– Благодарю вас, господин кардинал, – продолжая король. – Впрочем, то о чем я намерен просить вас, сущая безделица.

– Тем хуже, – возразил кардинал, – тем хуже, ваше величество. Я желал бы, чтобы вы попросили у меня чего-нибудь значительного, какой-нибудь жертвы… Но, впрочем, чего бы вы ни попросили у меня, я готов на все согласиться, чтобы угодить вам.

– Если так, вот в чем дело, – сказал король, сердце которого билось так же сильно, как сердце кардинала, – ко мне приехал брат мой, король Англии…

Мазарини привскочил на кровати, словно он прикоснулся к лейденской банке или вольтовой дуге. От изумления или, скорее, от разочарования лицо кардинала покрылось такой краской гнева, что Людовик при всей своей неопытности в дипломатии тотчас увидел, что министр надеялся услышать что-то совсем другое.

– Карл Второй! – вскричал Мазарини пронзительным голосом, с презрительною улыбкою. – Как! У вас в гостях Карл Второй!

– Да, король Карл Второй, – отвечал Людовик, подчеркивая принадлежавший внуку Генриха IV титул короля, который Мазарини пропустил. – Да, господин кардинал, этот несчастный король тронул мое сердце, рассказав мне о своих злоключениях. Он переживает страшные бедствия, господин кардинал. У меня тоже оспаривали престол, я тоже в дни волнений принужден был бежать из столицы, я познал несчастье, и мне трудно оставить без помощи брата, лишившегося всего и скрывающегося.

– Ах, – перебил кардинал с досадою, – отчего при нем нет какого-нибудь Мазарини, как при вас? Его корона была бы сохранена в неприкосновенности.

– Я знаю все, чем наш дом обязан вам, господин кардинал, – ответил молодой король гордо, – и верьте, я, со своей стороны, этого никогда не забуду. Именно потому, что мой брат, король английский, не имеет при своей особе такого могущественного гения, как тот, который спас меня, именно потому и хочу я доставить ему помощь этого гения, уверенный, что если ваша рука коснется его, она возвратит ему корону, которую он потерял в тот день, когда она упала к подножию эшафота его отца.

– Благодарю вас, ваше величество, за доброе мнение обо мне, – отвечал Мазарини, – но нам нечего делать там, где люди беснуются, отрицают бога и рубят головы своим королям. Они опасны, видите ли, очень опасны, и к ним противно прикоснуться с той минуты, как они забрызгали себя королевской кровью и грязью раздоров. Такой политики я никогда не любил и отстраняюсь от нее.

– Но вы можете помочь нам, создав ему иную.

– Какую?

– Например, восстановив Карла Второго.

– Боже мой! – воскликнул Мазарини. – Неужели несчастный король еще увлекается этой химерой?

– Разумеется, – возразил Людовик, испугавшись препятствий, которые верный глаз его министра видел в этом предприятии. – Он просит для этого… не более… как миллион.

– Только-то! Один миллион, не больше! – насмешливо повторил Мазарини с итальянским акцентом. – Братец, всего-навсего миллиончик, братец! Какое-то семейство нищих!

– Монсеньер, – сказал Людовик XIV, подняв голову, – это семейство нищих – ветвь нашего дома.

– А ваше величество так богаты, что можете раздавать миллионы? У вас есть миллионы?

– Да, – отвечал юный король с величественной скорбью, которую он сумел, однако, скрыть, – да, господин кардинал, я знаю, что я беден, но французская корона стоит все же миллиона; а для доброго дела я, пожалуй, готов заложить свою корону. Я найду еврея, которые охотно дадут мне за нее миллион.

– Итак, вы говорите, ваше величество, что вам нужен миллион? – спросил Мазарини.

– Да, миллион.

– Ваше величество сильно ошибаетесь. Вам нужно гораздо больше. Бернуин!.. Вы сейчас узнаете, сколько вам нужно на самом деле… Бернуин!

– Как, господин кардинал? Вы собираетесь спрашивать лакея о моих делах?

– Бернуин! – повторил кардинал, притворяясь, что не замечает возмущения короля. – Пойди сюда и скажи, какую сумму я хотел иметь сейчас?

– Монсеньер! Монсеньер! – повысил голос Людовик, побледнев от негодования. – Разве вы не слыхали моих слов?

– Не гневайтесь, ваше величество: я открыто веду ваши дела. Во Франции все это знают: книги мои не под замками. Бернуин, что ты сейчас здесь делал?

– Складывал цифры.

– И сложил?

– Точно так.

– И все для того, чтобы узнать, сколько нужно его величеству в настоящую минуту? Не так ли я сказал тебе? Говори откровенно, друг мой.

– Да, так вы изволили сказать.

– Хорошо. А сколько было нужно?

– Сорок пять миллионов, кажется.

– А какую сумму насчитали мы, соединив все паши средства, ничего не пропустив?

– Тридцать девять миллионов двести шестьдесят тысяч франков.

– Хорошо, Бернуин, больше мне ничего от тебя не нужно. Теперь оставь нас, – прибавил кардинал, устремив проницательный взгляд на молодого короля, который не мог вымолвить ни слова от изумления и едва прошептал:

– Но… однако же…

– А, вы еще сомневаетесь? – спросил кардинал. – Так вот доказательство того, что я вам сказал.

И он вынул из-под подушки листок, исписанный цифрами, и подал его королю, который отвернулся, до такой степени он был огорчен.

– Вы желаете получить миллион, а так как он в этот счет не внесен, значит, вам нужно сорок шесть миллионов. Поверьте, в мире нет еврея, который решился бы дать взаймы такую сумму, даже под залог французской короны.

Король, сжав кулаки под пышными манжетами, отодвинул свое кресло.

– Тогда, – сказал он, – брат мой, король английский, умрет с голоду.

– Ваше величество, – отвечал Мазарини тем же тоном, – не забывайте пословицы, которая выражает самую здравую политику: «Будь доволен, что ты беден, когда твой сосед беден тоже».

Людовик подумал несколько минут, с любопытством поглядывая на бумагу, краешек которой высовывался из-под подушки.

– Итак, – повторил он, – исполнить моей просьбы о деньгах никоим образом нельзя?

– Невозможно.

– Подумайте: он будет моим врагом, если вступит на престол без моей помощи.

– Если ваше величество боитесь только этого, то можете быть спокойны!

– с живостью заверил его кардинал.

– Хорошо, я больше не настаиваю.