– Андрюха, ну ты куда пропал? – в проеме двери стоял бывший выпускник нашей школы, живущий парой этажей выше. – Вроде вышел на минуту покурить на лестничную клетку – и как сквозь землю провалился, все тебя ждут… Ну вы затейливо отдыхаете, молодежь, – оглядев нашу компанию, восхитился он. – Вот это я понимаю, фейерверк, – рассмотрев весь масштаб бедствия, творившегося в комнате, продолжил он и стал помогать отряхивать свитер на нашем спасителе.

***

Инта, ноябрь, 1988 год

Ключ упорно не хотел подходить к замочной скважине родительской квартиры. Я позвонила в дверь. За ней раздались шаги.

– Вы кто? – грубо спросила, открывая мне, моложавая женщина с котом на руках.

Я взглянула на входную табличку, желая убедиться, что номер на ней правильный.

– Вы, наверное, старшая дочь владельцев квартиры? – более спокойно продолжила новая хозяйка. – Вам разве не сообщили? Они развелись и разъехались. Мы уже два месяца живем здесь, а родители ваши… – смутившись и подбирая правильную формулировку, осеклась женщина, – …ваш отец и вы теперь прописаны по другому адресу. У нас ключи остались, все никак не завезем – вот, держите запасной комплект.

Взяв сунутые в руки ключи, я побрела к новому жилищу, начиная догадываться, почему последние месяцы отец не выходил со мной на связь и не высылал оплату за учебу в Сыктывкаре…

Все разом встало на свои места, словно выстроилась в заданную канву разбросанная мозаика. Я вдруг явно поняла, что больше не надо создавать видимость игры в семейную идиллию, и мое место четко определено – я распределена жить с отцом. Другие варианты даже не рассматривались женщиной, которую на протяжении пятнадцати лет я называла мамой и которая, неожиданно выйдя из многолетнего сценария игры в семью, забрав родного ребенка, не посчитала нужным уведомить меня. Меня словно вычеркнули за ненадобностью красивым учительским подчерком, без права на исправление.

Отныне мне предстояло решать свои проблемы самостоятельно, несмотря на совместное проживание с отцом, который занимал одну из руководящих должностей нашего северного городка и имел удивительную способность находиться в «балансе» со спиртными напитками. Он совершенно спокойно директорствовал целый день, проводя совещания. Вечером, придя домой, приводил себя в неадекватное состояние, но утром, к моему удивлению, выглядел словно после пробежки – пышущий здоровьем молодец.

В сложившейся ситуации радовало одно: потеряв возможность продолжать учебу, я могла работать и получать приличную зарплату. Отец предоставил мне эту возможность в возглавляемом им УПК10. Финансовая независимость и планы на следующее лето придавали мне сил, и я с удовольствием окунулась в новую профессию. «Лаборант профориентации» – это звучало непривычно для перестроечной страны, остро нуждающейся в новых кадрах, но сама работа представлялась мне увлекательной и интересной.

Последующие месяцы нашего с отцом совместного существования на одной жилплощади пролетели для меня в подготовке к поступлению в московский вуз. Все мое время занимала работа, неожиданно изменившая ранее принятые решения в выборе профессии (я планировала стать бухгалтером, закончив соответствующие курсы). К сожалению, к концу мая, не справившись с рабочими проблемами и неоправдавшимися карьерными ожиданиями, отец стал опять заходить в алкогольные пике. Обладая статусом разведенного и свободного мужчины, он собирал компании «единомышленников», сбегавших от бытовой семейной рутины в образовавшийся на базе нашей квартиры кружок по интересам.

Мои «прогулки» после работы становились все дольше, засиживаться у друзей было все неприличней. Несколько ночей, проведенных в городском туалете в ожидании окончания очередного «заседания» на нашей кухне, не вселяли уверенности в намеченных перспективах, но там было хотя бы тепло…

***

Инта, май, 1989 год

– Не выспалась? Ну извини, школьная компашка неожиданно нагрянула, пока родители на даче. Собрались вот, с некоторыми после выпускного лет пять не виделись, пошумели чуток, ну, ты тоже, знаешь… не ожидала тебя увидеть в час ночи на пороге, – суетилась, убирая посуду со стола, дочь нашей бывшей соседки, у которой я иногда ночевала.

Встав с кресла, я распахнула окно. Что мне было злиться на нее? Спасибо, что приютила, – несмотря на лето, белыми ночами на Севере холодно. Наверное, отец уже оклемался и теперь уйдет на работу, можно возвращаться домой.

Пьяные, порой агрессивные, изматывающие отцовские возлияния обрушились на меня за последние недели с новой разрушительной силой.

Подруга весело делилась впечатлениями от вчерашних посиделок, я же раздумывала, куда можно будет пойти ночевать в ближайшую неделю. Все друзья и знакомые уже «охвачены».

Помогая собирать посуду со стола после веселой пирушки, я слушала ее веселое щебетание о впечатлениях от прошедшего вечера.

– Вот это люди! – услышала я знакомый мужской голос. – Привет, юная поджигательница.

На пороге кухни стоял Андрей, тот самый парень, так самоотверженно бросившийся «выпроваживать» через балконную дверь нашу горящую новогоднюю елку два года назад.

– А чего у вас дверь входная открыта настежь? – рассматривая меня, продолжал говорить он, присаживаясь за стол. – Чаи гонять собрались? Меня угостите? Я что вернулся: винил надо сегодня отдать, забыл у тебя, и бобину11 одну, надеюсь, не порвали, сто раз мотали одну и ту же песню.

Я неловко пристроилась на трехногий табурет, который так и норовил выскользнуть из-под меня.

– Ты, наверное, на пожарника сдаешь? – осторожно укладывая пластинки в обложки, обратился ко мне Андрей.

– Нет, почему на пожарника? Я поступать в Москву собираюсь, через пару дней поеду, – чуть изумившись, добавила я.

– Да ты не обижайся, я так шучу, так говорят о тех, кто спит как убитый, – весело ответил Андрей. – А ты прямо как пожарный на посту, надо такую способность развить, как у тебя, – спать, не обращая внимания на грохот басов12 и шум.

– Не думаю, что обучение в этом умении тебе понравится, – ответила я, увидев, как подруга подмигивает, подавая сигналы Андрею и намекая на прекращение расспросов. – Я пойду, пожалуй.

– Надь, у тебя же выходной, – подруга засеменила следом за мной по коридору. – Мы с тобой хотели по магазинам еще пройтись, в ювелирку завезли колечки, знакомая отложила, может, глянем? – продолжала уговаривать она.

– «Надежда, мой компас земной…»13

Я обернулась: позади стоял Андрей, держа в руках забытый мною на табурете шелковый шарф.

– Очень смешно, – сказала я, не скрывая раздражения, подходя к нему и забирая шарф. – Так меня дразнили в школьные годы дворовые дети, думала, с возрастом тема «компаса» утратит свою актуальность.

***

«Хам какой-то, – сердито думала я всю дорогу домой, лавируя между дворовыми лужами. – Потренировался бы он!»

С детства я оттачивала мастерство засыпать под монологи пьяного отца или вечные скандалы родителей в своей комнате. А как насчет силовых нагрузок – кемарить, отогреваясь у батареи подъезда или городского туалета?

Я мысленно продолжала диалог, еще больше злясь на заставшие меня врасплох шутки парня.

«И что я так оправдывалась и разозлилась? – думала я, уже подходя к дому. – Ну, сплю и сплю так, как умею, вот такая я особенная!»

Отца дома не оказалось. На кухне меня ждал приготовленный завтрак с традиционной запиской «Буду поздно, ешь». На столе ютились две чашки с остатками кофе – значит, опять кто-то из засидевшихся гостей отца ночевал у нас.

Вздохнув, я начала собирать в пакет стоящие пустые бутылки, число которых выросло за время моего отсутствия.