Мы пришли на эту (надеюсь) нашу последнюю стоянку вчера утром. На море была широкая солнечная дорожка на юго-востоке. Многие уже искупались, когда я спустился на пляж, и ВП сказала мне, что медузы радужные. Я видел это. Я плыл вокруг скалы-егеря с маской. Я решил, что медузы такие от утреннего солнца.

Второй день с трудом отделываюсь от эротических фантазий. У МШ и ЛС тоже плохи дела. МШ считает, что это от долгого воздержания и обнажённых девушек у моря. А я думаю, что ещё это от солнца и праздности, и вина. Но сегодня лучше.

Пока не забыл: я первый искупался в море. Меня удивляло, что другие так не торопятся. Играла музыка.

10/VIII

Снова спал у моря. Сон был нехороший. И очень реальный. Я проснулся, когда во сне понял, что это сон. У меня затекла рука. Начинало светать. Я выглянул из-за камня и увидел, что на востоке небо розовеет. Из мазохистских (по всей видимости) соображений пытался вспомнить каждую деталь сна. Вечером один ушёл от костра, искупался [голый; мы вообще с Шугой и Смирновым почти всё это время по пляжу голыми ходили], а когда выходил на берег, меня осветили фонариками от костра. В общем-то я был рад, что явился причиной общего веселья. В этот раз я не испытал особого удовольствия от купания. Не только потому, что было прохладно. Слишком долгий заход в воду, кругом камни и видно только поверхность воды. Мы были чужими: я и море. Я уже не боялся светлячков, но только смотрел вокруг: на таинственные водорослевые камни, на берег (огонь чуть мерцает, и то, что поют, еле слышно), на серебристо-чёрную, морщинистую поверхность вокруг меня. Я не улавливал ни одной зацепки к единству. Я плыл обратно.

Пока не забыл: дорожки бывают не только солнечные и лунные, но и корабельные и даже звёздные.

Пришёл ТВ в мою тень и лёг спать на мой коврик. Он не выспался. Я переместился на напопник.

С каждым днём всё труднее вспоминать, что было в горах, свои ощущения. Мне было хорошо в облаках. Когда они накрыли нас, камни действительно стали похожи на привидения. Мне очень хотелось, чтобы нам удалось подняться над облаками. И так случилось. Наверху я много фотографировал. Несколько раз на ходу снимал рюкзак. Точнее, мы оказались между облаков: они были вверху, совсем рядом, и под нами. Там, внизу, они иногда разрывались и было видно далеко-далеко холмы побережья и море. Потом дыры затягивало. Когда мы шли в облаках, ЛС и МП видели колибри, а ещё МП сказал, что хорошо так идти, понятия не имея, куда идёшь. У меня по этому поводу родился сюжет, и какое-то время я его обмозговывал. А сегодня МП, не зная того, угадал мой сюжет «сон-реальность». Меня спросили: как мне спалось сегодня у моря?, и я сказал: хорошо, только сон был нехороший, такой чересчур реальный. На это МП в своей неизменной спокойно-шутливой манере с государевскими (московскими?) интонациями выдал следующее: «Так и должно быть. Откуда нам знать: может быть, сны – это и есть реальность, а то, что происходит, когда мы просыпаемся – это сон?». ИЯ вставила, а МП подтвердил, что, возможно, те, кто не видят снов, не живут. Всё-таки ужасно, когда сон настолько реален: практически – моё повседневное в подсознании и в сознании, лишь слегка вычурное и раскрашенное.

По дороге на Джурлу-1 сфотографировался рядом с высоким жёлтым цветком. По-моему, отличный снимок. С видом на яйлу и близкие облака [в то время нельзя было сразу увидеть, какой вышел снимок; всё оставалось на плёнке, которую потом надо было проявить; Яйла – в Крыму так называется холмистое плоскогорье]. Вечером ходил смотреть на море (Джурла-1 низко в уютной долине). Облака над побережьем были как дымки или испарения. Хотелось увидеть больше моря, и я ушёл далеко по холмам на юг. Спустившись в расщелину между холмами, очутился в мрачном, зловещем, диком сказочном лесу. За новым холмом оказался следующий. Я решил возвращаться: с севера мне в спину летел холодный ветер, я видел – он нёс новый дождь. Стыдно признаться: мне не хотелось промокнуть. Снова спускаясь к лесу, я услышал голос большой птицы и подумал, что должен увидеть орла на земле, раздирающего какую-нибудь косулю. Но в лесу опять была дикая тишина и крапива. Ночью дождь был несмелый, но снова нас накрыли облака, и ветер всю ночь рвал тент на палатке. Утром было ещё пасмурно. МП и КП готовили завтрак. Я сидел с ними у костра. Мы смотрели, как облака струями текут по зелёным склонам ущелья к нам.

Вчера вечером видел в небе летящего волшебника, и ещё что-то крылатое летело ему навстречу. А потом, когда сидел над морем на высокой скале с расщелиной, между нашей и соседней бухтами, было что-то очень странное. Солнце спряталось за высокую гору справа, и был сильный ветер с гряды. Ветер не давал волн, только морщил воду причудливыми веерами, разбегающимися от берега, тающими и возникающими вновь. Сначала я вспомнил вторую ночь на море, когда не спали со всего пляжа только я и пара из (Челябинска?). Со стороны Нового Света [посёлок недалеко от Судака; между двумя этими пунктами мы и стояли] заиграла дискотека: «Агата…» «Как на войне». Их концерт в К…; они где-то есть, живут, существуют сейчас; я вижу море; сейчас я, пьяный, пойду купаться, рождать руками светлячков в воде; дискотека в Новом Свете… Не хочу идти в Новый Свет. Я заметил, что море на востоке – насыщенно-голубое, а на западе, под тучей – чёрно-зелёное. Если вдуматься, как звучит: «Чёрное Море», – так ужасно. Что я делаю на этой скале? Мне почудилось, что меня магнитит пропасть; море гипнотизирует меня, заставляет меня что-нибудь сделать. Например, прыгнуть вниз. Я прислонился спиной к камню. На западе – синее море и розовые горы. Я решил: это следует сфотографировать, хотя есть аналогичный дневной кадр. И я ушёл со скалы. Я сфотографировал весь взрослый народ на фоне розовых гор. Сегодня я снова пойду на ту скалу. Прямо сейчас. Я на скале. К краю подходить не хочется. Забыл напопник. Внизу проплыла красная лодка с одиноким гребцом. Сейчас она справа, вместе с двумя другими, в блике солнечных туч, не так красиво. Цвет моря сейчас везде разный и всё время меняется. Оказывается, есть ещё облачные дорожки. Лучше всего: на горизонте справа и у подножия гор, которые через (час?) станут розовыми: нежно-голубая полоска за свинцовым пятном. Она не исчезает, хотя мне кажется, я ужасно медленно пишу. Две лодки возвращаются. Вот это да! Свинцовое пятно вдруг стало полосами: красная – зелёная – красная. Всё за считанные секунды. Зелёная полоса расширяется. Сзади, в горах, гром (ворчание). Выглянуло солнце. Третья лодка возвращается. Она зелёная, четыре человека. Под скалой вода – зелёная. Невозможно описать. Просто не успеваю. Красные и зелёные полосы меняются местами. Опять гремит. Солнце снова – за тучами. Пробиваются лучи. Лодки уже далеко. Виден Судак. Опять – много свинца. Поли сказали, что я стал большим эгоистом. Я изменился. У меня отобрали зажигалку. Я иду дежурить. Снова выглянуло солнце. Тень от пальцев на строчках. В горах – гремит. Задержался. Так интересно: уже нет никаких полос и пятен, – теперь наоборот: слева море зелёное, справа – синее.

11/VIII

Когда остаюсь один, всё время слышу чьи-то шаги.

12/VIII

Очень хорошая волна. Меня несколько раз бросало на камни. Но остался жив. Сейчас лежу в тени, но качка в голове продолжается. Позавчера была сильная гроза. Мы дежурили. Примус стоял в центре ручья, и МП сделал вокруг него плотину. Половина вещей в палатке промокла. Из Судака вернулись сильно пьяные ЛС и МШ и были со скандалом изгнаны из палатки спать на пляж на одном коврике. Я принёс им свой коврик, полбутылки вина и остался с ними. Тоже со скандалом. Шуга познакомился с девушкой на дороге. Они с ЛС растранжирили половину выданных им общественных денег, разбили бутылку водки, одно яйцо и забыли в такси пять пачек «бонда». На пляже снова был ливень, мы прятались под ковриком и орали песни [помню, что-то похабное, Лаэртского какого-нибудь]. Рано утром я всё же ушёл в палатку, потому что замёрз и боялся заболеть. (Может быть, я бы и не проснулся, но меня разбудил ЛС, который дрожал как эпилептик). Вчера было солнечно только днём. Вечером немного помочило, а после дождя я ходил купаться пьяный. Лежал на волнах и орал песни. Вечером ходил на скалу. Луна стала побольше. Дорожка уходила к западу. Сначала она была только на пляже. Не могу сейчас представить и описать цвет (какая-то мёртво-ало-жёлтая). Небольшой участок у подножия камня. Потом она вытянулась конусом к горизонту, бледно-жёлто-серебристая. А справа из-за гор часто-часто бесшумно выстреливали отсветы грозы, вспыхивали облака-«телефонные трубки». На скале мне стало одиноко. Я был пьян, но не знал, что мне делать с этим опьянением. Я ушёл один спать на пляж. Накатывали волны, луна разлила по пляжу своё тихое серебро. Я лежал на боку и смотрел на отчётливые камни, белое море. Утром я часто просыпался и снова засыпал минут на десять. Просыпаясь, смотрел на красно-жёлтый облачный рассвет.