– Продолжайте, – попросил Карл II, заметив, что Атос не хочет больше говорить об этом.

– Сказав это палачу, король прибавил: «Ты поразишь меня, когда я подниму руку и скажу: Remember!»

– В самом деле, – прошептал Карл II, – я знаю, что это было последнее слово моего несчастного отца. Но с какой целью сказал он его? Кому?

– Французскому дворянину, стоявшему под эшафотом.

– Стало быть, вам, граф?

– Да, ваше величество, и каждое слово короля, проникшее через покрытые черным сукном доски эшафота, и теперь еще звучит в моих ушах. Король стал на колени. «Граф де Ла Фер, здесь ли вы?» – спросил он. «Здесь, ваше величество», – отвечал я. Тогда король наклонился ниже.

Карл II в сильном волнении тоже наклонился к Атосу, ловя каждое его слово. Голова его почти касалась головы Атоса.

Граф продолжал:

– «Граф де Ла Фер, – сказал он, – ты не мог спасти меня. Меня нельзя было спасти. Пусть я совершу святотатство, но последние слова будут обращены к тебе. Ради поддержки дела, которое я считал правым, я потерял престол своих предков и погубил наследие своих детей».

Карл II закрыл лицо руками, и слеза скатилась между его бледными худыми пальцами.

– «У меня остался миллион золотом, – рассказывал король. – Я зарыл его в подземелье Ньюкаслского замка, когда покидал этот город».

Карл поднял голову с такой скорбной радостью, которая могла бы вызвать слезы у всех, кто знал о его неисчислимых бедствиях.

– Миллион! – прошептал он.

– «Ты один знаешь об этих деньгах. Используй их, когда будет нужно, для блага моего старшего сына. А теперь, граф де Ла Фер, простись со мной!» – «Прощайте! Прощайте!» – вскричал я.

Карл II встал и подошел к окну охладить пылавшую голову.

Атос продолжал:

– Тогда король сказал: «Remember!» Это слово было обращено ко мне. Вы видите, ваше величество, я не забыл.

Король не мог сдержать волнения. Атос видел судорожное движение его плеч, слезы на его глазах и сам замолчал, подавленный воспоминаниями, которые пробудил в молодом короле.

Карл II величайшим усилием поборол рыдания, отошел от окна и сел возле Атоса.

– Ваше величество, – сказал Атос, – до сих пор я думал, что еще не настал час использовать эти деньги. Но, присматриваясь к событиям в Англии, я почувствовал, что час этот приближается. Завтра я собирался узнать, где вы скрываетесь, и ехать к вашему величеству. Вы сами явились ко мне. Это знак того, что с нами бог.

– Граф, – отвечал Карл голосом, дрожащим от сильного волнения, – вы мой ангел-хранитель, посланный богом. Вы – мой избавитель, присланный мне отцом из его могилы. Но уже десять лет междоусобная война разоряет мою родину. Она уничтожила многих людей, истерзала землю. Вероятно, в Англии уже нет этого золота, как в сердцах моих подданных – любви.

– Ваше величество, место, где король зарыл деньги, мне хорошо известно. И никто, я уверен, не мог найти их. Притом разве Ньюкаслский замок совершенно разрушен? Разве его разобрали по камням до – самого основания?

– Нет, он еще цел, но сейчас генерал Монк занял его и стоит в нем лагерем. Единственное место, где меня ждет помощь, где у меня есть средства, занято, как вы видите, моими врагами.

– Генерал Монк не мог найти сокровище, о котором я говорю вашему величеству.

– Допустим, что так. Но неужели я должен отдаться в руки Монка, чтобы воспользоваться сокровищем? Ах, вы видите, граф, надо отказаться от борьбы с судьбой. Она обрушивается на меня всякий раз, как я поднимаюсь.

Что я смогу сделать вдвоем с Парри, которого Монк уже один раз прогнал?

Нет, граф, нет, покоримся этому последнему удару!

– А я, не могу ли я сделать попытку там, где вы и Парри бессильны?

– Вы, граф, вы?!

– Я поеду с вами, – отвечал Атос, кланяясь, – если это угодно вашему величеству.

– Ведь вы так счастливы здесь!

– Я не могу быть счастлив, пока на мне лежит неисполненный долг, а король, ваш отец, возложил на меня заботу о вашей судьбе и распоряжение его деньгами согласно его воле По первому знаку вашего величества я готов двинуться в путь.

– Ах, граф! – вскричал король, забывая этикет и бросаясь на шею к Атосу. – Вы живое доказательство, что есть на небесах бог, который посылает еще своих вестников несчастным, страждущим на земле.

Атос, взволнованный этим порывом молодого короля, почтительно поблагодарил его и, подойдя к окну, крикнул:

– Гримо, лошадей!

– Как! Вы хотите ехать сейчас же? – спросил король. – Ах, граф, вы удивительный человек!

– Ваше величество, – отвечал Атос, – для меня всего важнее служить вам. Притом же, – прибавил он с улыбкой, – эту привычку я приобрел давно, на службе у королевы, вашей тетки, и у короля, вашего отца. Как я могу отступить от нее в ту минуту, когда надо послужить вашему величеству?

– Что за человек! – прошептал король.

Потом, подумав, прибавил:

– Но, граф, я не могу подвергать вас таким тяжким лишениям, не имея никаких средств вознаградить вас за услуги.

– О, – сказал Атос с улыбкой, – ваше величество смеется надо мной. У вас целый миллион. Ах, если б у меня была половина этих денег, я давно бы уже завербовал целый полк. Но, к счастью, у меня есть еще немного золота и горстка фамильных брильянтов. Надеюсь, вашему величеству угодно будет разделить их с преданным слугой?

– Не со слугой, а с другом Согласен, граф, но с условием, что потом мои друг разделит со мной мое состояние.

– Ваше величество, – сказал Атос, отворяя ларец и вынимая из него деньги и драгоценности, – теперь мы богаты. По счастью, нас будет четверо против грабителей.

Радость окрасила румянцем бледные щеки Карла II. Он увидел, как Гримо, уже одетый по-дорожному, подвел двух лошадей к крыльцу дома.

– Блезуа, отдай это письмо виконту де Бражелону. Отвечай всем, что я уехал в Париж. Надзор за домом поручаю тебе.

Блезуа поклонился, простился с Гримо и отпер путешественниками ворота.

Не прошло и двух часов с момента отъезда Атоса, направившегося на виду у Блезуа по дороге в Париж, как всадник на прекрасной пегой лошади остановился у ворот дома и звонким «Эй!» окликнул конюхов, толпившихся вместе с садовником около Блезуа, обычного поставщика всяких новостей.