Сегодня, в одиннадцать часов вечера. Пусть никто не знает, что я получил их.

– Куда прикажете привезти их?

– В Лувр. Благодарю вас, господин Кольбер.

Кольбер поклонился и вышел.

– Тринадцать миллионов! – воскликнул король, оставшись один. – Невероятно!

Потом он опустил голову на руки и как будто задремал.

Но через минуту король поднял голову, встал и, распахнув окно, подставил горевшее лицо свежему утреннему ветру, пропитанному благоуханием деревьев и цветов. Сияющая заря занималась на горизонте. Первые лучи солнца осветили молодого короля.

– Эта заря – заря моего царствования, – прошептал Людовик XIV. – Не предзнаменование ли посылает мне всевышний?..

Утром во дворце все узнали о смерти кардинала, затем новость распространилась по городу.

Министры – Фуке, Лион и Летелье – собрались в зале заседаний на совет. Король тотчас позвал их.