И, ломая комедию дальше, продолжил: — Их бин камрад дойчланд. Майн аусвайс, — и демонстративно медленно, по большой дуге двумя пальцами вынул за уголок торчащую из кармана листовку-пропуск.

— Дункель? - оживился второй пассажир, что за водителем. И ловко, словно всадник с коня, соскочил на землю. И сразу , без заминки уже идет пружинящей походкой бывалого солдата. В правой руке "шмайсер".

Немец как немец. Очень похожий на того, что Ростик видел на 9 мая. Тогда он с коллегой-охранником вышел на порог магазина. Приятель перекурить, а он так, встряхнуться да подышать. Мимо как раз ковыляли в параде в честь дня Победы ветераны. Пиджаки обшарпанные, но сплошь в орденах и медалях. "Гляди!" - жарко зашептал в ухо напарник.

Ростик повернулся в указанную сторону. В проулке слева у перекрестка стоял шикарный белый "мерседес". А у распахнутой дверцы застыл, склонив голову и прижимая шляпу к груди, рослый седовласый немец. Ростику тогда стало неловко. А приятель проворчал: "Небось тоже воевал. Только побежденные живут лучше победителей".

Мотоциклист чем-то неуловимо напоминал того бюргера. Ростик с готовностью протянул жестянку.

Единым движением автоматчик схватил банку. Вместе с пальцами. Потянул выкручивая наружу. И как бы легонько, совсем без замаха ткнул стволом в солнечное сплетение.

Ростик задохнулся. И от боли, и от неожиданной подлости. В глазах потемнело. А противник ещё сильно приложил по загривку затыльником оружия.

Парень упал на колени. И завалился вправо вниз. Прямо на пыльные сапоги того, кого он так доверчиво угощал.

Тот брезгливо отступил, пнув походя бесчувственное тело и вдавив каблуком выпавшую бумажку. Отхлебнул. Закивал:

— Я-я. Натюрлих бир, - почитал надпись, удивился: - Дойчланд!

Водитель уже заглушил двигатель, а пулеметчик выбрался из коляски. Оба с некоторыми предостороженностями приблизились.

Продегустировали по очереди напиток. Пулеметчик пригляделся к одежде поверженного чудика. Нагнулся, пощупал синтетические треники. Поцокал языком.

"Ком", - пролаял. И пальцами так недвусмысленно показывает: мол "Снимай!"

От жестокой обиды слезы текли по лицу Ростика. Он с ужасом понимал, что эти пехотинцы ведут себя как всегда. Смеются, радуются небольшому развлечению. И видят в нем недочеловека...

Сейчас решают, что из его одежды кому достанется. Пива, как они с сожалением удостоверились, у него больше нет. Вести его к начальству нет смысла. Он же не какой-то красный командир, что он может знать ценного для вермахта! Поэтому просто пристрелят "русскую свинью, унтерменьша".

Вот сейчас заставят раздеться, чтобы кровью не испачкать хорошие вещи, и...

От безнадеги, досады, обиды Ростик глухо подвывая заскрежетал зубами. Что этих дико потешает.

Некстати вспомнилось, что вот так же он с коллегами-охранниками при пересменках развлекался, гоняя тараканов у мусорного бака. А затем, натешившись, бедолаг просто прихлопывали.

И его, Ростика, эти простые немецкие парни, такие дисциплинированные, законопослушные и трудолюбивые сейчас походя пришлёпнут?!

Ну нет! Так просто он этим "цивилизованным" сволочам не дастся! Пусть они вооружены, а он нет. Пусть их трое, а он один. Зубами рвать станет!

Дикая ярость красной пеленой залила глаза. Пивного благодушного хмеля как ни бывало.

А гитлеровец ткнул лежащего носком в бок:

— Шнелле! Русиш швайн! - и чтобы ускорить процесс, выстрелил из автомата в землю перед поверженным. Фонтанчик почвы хлестнул Ростика по лицу, запорошил глаза. Немцы радостно загоготали.

И в этот момент деловито застучал "максим".

Очередь хлестнула опрометчиво сгрудившихся у лежащего гитлеровцев.

Кровь брызнула на лицо Ростика. Капли смешались со слезами.

Рядом, с изумлением на лице осел автоматчик.

Ростик, сдирая колени о кирпичную крошку, на четвереньках рванулся и выдрал оружие.

Когда подоспел спаситель , он остервенело колотил автоматом как простой железкой смертельно раненого, но всё ещё шевелившегося пулеметчика. Колотил так, что превратил лицо в фарш.

красноармеец еле оттащил. Ростик рычал и всё рвался продолжить. Напоследок извернулся и лягнул гада со всей дури. И зашипел от боли в ушибленном пальце ноги. Запрыгал на здоровой.

Так проникновенно он никогда не матерился!

Кое-как успокоился. боец осуждающе качает головой: — Они же фашисты, изверги. Небось видал, как оне измываются над нашими бабами, детками, стариками... А ты же наш, хоть и псих - сплюнул и принялся споро собирать документы и оружие захватчиков.

Походил у мотоцикла, словно лис у курятника, с завистью глядя на пулемет:

— Снять бы, да не дотащу всё...

— А чего тащить. Довезем, - погладил Ростик мотоцикл по баку, словно породистого коня.

— А умеешь? - с надеждой вскинул загоревшиеся глаза боец.

— Хм, - хищно усмехается Ростик. И туманно добавляет: — Дерьмо вопрос. Тебя как зовут-то? Меня Ростислав.

— Филимон, - скрепили знакомство мужским рукопожатием.

Машина сильно напоминает "Днепр". На котором когда-то в деревне разрешал кататься дед. Рычаги, ручки и педали управления имеют необычный вид. Но расположены почти все на привычных местах.

Брезгливо пошарил по карманам убитого водителя. В одном оказалась тяжелая баночка из-под леденцов и Ростик механически сунул её в трико. Ключ нашелся во втором. Мотоцикл завелся "с полоборота". Видно к нему гитлеровец относился с хваленой немецкой педантичностью.

Быстро закидали оружие.

— А ты в этих тряпочных тапках поедешь? - ткнул Филимон заскорузлым пальцем на ноги попутчика. Тот опешил: "Как же он забыл?!"

— А что делать?

— Да с фрица подходящие сними. Да не кривись так, — прикрикнул, - Иначе, сам понимаешь, враз ноги раскровенишь.

Пришлось наспех переобуваться. Сапоги противно потные. Но зато тапки прекрасно влезли за широкие, пусть и коротковатые голенища.

Со второго раза тронулись - пришлось приноравливаться к незнакомой технике. Но к кустам Ростик подкатил уже с некой лихостью.

Все лишнее затолкали в багажник коляски. "Максимку" угнездили промеж нею и мотоциклом.

Филимон с явным удовольствием утвердился за трофейным пулеметом: "Поехали! А то, неровен час, немчура сюда нагрянет. Стреляли ж таки", - пояснил смущенно.

Ехали недолго. красноармеец показывал дорогу. Километра через 3, у поросшего кустарником оврага остановились.

Филимон как-то по-особому свистнул. Тут оказалось около 30 бойцов. Пулеметам и мотоциклу обрадовались. А более них запасам еды в багажнике и ранцах.