– Вас ожидают?

– Нет. Но вы скажите, что пришла Юлия Евгеньевна, мать Богдана. Он поймет, кто это.

Охранник окинул меня подозрительным взглядом и потянулся к трубке стационарного телефона.

Я понимала, что шансов у меня крайне мало: Бодров элементарно может меня не впустить и тогда не будет ни единой возможности пробраться к сыну. А это было самое кошмарное, что можно было только представить.

Мужчина положил трубку, и я все прочитала по его лицу без каких-либо слов. Бодров послал меня…

– Проходите, – неохотно проговорил он, и я, не веря своему счастью, быстро прошмыгнула мимо.

– Простите, – обернулась, – а вы не подскажете, как отыскать его дом?

Пришлось немного поплутать, пока нашла высокий коттедж из темного дерева и черного стекла. В другое время я бы с удовольствием пробовалась окружающей красотой, но не сейчас: сейчас мне было наплевать абсолютно на все. Сын – вот что волновало меня. И только он.

Как он там без меня? Плачет, наверное…

Сердце просто кровью обливалось, стоило только представить маленькое родное личико в слезах. Ему наверняка страшно, он растерян и хочет ко мне…

И как теперь только попасть в этот чертов дом?! Огромные ворота были плотно закрыты. Вокруг ни души.

– Я вас слушаю, – раздался откуда ни возьмись голос Бодрова, но его нигде рядом не было. От неожиданности я отшатнулась от ворот и, подняв голову, увидела небольшой встроенный монитор. С него на меня смотрел Глеб Бодров. – Что вы хотели?

Я дико разозлилась. Что за глупые вопросы – что я хочу? Он издевается? Я хочу забрать своего ребенка!

– Ну уж не косметику по каталогу толкнуть! Где мой сын? Я пришла за ним!

– Откуда у вас мой адрес?

– Оттуда же, откуда у вас уверенность в том, что мой ребенок – ваш! Между прочим, заявление на вас уже в полиции, с минуту на минуту сюда явится судебный пристав, – я отчаянно блефовала и была рада тому, что через монитор не так явно читается по моему лицу ложь. – А еще я обратилась на телевидение! Да-да. Если вам кажется, что это сойдет вам с рук – вам кажется! Мне плевать на ваш статус, потому что никто не имеет права безнаказанно красть чужих детей, понятно?

– Как раз этим мы сейчас занимаемся.

– Чем именно?

– Устанавливаем, чужой ли мне ваш ребенок.

– Конечно, чужой, ну что вы несете! Вы же взрослый человек и знаете, как делаются дети. Он никак не может быть вашим, потому что вчера я увидела вас впервые в жизни! И вообще, впустите меня, я хочу увидеть Богдана, – я со всей силы ударила ногой по воротам. – Впустите, или я здесь все разнесу!

– Юля, успокойтесь, хорошо? Бестолковые крики ничего не дадут.

– Бестолковые крики? – глаза наполнились слезами. – А если бы вашего ребенка украли, как бы реагировали вы?

– Я все понимаю, но если это и мой сын, я имею право это знать тоже, вам не кажется?

Господи, ну за что мне это все? За что?!

Я подняла голову смаргивая слезы, шумно втянула носом влагу, выдохнула, запрещая себе делать глупости. Этим можно все только испортить.

– Глеб Александрович, пожалуйста! Ну что вы за человек такой? Хорошо, делайте ваш чертов тест, но хотя бы просто впустите меня к сыну. Я должна его увидеть.

– Психолог сказал, что это нежелательно. Сейчас мальчик совершенно спокоен и в хорошем настроении, встреча с вами может все испортить.

– Да что там у вас вместо сердца? Кусок дерьма?! Открывайте немедленно ваши проклятые ворота! – я забарабанила кулаками по непробиваемой обшивке. – Я не уйду, понятно? Буду ночевать здесь, если понадобится!

– Пока не будет известен результат теста ДНК, мальчик будет жить в моем доме, – жестко отрезал он. – А потом… в общем, я с вами свяжусь.

И все, монитор потух.

Я не поверила своим глазам.

Психолога они там вызвали, все решили… А меня кто-нибудь спросил?

Если бы мне кто-то рассказал подобную историю, я бы в жизни в такое не поверила. Двадцать первый век, правовая страна, влиятельный человек, не бандит какой-то… Что вообще происходит? Может, это какой-то нелепый розыгрыш?

Я обошла дом по всему периметру – ни единой лазейки, ни крошечного выступа, чтобы забраться на забор. Одни только камеры, которые следили за каждым моим шагом.

Я вдруг поняла, о чем говорила Кристина и эти мужики из полиции – этот Бодров на самом деле недосягаем. И да, ему действительно все может запросто сойти с рук. Сегодня я это поняла.

Стало безумно страшно. Страшно, что я смогу никогда не увидеть своего ребенка, которого этот варвар решил присвоить себе!

Я обессиленно опустилась прямо на газон у ворот. Мысли путались, мешая трезво оценивать ситуацию, каждый закоулок души заполнил страх.

Сидеть и ждать какого-то теста? Не видеть сына? Ну уж нет!

Мне бы только пробраться в эту крепость, хоть как-нибудь…

Неожиданно одна из дверей ворот негромко поехала вправо, выпуская из недр закрытой территории какую-то женщину в строгой одежде. И только я собралась подняться и прошмыгнуть внутрь, как дверь закрылась.

Я готов была заскулить от отчаяния.

– А вы кто? – спросила женщина, осматривая меня сквозь линзы очков.

– Юля, – глухо ответила я.

– От Лавровых?

– Что, простите?

– Вы по поводу работы горничной?

Как Ньютона озарило когда-то от удара яблока по голове, так и меня озарило от ее слов. Молниеносно.

Я быстро подскочила на ноги и нацепила на лицо пластмассовую улыбку.

– Да, я та самая Юля. От Лавровых. И мне очень нужна работа.

– Тогда пойдемте.

***

– У вас хорошие рекомендации. Еще высшее образование! – Ольга Ивановна – а именно так звали женщину, давшую мне билет в дом Бодрова – одобрительно закивала. Она листала какую-то абсолютно непонятную мне папку, видимо, той самой Юли "от Лавровых", за которую я себя бессовестно выдала. – Только вот… – прищурилась, бегая глазами то на меня, то на фото в папке. – Вы как будто изменились внешне…

– Ах, это, – я махнула рукой, надеясь, что хорошо вуалирую свою ложь. – Цвет волос сменила. Ринопластика… Лавровы платили мне очень хорошо.

Где же здесь может быть детская? Хотя бы примерно… Конечно, я понятия не имела, какое расположение комнат в этом огромном доме. Бросить все и побежать искать своего ребенка я не могла, понимала, что меня сразу же выведут под белые ручки амбалы, которых я заметила уже возле дома. Наверняка "пасут" периметр.

Сколько же у Бодрова врагов, раз такая сложная система охраны?

И главное – как во всем этом должен находиться мой сын?

Я ужасно хотела его увидеть, но не понимала, под каким предлогом покинуть столовую – а именно здесь проходило "собеседование".

Ольга Ивановна что-то говорила и говорила, рассказывала, объясняла, а я только и думала о том, как добраться до своего ребенка. Как его найти. Не спрашивать же напрямую.

И вдруг… голосок. Тоненький. Недовольный.

Богдан!

Я едва не подскочила с места, но вовремя заставила себя притормозить.

– В доме есть дети? – вырвалось. – Я думала, у Глеба Александровича нет детей.

– Вообще, нет. Вернее – не было.

– То есть как это? – я попыталась выдать "дуру". – С неба на него, что ли, ребенок свалился?

– Ну не с неба, конечно… – она воровато обернулась на дверь и подалась вперед: – Походу нашел своего сына, представляете? Вчера!

– Да ладно? – я прикрыла рот ладонью, разыгрывая недоумение и радуясь, что язык у его домоправительницы, или кто она там, оказался совершенно без костей. – И где нашел?

– Ничего не знаю, – развела руками. – Не так давно сюда привез. Я не поняла: то ли мать у него пьющая, то ли еще что… Сразу тут суета поднялась: педиатры, еще врачи какие-то. Психолог приехал. Пытался на мальчишку повлиять. Только парень оказался с характером, дал тут всем жа́ру.

– Это что вы имеете в виду? – я ощутила, как от лица отлила кровь. И мне даже уже было все равно, почувствует она подвох или нет. Плевать. – Он плакал, что ли?