Маркиза обвела комнату взглядом.
– Мы здесь одни? – спросила она.
– О да, отвечаю вам за это.
– В самом деле, – грустно проговорила маркиза.
– Вы вздохнули, маркиза?
– Сколько тайн, сколько предосторожностей! – с легкой горечью сказала маркиза. – Как вы боитесь, чтобы никто не узнал о вашей любви.
– Неужели следует выставлять ее напоказ?
– О нет, вы слишком деликатны для этого, – произнесла маркиза с усмешкой.
– Не нужно упреков, маркиза, умоляю вас.
– Имею ли я право вас упрекать?
– К несчастью, нет. Но скажите мне, вы, которую я люблю уже целый год без надежды и без взаимности…
– Вы ошибаетесь, – перебила маркиза. – Без надежды – это правда, но не без взаимности.
– О, для меня любовь имеет только одно доказательство, и я все еще жду его.
– Я принесла его вам.
Фуке хотел ее обнять, но она уклонилась.
– Вы заблуждаетесь, сударь. Не требуйте от меня ничего, кроме преданности, которую я только и могу подарить вам.
– Ах, значит, вы не любите меня: преданность – это всего лишь добродетель, а любовь – это страсть.
– Выслушайте меня, сударь, умоляю вас. Вы должны понять, что лишь особо важная причина могла привести меня сюда.
– Что мне до причины, если вы здесь, если я могу говорить с вами, видеть вас.
– Да, вы правы: всего важнее, что я здесь, что никто не видел меня и я могу сказать вам…
Фуке опустился на колени.
– Говорите, маркиза, – сказал он, – говорите, я вас слушаю.
Маркиза посмотрела на Фуке, стоявшего перед нею на коленях, странным взглядом, полным нежности и грусти.
– О! – прошептала она наконец. – Как бы я хотела быть той, которая вправе видеть вас каждую минуту, говорить с вами каждое мгновение. Как бы я хотела быть той, которая заботится о вас, которой не приходится пользоваться разными секретными приспособлениями, чтобы вызвать, словно призрак, любимого человека, видеться с ним какой-нибудь час, а потом смотреть, как он исчезает во мраке тайны, которая кажется еще более загадочной тогда, когда он уходит, чем казалась при его появлении. О, какая это счастливая женщина!
– Неужели, маркиза, вы имеете в виду мою жену? – с улыбкой спросил Фуке.
– Разумеется, я говорю о ней.
– Не завидуйте ее участи, маркиза. Из всех женщин, с которыми я поддерживаю отношения, госпожа Фуке меньше всех видит меня, меньше всех говорит со мною и пользуется моим наименьшим доверием.
– По крайней мере, сударь, ей не приходится нажимать рукою раму зеркала, чтобы вызвать вас, как пришлось сделать мне; по крайней мере» вы не отвечаете ей таинственным, пугающим звуком колокольчика, пружина которого висит где-то в неведомом месте; по крайней мере, вы никогда не запрещали ей проникнуть в тайну этих встреч под страхом того, что ваша связь с нею навсегда прекратится, как вы поступаете с теми женщинами, которые приходили сюда до меня и будут приходить после!
– Ах, дорогая маркиза, как вы несправедливы и как вы не ведаете того, что творите, восставая против таинственности! Только храня тайну, можно любить безмятежно, только безмятежная любовь может дать счастье. Но вернемся к прежнему разговору о вашей преданности, в которой вы меня уверяли, или, скорее, обманывали меня, маркиза, позволяя думать, что эта преданность есть любовь.
– Только что, – произнесла маркиза, проводя по глазам своей прекрасной рукой, – только что мои мысли были ясны и смелы, а теперь они спутались, меня охватил страх перед необходимостью сообщить вам дурную весть.
– Если эта дурная весть привела вас сюда, я рад ей. Впрочем, раз вы здесь и признаетесь, что не совсем равнодушны ко мне, не лучше ли отложить вашу весть и говорить только о вас?
– Нет, нет, напротив, вам надо узнать ее во что бы то ни стало. Вы должны потребовать, чтобы я вам сказала все тотчас же, а не дала отвлечь себя чувству. Фуке, друг мой, это новость огромной важности!
– Вы удивляете меня, маркиза, я готов сказать – пугаете. Вы так рассудительны, так выдержанны, так хорошо знаете свет, в котором мы живем.
Значит, это что-нибудь важное?
– Чрезвычайно важное! Слушайте…
– Скажите сначала: как вы сюда попали?
– Сейчас узнаете. Сначала более спешное дело.
– Говорите же, маркиза, прошу вас! Пощадите мое терпение.
– Знаете ли вы, что Кольбер назначен интендантом финансов?
– Что? Кольбер? Маленький Кольбер? Правая рука кардинала?
– Именно.
– Что же в этом ужасного, дорогая маркиза? Маленький Кольбер назначен интендантом финансов – это странно, я согласен, но вовсе не страшно.
– Неужели вы думаете, что король без всяких причин назначил на такую должность того, кого вы прозвали мелочным педантом?
– Прежде всего, верно ли еще, что король назначил его?
– Так говорят.
– Кто?
– Все.
– Все – это значит никто. Назовите мне кого-нибудь, кто знает из верного источника.
– Госпожа Ванель.
– Ах, вы и в самом деле начинаете меня пугать! – со смехом вскричал Фуке. – Она-то уж конечно знает из верного источника.
– Не говорите дурно о бедной Маргарите, господин Фуке: она все еще любит вас.
– В самом деле? Не верится. А я думал, что маленький Кольбер уже успел запятнать эту любовь чернильной кляксой или комком грязи.
– Фуке» Фуке, вот как вы относитесь к женщинам, которых бросили!
– Маркиза, неужели вы берете под свою защиту госпожу Ванель?
– Да, беру, потому что, повторяю, она все еще любит вас, и вот доказательство: она хочет вас спасти.
– При вашей помощи, маркиза; это ловкий ход с ее стороны. Никакой ангел не может быть мне более приятен и вернее вести меня к спасению. Но скажите, разве вы знаете Маргариту?
– Она моя монастырская подруга.
– И вы говорите, что это она сообщила вам о назначении Кольбера на должность интенданта?
– Да.
– Хорошо, пусть он будет интендантом. Но объясните мне одно, маркиза: каким образом Кольбер в качестве моего подчиненного может вредить или мешать мне?
– Вы упускаете из виду одно важное обстоятельство.
– Какое?
– То, что Кольбер вас ненавидит.
– Меня! – воскликнул Фуке. – О боже! Разве вы не знаете, что меня ненавидят все? Кольбер так же, как другие.