В 1960 г. Н. П. Томашевский опубликовал большую статью, посвященную пониманию структуры правовой нормы, и хотя не обращался в ней к проблеме охранительных правоотношений, но убедительно обосновал двухчленную структуру нормы права, а также показал, что необходимость принудительных санкций в системе права не означает в то же время, что такие санкции существуют в каждой правовой норме[42].
В 1961 г., исследуя вопрос о понятии правоотношения, О. С. Иоффе и М. Д. Шаргородский, отметили, что «характер правоотношений… меняется в случаях, когда они возникают в результате правомерного поведения, по сравнению с теми случаями, когда причиной их возникновения служит поведение неправомерное»[43], и вместо используемых С. В. Курылевым терминов «правоустановительное правоотношение» и «правоохранительное правоотношение» употребили термины «регулятивное правоотношение» и «охранительное правоотношение». Именно эти термины впоследствии и были признаны доктриной в качестве общеупотребительных. «Правоотношение, возникшее в результате правомерного поведения, призвано к урегулированию общественных отношений его участников, – писали правоведы. – Поэтому оно может быть названо регулятивным правоотношением. Напротив, правоотношение, возникшее в результате неправомерного поведения, призвано уже не только к урегулированию определенных отношений, но и к обеспечению охраны тех других общественных отношений, в которых его участники состояли ранее, до совершения правонарушения. Поэтому такое правоотношение может быть названо охранительным правоотношением»[44]. Как видно из приведенной цитаты, и вывод О. С. Иоффе и М. Д. Шаргородского о существовании различных видов правоотношений, и название таких правоотношений обусловлены функциональным предназначением последних, т. е. существованием регулятивной функции (призванной регулировать определенные общественные отношения) и охранительной функции (призванной охранять те другие общественные отношения, в которых их участники состояли ранее, до совершения правонарушения). Таким образом, помимо терминов «регулятивное правоотношение» и «охранительное правоотношение», получивших безоговорочное признание в правовой науке, О. С. Иоффе и М. Д. Шаргородский предложили доктрине начало (основание) разрабатываемой теории – правовые функции.
В дальнейшем О. С. Иоффе развивал мысль о существовании охранительных правоотношений при рассмотрении вопросов гражданско-правовой ответственности. «Основанием ответственности служит правонарушение, – писал цивилист. – Оно вызывает правоохранительные отношения между лицом, его совершившим, и тем, перед кем нарушитель должен нести ответственность»[45]. Употреблял ученый и термин «охранительные обязательства», обособляя их в самостоятельную классификационную группу, в которую включал обязательства, возникающие вследствие причинения вреда, обязательства, возникающие вследствие спасания социалистического имущества, обязательства, возникающие вследствие неосновательного приобретения или сбережения имущества[46].
В 1963 г. В. М. Горшенев предложил разделять правоприменительные акты органов государства на две группы: правонаделительные и правоохранительные. С его точки зрения, правонаделительные акты «имеют своим непосредственным назначением конкретизацию предписаний нормативных актов путем установления участников общественных отношений, наделения одних субъективными правами и возложения на других соответствующих юридических обязанностей»[47], а правоохранительные направлены на защиту прав, свобод и интересов граждан от всяких посягательств. Можно отметить, что, исследуя теорию юридического процесса, В. М. Горшенев говорит об охранительной и регулятивной сферах правового регулирования[48], а также предлагает разделять процессуальные нормы на: 1) нормы, определяющие положительную деятельность субъектов права, в том числе правонаделительную деятельность компетентных для этого органов государства (восстановление или наделение правами и обязанностями в соответствии с законом определенных субъектов общественной жизни); 2) нормы, регулирующие правоохранительную (юрисдикционную) деятельность[49].
В 1970 г. А. А. Ушаков высказал весьма ценную и плодотворную мысль (развитую затем в трудах С. С. Алексеева) о том, что система права включает в себя две функциональные подсистемы – регулятивную и охранительную[50], которые в свою очередь включают в себя регулятивные (положительные) и охранительные (отрицательные) нормы. «Положительные, или регулятивные нормы указывают на то, что люди должны делать, как поступать определенных жизненных ситуациях, а отрицательные, или охранительные нормы говорят о том, что люди не должны делать при определенных жизненных ситуациях»[51], – пишет А. А. Ушаков и делает весьма важный для понимания теории охранительных правоотношений вывод: «Основной особенностью структуры охранительных норм является наличие санкции. Регулятивные нормы по своей природе не нуждаются в санкциях»[52].
В 1970 г. А. Ф. Черданцев подчеркнул функциональные связи норм права в процессе регулирования общественных отношений и признал разделение правовых норм на регулятивные и охранительные. «Нормы права разделяются как в зависимости от предмета правового регулирования, так и от того, какую роль они играют в регулировании общественных отношений, каким способом их регулируют, – подчеркивал теоретик. – Одни правовые нормы (регулятивные) регулируют общественные отношения путем определения прав и обязанностей субъектов этих отношений, другие (охранительные) – посредством установления мер принуждения к правонарушителям»[53].
В 1975 г. В. Ф. Яковлев сформулировал ряд положений, имеющих значение для дальнейшего развития теории охранительных правоотношений. Во-первых, цивилист отметил, что «охранительные правоотношения возникают на основе охранительных норм, являются формой, в которой реализуются установленные законом на случай неправомерного поведения санкции – меры защиты субъективных прав или меры ответственности»[54]; во-вторых, указал, что в охранительном правоотношении субъективное право имеет «форму притязания», а охранительное правоотношение «является относительным и принадлежит к правовым связям активного типа»[55]. В-третьих, В. Ф. Яковлев пришел к выводу, что «само использование принудительных мер… сконструировано в виде субъективного права потерпевшего лица»[56].
Б. Т. Базылев в этом же году предпринял попытку изменить господствующий в доктрине взгляд на структуру нормы права и доказать, что правовая норма не трехчлена, а двучленна и состоит из гипотезы и диспозиции; то, что обычно называют санкцией, есть ничто иное, как диспозиция вида нормы, чья гипотеза указывает на особый юридический факт – правонарушение или обстоятельство, препятствующее реализации первичных прав и обязанностей[57]. Помимо этого, правовед обратил внимание на функциональную специализацию правовых норм[58].
Заметный вклад в рассматриваемую теорию внес С. С. Алексеев, который в ряде работ 1966–1982 гг. исследовал различные аспекты проблемы и разработал положения, имеющие существенное значение для понимания охранительных правоотношений. Совокупность этих положений можно трактовать как первую попытку разработать концепцию охранительного права при помощи системного подхода.
