Людовик вздрогнул от восхищения гениальностью или преданностью Фуке.

– Объяснитесь, сударь, – попросил он.

– Дело очень просто, ваше величество. Бель-Иль мое имение, и я укрепил его на свои средства. Но так как никто в мире не может запретить смиренному подданному сделать скромный подарок своему королю, то я и подношу вашему величеству Бель-Иль. Всякая крепость должна принадлежать королю. Отныне ваше величество может держать там надежный гарнизон.

Кольбер чуть не покатился по скользкому паркету; чтобы не упасть, ему пришлось ухватиться за колонку в резной обшивке стен.

– Вы проявили большие военные способности, господин Фуке, – заметил Людовик XIV.

– Ваше величество, первая мысль явилась не у меня; некоторые офицеры внушили мне ее. И самые планы начерчены одним из талантливейших наших инженеров.

– Его имя?

– Дю Баллон.

– Дю Баллон? Я его не знаю, – сказал Людовик и прибавил:

– Очень жаль, господин Кольбер, что мне неизвестен даровитый человек, делающий честь моему царствованию.

Говоря это, король повернулся к Кольберу.

Кольбер был раздавлен всем происшедшим. Пот струился по его лицу; он не мог вымолвить ни слова. Он переживал невыразимые муки.

– Запомните это имя! – бросил. Людовик XIV.

Кольбер поклонился. Он был белее своих манжет из фламандского кружева.

Фуке продолжал:

– Каменная кладка сделана на римской мастике; архитекторы составили мне ее по описаниям древних.

– А пушки? – спросил Людовик.

– О, ваше величество, это уж ваша забота. Мне не подобает ставить пушки, пока ваше величество не объявите, что в Бель-Иле вы у себя дома.

Людовик колебался между ненавистью, которую ему внушал этот могущественный человек, и жалостью к другому, такому подавленному и казавшемуся неудачной подделкой первого.

Но сознание королевского долга пересилило в нем человеческие чувства.

Он указал пальцем на бумагу.

– Работы, вероятно, дорого обошлись вам? – посмотрел он в лицо Фуке.

– Мне кажется, я имел честь назвать вашему величеству сумму?

– Повторите, я забыл.

– Миллион шестьсот тысяч ливров.

– Миллион шестьсот тысяч? Вы чудовищно богаты, господин Фуке!

– Это вы, ваше величество, богаты, – ответил суперинтендант, – так как Бель-Иль принадлежит вам, государь.

– Да, благодарю; но как бы я ни был богат, господин Фуке… – начал король.

– Что такое, ваше величество? – спросил Фуке.

– Я предвижу момент, когда у меня недостанет денег.

– У вас, государь?

– Да, у меня.

– Когда же?

– Например – завтра.

– Может быть, ваше величество, вы окажете мне честь и объясните, в чем дело?

– Мой брат женится на английской принцессе.

– Так что же, ваше величество?

– И я должен принять молодую принцессу, как подобает встретить внучку Генриха Четвертого.

– Это вполне справедливо, ваше величество.

– Итак, мне понадобится много денег.

– Без сомнения.

– Завтра же мне нужно…

Людовик остановился. Он собирался спросить как раз ту сумму, в которой некогда должен был отказать Карлу II.

Король повернулся к Кольберу, чтобы тот нанес удар.

– Завтра же мне нужно… – повторил он, глядя на Кольбера.

– Миллион, – вдруг выкрикнул тот в восторге, что может отомстить.

Фуке стоял по-прежнему спиной к Кольберу, желая слушать только короля, и король повторил, вернее, прошептал:

– Миллион.

– О, государь! – пренебрежительно ответил Фуке. – Один миллион! Что ваше величество сделает на один миллион!

– Однако, мне кажется… – начал Людовик.

– Такая сумма тратится на свадьбах мелких немецких князей.

– Господин Фуке!

– Вашему величеству нужно, по крайней мере, два миллиона. Я буду иметь честь прислать сегодня вечером вашему величеству миллион шестьсот тысяч ливров.

– Как? – произнес король. – Миллион шестьсот тысяч ливров?

– Позвольте, государь, – ответил Фуке, даже не оборачиваясь к Кольберу, – я знаю: не хватает четырехсот тысяч ливров. Но вот у этого господина из управления финансами (и он через плечо указал большим пальцем на сильно побледневшего Кольбера) лежат в кассе девятьсот тысяч ливров, принадлежащих мне.

Король обернулся и посмотрел на Кольбера.

– Но… – заговорил было тот.

– Этот господин, – продолжал Фуке, не называя даже Кольбера по имени, – неделю тому назад получил миллион шестьсот тысяч ливров. Триста тысяч он заплатил страже, семьдесят пять – отдал госпиталям, двадцать пять швейцарцам, двести – уплатил за съестные припасы, девяносто тысяч – за оружие, десять – на разные мелочи. Значит, я не ошибаюсь, считая, что там осталось девятьсот тысяч.

И, слегка повернувшись к Кольберу, как высокомерный начальник к подчиненному, он сказал:

– Позаботьтесь, сударь, чтобы сегодня вечером эти девятьсот тысяч были вручены золотом его величеству.

– Но, – заметил король, – ведь это составит два миллиона пятьсот тысяч ливров!

– Государь, лишние пятьсот тысяч послужат карманными деньгами его высочеству. Вы слышите, господин Кольбер? Сегодня же вечером, до восьми часов…

И, отвесив почтительный поклон королю, суперинтендант финансов попятился к двери, не удостоив взглядом завистника, которого он оставил в самом глупом положении.

В припадке злобы Кольбер разорвал свои фламандские кружева и до крови искусал губы.

Не успел еще Фуке дойти до двери, как слуга, проскользнув мимо него, возвестил:

– Курьер из Бретани к его величеству.

– Д'Эрбле был прав, – прошептал Фуке, вынув часы, – без пяти два.

Следовало торопиться.

Читатель уже понял, о каком гонце из Бретани доложил лакей. Гонца легко было узнать.

Д'Артаньян, запыленный, с раскрасневшимся лицом, влажными от пота волосами и онемевшими от усталости ногами, с трудом поднимался по ступенькам, звеня окровавленными шпорами.

На пороге он столкнулся с Фуке. Министр поклонился и улыбнулся человеку, который, приехав на час раньше, мог оказаться причиной его разорения или смерти.

Д'Артаньян вспомнил о приветливом приеме, оказанном ему этим человеком, и тоже поклонился ему, но больше из расположения и сострадания, чем из уважения. У него на языке вертелось слово, которое столько раз повторяли герцогу де Гизу: «Бегите!» Однако, произнеся это слово, он изменил бы своему долгу; а сделав это у входа в кабинет короля, при лакее, он погубил бы себя, не успев спасти другого.